Диета дядюшки Айнтопфа - Василий Жабник

— Да разве ж это жизнь, — рассудил Ганс, — коли нельзя показаться на глаза порядочным людям. Он как дотумкал, что в деревне этакой вонючке не рады, так с тех пор вообще не вылазит из своей норы — может, по ночам только. Мы же как с ним теперь торгуем? Привезём мясо, положим на крыльцо, постучим в дверь — и домой, а за деньгами на следующий день приходим — он их нам в условленном месте оставляет. С другой стороны, грех жаловаться: платит ваш знакомец солидно, а покупает что поплоше, а то и вовсе дрянь. Особенно ему падаль нравится: у меня пёс намедни околел, так я его отвёз — получил пятьдесят евро, а он и при жизни никогда столько не стоил...

В Гансе проснулась словоохотливость, но полковник его уже не слышал. «Неужели Айнтопф до сих пор продолжает молодеть? — восхищался он. — Надо полагать, мне следует быть готовым к тому, что он окажется прыщавым подростком или сопливым мальчишкой! Да не потому ли он и прячется ото всех, что начал становиться слишком уж юным и вовремя сообразил, что лучше быть предметом сплетен в качестве эксцентричного затворника, нежели чёрного колдуна?..»

Автобус начал замедлять скорость.

— Приехали, — удовлетворённо произнёс Ганс, оборвав на полуслове бесконечную историю про беспутную дочку.

Он помог полковнику выйти, затем растолковал дорогу до дядюшкиной усадьбы.

— А правда, что Вонючка в городе знаменитым поваром был? — напоследок спросил он.

— Правда, — кивнул полковник. — Я приехал сюда в надежде отведать несколько его фирменных блюд.

— Из палой собачатины? — хохотнул Ганс.

— Моя прабабушка была кореянкой, — отшутился герр Краузе.

Идти по неглубокому, но рыхлому снегу шаркающей стариковской походкой было трудно, полковник часто останавливался передохнуть и успокоить растущую тревогу, ибо уже смеркалось и с каждой минутой всё бесспорнее становилась мысль, что следует немедленно возвращаться, — но вот деревья по бокам дороги стали редеть и впереди показалось подворье.

— Ну и халупа! — вырвалось у полковника, когда он, следуя за своей гротескной тенью, почти полностью растворившейся в сумраке, подошёл к дому. — И по-моему, в ней уже давно никто не живёт! — прибавил он, разглядев заколоченные окна.

Впрочем, со второго взгляда дом выглядел отнюдь не заброшенно, а диковинно и даже зловеще, ибо все окна были забиты не абы как, а плотно пригнанными и обильно покрашенными досками, между которыми не осталось ни единой щёлки. Так могло бы выглядеть обиталище вампира, прячущегося от солнечных лучей, подумал полковник и поёжился. «Не будь дураком, — ободряюще сказал он себе, — Айнтопф скрывается не от дневного света, а от любопытных глаз!» — и направился к двери.

Сначала он стучал кулаком, потом, испугавшись, что хозяин может находиться в отлучке, принялся отчаянно колотить тростью, не беспокоясь о сохранности серебряного набалдашника. Он терпеть не мог эту франтоватую палку, подарок от бывших подчинённых на семидесятилетие, но ходить без её помощи становилось всё труднее и труднее. Вот вам и ещё один повод сесть на диету, смутно подумал полковник.

— Подите прочь! Я не желаю никого видеть! — наконец раздражённо откликнулись за дверью. Слова звучали так, словно у говорящего частично парализовало губы, а голос был визгливым и гнусавым, но несомненно принадлежал бывшему кухмистеру.

— Айнтопф, это я! — обрадованно закричал полковник. — Открывай скорее, я озяб, пока шёл к тебе!

— Герр Краузе? — Раздражение сменилось недовольным удивлением. — Что вы здесь делаете и какого чёрта вам от меня нужно?

— Мне нужна твоя чудесная диета! Помнишь, ты сказал, что мне не хватает стимула? Он у меня появился!

— Моя чудесная диета оказалась чудовищной ошибкой, герр Краузе, — скорбно вымолвил дядюшка Айнтопф, — и вам невероятно повезло, что тогда вы оказались не в состоянии последовать ей.

— Не морочь мне голову! — воскликнул полковник. — Я же знаю, каким ты был до неё — и каким стал! Я тоже хочу помолодеть и ради этого готов проглотить любую мерзость, которую ты мне предложишь!

— Ни черта вы не знаете, герр Краузе, — печально проговорил бывший кухмистер, — и понятия не имеете, о чём просите...

— Так объясни мне! — потребовал полковник.

— Вам будет лучше остаться в блаженном неведении, — отозвался дядюшка Айнтопф. — Просто поверьте мне, герр Краузе, и уходите отсюда. Оставьте меня в покое, умоляю вас!

— Куда я пойду? — возопил старик. — Уже стемнело, Айнтопф, я наверняка собьюсь с пути и замёрзну! Ты волен отказать мне в приобщении к своей диете, но не смей отказывать в ночлеге!

— Ладно, — сказал дядюшка Айнтопф после долгой паузы. — Я пущу вас и даже развлеку дружеской беседой за рюмкой того, что согреет ваши обледенелые кости, но сидеть нам придётся без света. Мне он без надобности, ибо я теперь прекрасно вижу и в темноте, а вам, ей-же-ей, ни к чему лицезреть меня и моё логово... Вы согласны на это условие?

— Да, да! — крикнул полковник.

Дверь, тихонько скрипнув, отворилась внутрь. Из непроглядного мрака на полковника пахнуло зверской вонью гнилого мяса и долгожданным теплом. Он подавил тошноту, шагнул — и остановился на пороге: «А ну как вцепится в глотку!..» — припомнились ему слова Ганса.

— Входите же, — любезно пригласил спрятавшийся за дверью дядюшка Айнтопф. Он догадался, отчего медлит его гость, и продолжил: — Не бойтесь, я не убиваю для пропитания и тем более не ем живых...

Полковник вошёл, невидимый дядюшка Айнтопф захлопнул дверь и потянул его за рукав пальто:

— Я буду вашим поводырём, герр Краузе.

Полковник сидел в том, что на ощупь было кожаным креслом, и смаковал нечто, по вкусу и запаху являющееся восхитительным коньяком. Сам дядюшка Айнтопф пить не стал, сославшись на ещё одно побочное действие своей диеты.

— Стоило тащить с собой весь погреб «Холодной утки», чтоб однажды, раскупорив перед обедом бутылочку сотерна, обнаружить у себя сильнейшее отвращение к алкоголю! — пожаловался он. — Угощайтесь, герр Краузе: в моей винотеке это был один из самых выдающихся экземпляров. Утром я подарю вам ещё парочку.

— Твоё здоровье! — полковник качнул бокалом в сторону дядюшкиного голоса.

— Пожелайте мне лучше счастья, — раздался горький ответ. — Я и без ваших здравиц неплохо себя чувствую.

— Благодаря своей диете, вестимо, — проворчал стремительно хмелеющий полковник, поставив опустевший бокал на незримый стол и расслабленно откидываясь на спинку кресла. Он уже привык к трупному смраду и перестал замечать его, а спиртное помогло перебороть страх темноты, скрывающей бывшего кухмистера, и даже сделало её вполне уютной. — Это форменное свинство, Айнтопф, что ты больше не хочешь научить меня правильному питанию!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});