О, Иерусалим! - Ларри Коллинз

Закончив свою речь, Бен-Гурион повернулся к бело-голубому флагу за своей спиной. Нежно, почти благоговейно он погладил рукой ткань.

— Наконец-то, — сказал он негромко, — наконец-то мы — свободный народ.

3. Папа вернулся!

Ни арабов, ни евреев решение ООН, сделавшее неизбежным вооружённое столкновение, отнюдь не застало врасплох.

Предвидя возможность войны, обе стороны уже много месяцев готовились к ней.

Ранней весной 1945 года Давид Бен-Гурион в зашторенном кабинете своего скромного дома по улице Керен Кайемет, 15, принял посетителя. Это был американец — одно из весьма высокопоставленных официальных лиц Соединённых Штатов.

Несколькими неделями ранее этот человек принимал участие в Ялтинской конференции, наметившей контуры послевоенного мира. Посетитель рассказал внимательно слушавшему Бен-Гуриону подробности одного частного разговора, который во время Ялтинской конференции вели в кулуарах Франклин Д. Рузвельт, Уинстон Черчилль и Иосиф Сталин. Разговор шёл о Палестине. Неожиданно, как рассказывал Бен-Гуриону его посетитель, глава Советского Союза обратился к Черчиллю.

— Есть только одно решение арабо-еврейской проблемы в Палестине, — сказал Сталин британскому премьер-министру, — только одно решение, которое Советский Союз намерен поддержать: это создание еврейского государства.

Услышав слова российского диктатора, Бен-Гурион вскочил.

Через много лет он припомнит, что именно в этот момент им овладела абсолютная уверенность — у еврейского народа будет в Палестине своё государство. Под совместным давлением Советского Союза и Соединённых Штатов, ответственных перед мировым общественным мнением, Англия, несомненно, вынуждена будет уступить.

Вернувшись к креслу, Бен-Гурион начал обдумывать услышанное.

Многие годы сионисты добивались, чтобы мир признал право евреев на создание своего государства: это была одна из главных задач сионистского движения. С момента такого признания задача движения становится иной, ещё более важной: защищать своё государство с оружием в руках. Бен-Гурион понимал, что если великие державы могут легально санкционировать создание еврейского государства, то осуществить это решение предстоит самим евреям. Он не сомневался, что для этого придётся помериться силами с арабскими государствами. Останутся ли евреи в живых, осуществится ли их мечта о государстве — это зависит от готовности ишува к военному столкновению.

Утром 6 апреля 1945 года, вскоре после того, как Бен-Гурион принимал у себя американского гостя, начался критический день в жизни человека, которому судьбой было суждено стать главным противником Бен-Гуриона. Это был Мохаммед Сайд Хадж Амин эль Хусейни, иерусалимский муфтий, духовный вождь иерусалимской мусульманской общины.

События, ставшие поворотными в жизни муфтия, произошли в Берлине, столице нацистской Германии. За последние годы Хадж Амин не раз принимал у себя, в своей вилле на Гетенштрассе, в Зелендорфе, высокопоставленных нацистских вождей. Но теперь, в это утро, муфтий сидел в квартире одного из своих друзей, и единственным представителем Третьего Рейха был эсэсовец — телохранитель и шофёр, который привёз муфтия в Берлин из австрийского города Бадстейна.

Перед человеком, стол которого ещё несколько месяцев тому назад ломился от самых изысканных деликатесов, взимаемых со всей оккупированной Европы, сейчас стояла тарелка с пищей египетского феллаха — кашей из красных бобов в уксусе (такую еду немцы считали пригодной разве что для скота). В комнате присутствовало несколько арабов с сумрачными лицами; это были те самые люди, которые в октябре 1941 года последовали за муфтием, когда он, переодевшись в платье служанки итальянского дипломата, улизнул от британской облавы и пробрался в Тегеран, чтобы потом пешком дойти до турецкой границы и добраться до Берлина.

Убеждённый, что победа гитлеровской Германии поможет осуществлению его целей — изгнанию евреев из Палестины и англичан с Ближнего Востока, — Хадж Амин поставил на нацистскую карту всё. Он употребил весь свой личный престиж и всё своё влияние религиозного лидера на то, чтобы превратить арабов в действенных союзников нацизма. Он вербовал людей, которых немцы потом забрасывали в тыл англичан в качестве диверсантов. Он помог сформировать из югославских мусульман две эсэсовские дивизии. Он сделал всё, чтобы облегчить немцам вторжение в Тунис и Ливию. Его агенты за сорок восемь часов предупредили штаб вермахта о готовящейся высадке союзников в Северной Африке (хотя на это предупреждение не обратили внимания). Наконец, доподлинно зная, в чем заключается «окончательность» окончательного решения еврейского вопроса, муфтий приложил все усилия, чтобы ни одна из жертв нацистов не избежала газовых камер рейхсфюрера Генриха Гиммлера и не пробралась в Палестину. В 1943 году он лично обратился к рейхсминистру иностранных дел Риббентропу, требуя предотвратить эмиграцию четырёх тысяч еврейских детей из Болгарии в Палестину.

И вот теперь, 6 апреля 1945 года, стало ясно, что Хадж Амин эль Хусейни проиграл. Напоминанием о поражении муфтия был непрекращающийся гул самолётов союзников, методично бомбивших Берлин. Хадж Амин эль Хусейни должен был готовиться к следующему раунду в борьбе двух народов. Он послал эсэсовского телохранителя к машине.

Немец вернулся с мешком посылок Красного Креста для военнопленных. Муфтий роздал пакеты людям, сидящим за столом. Затем он достал кожаный бумажник и извлёк оттуда толстую пачку денег: швейцарских франков, американских долларов и британских золотых сертификатов. Эти деньги он разделил на двенадцать частей и положил по пачке перед каждым гостем.

Здесь нам больше нечего делать, — сказал муфтий, и взгляд его был так же непроницаем и бесстрастен, как тогда, когда три года назад он слушал сообщение об успехах германской армии. В те дни казалось, что победа близка. Каждый из вас должен постараться вернуться на родину. Там мы продолжим нашу борьбу. Затем он встал и быстрой семенящей походкой выскользнул из комнаты — так монахиня-сиделка неслышно отходит от одра умирающего.

Хадж Амин эль Хусейни принял сан иерусалимского муфтия из рук еврея — сэра Герберта Сэмюэла, первого Верховного комиссара Палестины, в 1922 году. До того он два года учился в каирском университете Аль Дэхар и бросил его, не преуспев в геологии. Потом он служил в качестве кадета в турецкой армии (сотрудничая при этом в английской разведке); затем, уверовав, что освобождение арабов осуществится через посредство британской короны, стал яростным англофилом и поступил на службу советником британской администрации в Судане. «Декларация Бальфура» и соглашение Сайкса-Пико убедили его в двуличии англичан. Хадж Амин возненавидел их ещё больше, чем евреев. Вернувшись из Судана в Иерусалим, он начал на улицах и базарах натравливать арабов на евреев; и тут-то он понял, наконец, что нашёл своё призвание. Его интриги и подстрекательства принесли плоды в пасхальное воскресенье 1920 года: толпа арабов напала на евреев около Яффских ворот. Было убито двенадцать человек: шесть евреев и шесть арабов. Так пролилась первая кровь в борьбе между евреями и арабами за Иерусалим.

Роль Хаджа Амина в этом столкновении стоила бы ему десятилетнего тюремного заключения, если бы он вовремя не сбежал в Трансиорданию (приговор был вынесен заочно). Однако пробыл он в изгнании недолго. Вскоре освободился пост муфтия Иерусалима; и сэра Герберта Сэмюэла, который, будучи евреем, старался оставаться беспристрастным, уговорили назначить муфтием именно Хадж Амина эль Хусейни — ибо, как убеждал Верховного комиссара политический секретарь мандатной администрации Э. Ричмонд, ярый антисионист, «пребывание на таком посту может преисполнить назначаемого чувством ответственности».

Так британские власти предоставили крайне важный и притом пожизненный пост в Палестине своему злейшему врагу. Вначале казалось, что англичане рассудили умно. Какое-то время Хадж Амин вёл себя тихо. Однако он вовсе не сидел сложа руки — он заботился об упрочении своей власти и не хотел раздражать своих могущественных врагов. Он обеспечил себе избрание на пост председателя Верховного мусульманского совета и получил власть над всеми мусульманскими религиозными фондами в Палестине. Его люди захватили в свои руки суды, мечети, школы, кладбища, так что вскоре в Палестине ни один мусульманин не мог родиться и умереть без того, чтобы за этим не проследил муфтий Иерусалима. Ни один шейх, ни один школьный учитель, ни один чиновник, каким бы мелким он ни был, не назначался без проверки его полной преданности муфтию. Презирая образованных арабов и не доверяя им, муфтий вербовал себе сторонников на базарах и в деревнях. Пользуясь невежеством этих людей, он сулил им оружие и лёгкую наживу.