Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шуба тут же перекочевала из Жениных рук на белые Оксанкины плечи, села на них гордо и красиво, как влитая. Как тут и была. Будто обиделась на Женю за предательство. Повернувшись от большого зеркала к Гоги, Оксанка ловко выгнулась в спине, взмахнула широким норковым подолом, улыбнулась маняще, закутав лицо в мех большого капюшона. Красота!
– Вах-х-х… – только и сумел произнести толстенький Гоги, сверкнув плотоядно глазами. – Вах, хорошо… Как тебе это подходит, женщина!
– Ага, подходит… – грустно простонала Осанка, сделав жалостливо-глупое лицо. – Легко сказать – подходит… – И, обращаясь к Жене, проговорила тоскливо: – Зачем ты мне ее принесла, Женька? Знаешь же прекрасно, что мне такую никогда не купить… Где я денег столько возьму? А так хочется… Я так о такой мечтала всегда… М-м-м…
Оксанка снова прокрутилась красиво, вытолкнув наружу всю свою сексапильность, поймала в фокус восторженный Гогин взгляд. Потом застыла изваянием, разрешая до конца насладиться прекрасным зрелищем, вздохнула, погрустнела кукольным личиком, задрожала пухлыми губами…
Дальше уже следовала развязка спектакля. И в театральном, и в буквальном смысле. Дрожащими руками Оксанка развязала на талии шубный пояс, безысходно повела плечами, небрежно скинула меховую красоту Жене на руки и с размаху упала в кресло – страдать. Страдала она очень убедительно – пустым взглядом, гордо вы тянутой шеей и губами скобочкой. То есть изо всех сил будто сдерживала слезы. По сценарию в этот момент Гоги должен был соскочить с дивана и увести Женю вместе с шубой на кухню – производить процесс купли-продажи шубки для приютившей его прекрасной блондинки.
Он и встал. И повел. А куда было бедному Гоги деваться? Талантливое лицедейство – оно и не таких в нем неискушенных с ума может свести. Тем более по заранее продуманному сценарию. Теперь уж Женя должна была свою роль правильно сыграть. И не переборщить, не дай бог. Иначе Гогиного всплеска страсти пополам с благородством надолго не хватит. Они вещи очень тонкие, можно даже сказать, весьма ненадежные, эти мимолетные мужские страсть и благородство. Вот сейчас, в эту секунду, они есть, а в следующую глянь – уже и порхнули, как легкие птички с ветки. А сейчас птички как раз сидят, чирикают беззаботно и не чуют ничего… Так-так… Сейчас Гоги скажет – можно вас на минуточку, женщина…
– Можно вас на минуточку, женщина? – послушно произнес Гоги, показывая глазами на дверь кухни. – Очень поговорить хочу…
– Что ж, пойдемте, поговорим, – будто бы равнодушно пожала плечами Женя. – Раз просите, отчего ж не поговорить…
– И сколько ты хочешь за свою шубу? – сразу деловито перешел на «ты» Гоги, садясь на кухонный стульчик и заботливо запахивая на волосатых ногах короткий махровый халат. – Только сразу предупреждаю – разумную цену называй. Иначе разговора не состоится. Поняла, женщина?
– Ну… Вообще, я думала за нее две тысячи долларов получить… – робко взглянула на него Женя.
– Сколько? Сколько? Две тысячи? Я не ослышался? Ты что, женщина, меня за тупого лоха держишь, или как? Думай, что говоришь…
– Да я ее за четыре тысячи в магазине покупала! Вы что!
– Когда покупала? Десять лет назад?
– Нет, не десять… Да вы только потрогайте, какой мех! Это очень качественная норка! И сама шуба эксклюзивная… Вы посмотрите, как цвета шикарно подобраны – черный с переливом желтого и оранжевого! Ни у кого такой больше нет, честное слово! По крайней мере, я точно такой второй не видела. А главное – ничего ей не сделалось. Посмотрите, она как новая!
– Ты что, женщина? Ты учить меня сейчас будешь, что ли, какая вещь какую реальную цену имеет? Ты разве не знаешь, что вещь новая и вещь как новая – две очень большие разницы?
– Почему? Знаю. Потому и прошу не четыре тысячи, а всего лишь половину. С учетом амортизационного износа.
– Э-э-э, грамотная какая… Убери свою грамоту куда подальше сейчас, слушай… Даю тебе тысячу, и будь счастлива…
– Как это – тысячу? Всего? Но это же мало… То есть несправедливо…
– А тебе надо, чтоб еще и справедливо было? – обидно хохотнул Гоги, хлопнув себя по плотным толстым ляжкам. – Ну ты даешь, женщина… В общем, тысяча, и разговор закончен. Это хорошая цена. И не говори больше ничего. А то вообще ничего не получишь.
Слишком уж твердо произнес последние слова Гоги, чтоб Женя ему не поверила. И впрямь – скажет еще слово, и действительно ничего не получит. А куда она еще продавать свою шубу пойдет? Некуда ей идти. Завтра за Максимкин зимний лагерь платить надо. А Оксанка на свои кровные точно не разорится. Нет, надо соглашаться, конечно. Да и прав Гоги: вещь новая и вещь как новая – две большие разницы…
– Ну хорошо, – грустно вздохнула Женя, махнув рукой. – Тысячу так тысячу. Уступаю вам, Гоги. Из уважения. Чувствую, с вами и не поспоришь. Сразу видно – деловой вы человек. Только, может, это… Ну… Вы эту тысячу хотя бы в еврах посчитаете? А, Гоги? Понимаете, мне очень сейчас деньги нужны…
– А кому они сейчас не нужны, женщина? – улыбнувшись довольно навстречу ее комплиментам и покладистости, проговорил Гоги. – Знаешь ты хоть одного человека, которому сейчас деньги не нужны? Ладно, в еврах так в еврах. Сейчас отдам…
Вальяжно поднявшись со стула и потянув из Жениных рук шубу, он важно пронес через коридорчик свое круглое пузо и, войдя в комнату к страдающей в кресле Оксанке, произнес победно и снисходительно:
– Пляши! Купил я тебе эту шубу!
Опершись плечом о дверной косяк и скрестив руки на груди, Женя с удовольствием приготовилась досмотреть это придуманное Оксанкой кино, эту немудреную и по-женски любительскую мелодраму, подошедшую, наконец, по всем законам жанра к своему счастливо-сопливому финалу – пора вздохнуть, утереть слезу, а титры можно и не читать… Вот Оксанка, выпрыгнув тигрицей из кресла и схватив ее шубу в охапку, лобызает своего благодетеля в блестящую смуглую лысину, вот снова напяливает ее на себя вожделенно, вот прыгает-вертится вокруг него в страстной пляске довольства этой прекрасной жизнью. Молодец, конечно. Наверное, так и надо жить. Сегодня, сейчас и радуясь. Жаль, что она, Женя, так не умеет. Вот Оксанка умеет, а она – нет. А может, и хорошо, что не умеет. Чтоб с таким вот Гоги, да в постель… Нет уж. Увольте. Тут уж каждому свое, как говорится. У каждого и радости свои, и комплексы тоже свои. Да и проблемы денежные…
Получив из рук Гоги пачечку тысячных бумажек, Женя торопливо распрощалась и поспешила ретироваться из Оксанкиного любовного гнездышка, гонимая в спину нетерпеливым Гогином взглядом. Оно и понятно – надо ж ему компенсацию получить побыстрее за проявленные только что меценатскую щедрость и мужицкое благородство. Не просто же так эти блага он на Оксанкину блондинистую голову должен сыпать. Если каждому – свое, то и Гоги свое отдайте, раз так положено. Дома, плюхнувшись на диван и положив перед собой на столике зеленовато-голубую пачечку, Женя совсем уж было навострилась поплакать немного по невозвратно сгинувшей красивой одежке, но не успела – дверной требовательный звонок быстро поднял ее с места. Кто-то из детей пришел. Что ж, и хорошо. А главное – вовремя. Вот она, возможность сменить горечь утраты на радость в детских глазах. Будут теперь и лагерь зимний, и наряды, и стол новогодний. Лишь бы хватило на все… Проходя мимо зеркала, она смахнула худосочную слезу, успевшую таки выползти на щеку, мельком улыбнулась сама себе. Ничего, что сделаешь, раз ты есть мать? Давай неси свое красное знамя. Оно у тебя тоже, между прочим, радостное. Потому что каждому – свое…
- Открытая дверь - Вера Александровна Колочкова - Современные любовные романы
- Вера, надежда, любовь - Вера Колочкова - Современные любовные романы
- Кабы я была царица... - Вера Колочкова - Современные любовные романы
- Марусина любовь - Вера Колочкова - Современные любовные романы
- Синдерелла без хрустальной туфельки - Вера Колочкова - Современные любовные романы
- Научите меня любить - Вера Колочкова - Современные любовные романы
- Завещание Казановы - Вера Колочкова - Современные любовные романы
- Спасение утопающих - Вера Колочкова - Современные любовные романы
- Трава под снегом - Вера Колочкова - Современные любовные романы
- Ночи и дни - Ольга Горовая - Современные любовные романы