Тревожные сны царской свиты - Олег Попцов

Вывод первый: отряд вооруженных людей, вооруженных не петровскими мушкетами, а экипированных по высшей градации спецчастей, беспрепятственно проходит все контрольные посты как на территории Чечни, так и на территории Ставропольского края. Ссылки на то, что бандиты закамуфлировали свой груз под тела погибших солдат, которых везут к месту захоронения, а такой груз не подлежит досмотру и поэтому им была предоставлена зеленая улица, - на грани нелепости и безрассудства. С точки зрения норм военного времени объяснение преступное. Именно такое объяснение позволяет нам сделать первый вывод. Мысль скрыть таким образом истинный груз пришла Басаеву никак не накануне. Можно себе представить, какое количество машин с такими партиями проследовало через Ставропольский край на территорию России и сколько тайников с оружием было создано при помощи нашей милиции, которая якобы нас бережет.

Все рассказы Басаева о том, что они не собирались захватывать больницу, конечно же, вымысел. В подвалах больницы, факт дикий и невероятный, заранее складировалось оружие. Психологически ход беспроигрышный. Никому не придет в голову проверять больницу, переполненную людьми, как оружейный накопитель. Идея захвата больных и калек в качестве заложников говорит об ужесточении психологии чеченской войны, ужесточении идеологии терроризма, превращении его в терроризм массовый. Терроризм такого масштаба прямо пропорционален масштабу страха, порожденного им.

Согласно информации, поступающей от военных, положение Дудаева к середине июня становится безвыходным. Операция федеральных войск близится к завершению. Российские войска наконец освоились с обстановкой и действуют эффективно как на равнине, так и в горах. Боевики оттеснены к дагестанской границе. Рухнули последние оплоты дудаевской обороны: Аргун, Шатой, Шали. Близится финал. Превосходство в силе и технике федеральных войск не могло не сказаться. Главным итогом действий федерального центра в этот момент можно было считать не успешность завершения военной операции как общемасштабной, а в большей мере нераспространение чеченского конфликта на другие кавказские республики. Рассуждая логически, у Дудаева оставалось реально три варианта. Вариант первый: покинуть республику и на правах политического беженца оказаться либо в одном из мусульманских государств, либо в Европе, либо в одной из бывших Прибалтийских республик. В конце 80-х годов Дудаев служил в Эстонии. У Дудаева перед глазами судьба бывшего президента Грузии Гамсахурдия, политическое убежище которому предложил он сам. Неврастеническая самовлюбленность, вирус вождизма, уже поразивший сознание чеченского лидера, как и амбиции в прошлом боевого летчика, прошедшего Афганистан, исключали возможность подобного самозаточения.

Вероятность вторая. Выбросить белый флаг и пойти на полномасштабные переговоры, но уже на правах побежденного, а значит, выполнять ультимативные требования, которые будут неминуемо выдвинуты другой стороной, как стороной, одержавшей победу. Дудаев, сформировавший свою политику с момента прихода к власти как политику шантажа и ультиматума, раз и навсегда лишался, говоря шахматным языком, игрового пространства. Одним из таких условий в этом случае могло оказаться требование при лояльном развитии событий покинуть пределы республики, то есть практически вернуться к первой вероятности - изгнанию.

Вероятность третья, самая реальная. Перенести практически конфликт за пределы республики, взорвать Кавказ, иначе говоря, начать вторую Кавказскую войну. Дудаев постоянно претендовал на роль всекавказского лидера. Именно поэтому он скрыто наращивал военный потенциал маленькой Чечни. Располагая нефтяными месторождениями, Чечня на Северном Кавказе становилась самой богатой республикой.

Этот вариант в настоящий момент Дудаеву не под силу, но поиск загнанного в угол чеченского лидера будет в пределах этого тактического пространства, поиск внезапного обострения, при котором выброс энергии страха за пределы Чечни вполне реален.

Не понимать этого, не просчитать психологического рисунка ответных действий чеченской стороны, оказавшейся в крайних обстоятельствах, - столь очевидная ошибка всех надлежащих российских служб: разведки, МВД (если операция перешла в стадию полицейской операции) и прочих подразделений, имеющих устрашающие названия: войска специального назначения, СОБР, ОМОН, группа "Альфа". Как уже однажды сказал генерал Варенников, "такое впечатление, что военные вообще разучились делать все...".

Итак, Басаев провел свой невиданный по масштабу и дерзости террористический рейд. Уже ни для кого не секрет, что накануне операции, об этом говорил сам Басаев, он проинформировал Дудаева о своем замысле и получил его одобрение. Маловероятно, что возражения Дудаева, случись они, остановили бы Басаева. Наступает момент борьбы за лидерство среди чеченской военной верхушки. И командир Абхазского батальона (Басаев участвовал в грузино-абхазском конфликте на абхазской стороне, прославился там своей умелостью и жестокостью) бросает вызов и заявляет о себе. В случае удачности этой кошмарной и сверхжестокой операции он может почувствовать себя в роли национального героя Чечни.

Попробуем отрешиться от причитаний и здраво оценить продуманность и психологическую выверенность басаевской операции. Атмосфера войны, террора выбрасывается за пределы Чечни, но уже не в виде безумия фанатичных одиночек, малочисленных групп, а как полноценная скрытая военная операция, схожая с выбросом десанта в тыл противника, когда группа захвата оказывается в самом неожиданном месте (в больнице), где заранее создан склад оружия, объекте сверхмирного назначения. Масштаб страха утраивается, когда в качестве заложников берутся более двух тысяч больных, рожающих матерей, грудных младенцев. Масштаб возможных жертв обретает столь зримую пофамильную тысячность, что делает позицию войск и частей особого назначения, брошенных на штурм захваченной больницы, даже не уязвимой, а безвыходной. И требования Басаева - это не требования многомиллионного выкупа и самолетов, позволяющих покинуть территорию страны. Это не требования освободить ранее захваченных террористов, - ничего подобного. Это превратило бы акт в заурядный, просто более жестокий, чем другие, но сотворенный по типу и подобию. В нашем случае все не так. Террорист требует начала переговоров с целью остановить войну, а значит, кровопролитие. Трудно сказать, насколько точны сведения о гибели во время войны родных Басаева, его детей, но образ народного мстителя немедленно был создан усилиями журналистов. Смерть сына или дочери, смерть насильственная и оттого сверхнесправедливая, выталкивает отца на улицу, и он в ненавистническом порыве отмщения начинает автоматными очередями косить людей направо и налево. Объяснение? Да! Но никак не оправдание! А этими возможными сценами журналисты времен смуты пугают сограждан.

Многое, очень многое остается за пределами наших рассуждений. И как ехал отряд Басаева, и как прошел через все контрольные посты, и как ухитрился создать заранее склад оружия в самом многолюдном и обжитом человеческими страданиями месте - районной больнице, которая в силу своей специфики имеет круглосуточный режим работы и массу людей, страдающих бессонницей. Много дней спустя на Совете безопасности, после нелицеприятного разбора буденновской трагедии ряд руководителей силовых ведомств самолично, нервно, но не без театрального пафоса подали в отставку. Президент две из них принял сразу, без долгих раздумий. Покинул коридоры власти Сергей Степашин, возглавлявший Федеральную службу безопасности, и оставил свой пост министр внутренних дел Виктор Ерин. И если первый ушел в опальном варианте, без каких-либо располагающих видов на будущее, то Ерин перешел в ведомство военной разведки на второй по значимости пост. Президент проявил строгость, но верность и преданность теперь уже бывшего министра оценил, оставив его в пределах своего окружения. Впрочем, то заседание Совета безопасности осталось памятно другим эпизодом. Голосовался вопрос об отставке Грачева. Следуя формальной логике, Грачев не имел к Буденновску никакого отношения. Однако атаки на министра обороны продолжались. Не унималась пресса, жаловались оборонные заводы, сдержанно брюзжал генералитет. Павлу Грачеву не могли простить бездарного начала чеченской операции. Неплатежи замучили армию. Все валилось в кучу - во всем виноват Грачев. И дело не в том, что он и на этот раз удержался в своем кресле благодаря минимальному большинству. Суть интриги в другом. Вопрос на голосование поставил президент. Следует оценить продуманность и даже изящество мгновенного замысла.

Члены Совета безопасности поднимали руки, разъясняя и не разъясняя своей позиции. Грачев сидел не двигаясь. Смотрел прямо перед собой. Все его мощное, собранное из литых мышц тело замерло. Было видно, что ему стоит великих усилий даже малое движение: поворот головы или руки, словно прилипшей, прикованной к столу, которую непременно надо было подвинуть, рука вздрагивала. Возможно, ему это лишь казалось, но он боялся, что другие это заметят. Рука сползла со стола и придавила своей тяжестью колено. Прямо напротив него сидел Шумейко, других он не слышал и не видел. Шумейко поднял руку, и Грачев скорее почувствовал, нежели понял, что тот голосует за его отставку. В этот момент разум был отрезан от восприятия звуков. Мир сузился и замкнулся пределами этого высокопотолочного пространства, именуемого залом заседаний Совета безопасности. Он боялся отвести глаза в сторону, смотрел в одну точку. В оцепенении, почти парализовавшем тело, было легче перетерпеть эту бесконечную паузу между словами президента: "Кто - "за", кто - "против?" И если взгляд все-таки сдвигался, все виделось смутно: стена, угол потолка, бумага на столе, чьи-то руки - скорее всего, это Шахрай, он что-то записывает. Президент поднимал руку последним. Это видели все, кроме Грачева. Членов Совета не так много - тринадцать. Президент понял: его голос, поданный за отставку Грачева, не изменит пропорции. Большинство против отставки министра обороны. Президент делает безошибочный ход: все упрекают его в чрезмерной привязанности к Грачеву. Грачев не так значим, его авторитет в армии преувеличен, армейские интеллектуалы недолюбливают министра обороны, да и чеченский конфликт не прибавил популярности президенту. Казалось, сама судьба подсказывала Ельцину: откажись, отправь в отставку, не упорствуй. Но президент упрям: "Я доверяю министру обороны. Он верен президенту, он авторитетен в армии". Президент вернул Грачеву долг за ночь с 3 на 4 октября, и за августовский путч тоже. Тогда, в 91-м, он сделал его министром, в октябре 93-го - "Героем России" и генералом армии. Конечно, еще одна звезда на погонах и золотая на груди для армейского человека много, и чувствовать себя обиженным Грачев не имел права. Но если не Грачев, то кто? Снова привыкать, подозревать в неверности, проверять. С него достаточно Баранникова. Это был тяжелый урок. Грачев проще, очевидней. Но пусть знает, это его, президентское, голосование "против" - предупреждение. Он, президент, считает: Грачев заслуживает отставки. И президент высказался за эту отставку, но демократия есть демократия. Большинство этой отставки не поддержало. И президент, как любой гражданин страны, подчиняется большинству. Пусть теперь кто-либо попробует его упрекнуть, что он несправедлив, что он бездумно защищает проштрафившегося министра обороны. Так что, господа демократы, ваша карта бита: президент голосовал за отставку Грачева.