SAS против ЦРУ - Жерар Вилье

— Месье, я выполняю самое ответственное за всю мою жизнь поручение!

— Где? Здесь?

— О да. Это очень печальная история. Господин Босх одолжил довольно солидную сумму одному весьма почтенному коммерсанту. Это было еще у нас, в Антверпене. Тот должен был совершить сделку на ввоз большой партии пшеницы. Ее закупили в Аргентине, а потом должны были перепродать в Иране. Все шло прекрасно. Господин Босх дал еще денег, чтобы оплатить всю партию пшеницы. Коммерческий представитель из Ирана моральна поддержал эту сделку...

Тут его лицо стало печальным, он умолк, затем съел полную ложку икры.

— И что потому? — спросил улыбающийся во весь рот Дерио, уже смекнувший, что речь идет о ловком мошенничестве.

— Потом пшеница должна была быть отправлена по железной дороге и попасть в Иран через границу в Курамшаре. До этого момента вес шло прекрасно. Но тут наш клиент получает из Ирана уведомление довольно странного содержания. Будто бы иранские власти в последний момент отказались дать лицензию на ввоз зерна, мотивируя свои действия отсутствием денег у покупателя.

— А кто эти покупатели?

— Иранские военные.

— И что же стало с зерном?

Ван дер Стерн воздел руки к небу и чуть не подавился икрой.

— С зерном?! Они подмочили его при разгрузке с парохода! Оно гниет! Вот уже восемь дней, как состав стоит под палящими лучами солнца в Курамшаре! Оно зреет, вздувается, желтеет, зеленеет, оно скоро взорвется! Это ужасно, и я ничего не могу поделать. Я уже все испробовал. Можно подумать, что какой-то злой дух не хочет, чтобы зерно попало в Иран. Все время не хватает какой-то таинственной подписи какого-то таинственного чиновника. Какой-то тип попросил у меня денег, чтобы сделать эту подпись...

— И вы ему дали? — спросил Дерио.

— Нет, разумеется. Я даже заявил об этом в посольство.

— И вы получили разрешение?

— Нет.

Дерио продолжал посмеиваться. Зерно рисковало застрять в Курамшаре и прорасти для нового урожая.

— Ив чем же состоит ваша миссия? — спросил Малко. В продолжение всего разговора он умудрялся поглаживать под столом колено Хильдегард и настроение его улучшилось.

— Наш должник в Антверпене передал все права на это зерно господину Босху. Теперь оно принадлежит нам. Моя обязанность состоит в том, чтобы продать его как можно скорее и как можно выгоднее. Но какая ужасная история! Эта страна совершенно невыносима! У меня есть адрес покупателя, кому предназначалось зерно. Я отправился к нему, рассчитывая найти порядочного человека в почтенном офисе, работников с банковскими рекомендациями...

Он обиженно опустил голову.

— И?

— Это оказалась просто базарная лавчонка. В Антверпене я бы не открыл такому кредита даже на сто франков. Вы представляете, у него нет даже счета в банке! Я даже не уверен, имеет ли он читать. Что касается магазина... Если это можно назвать магазином... Какая-то халупа, сколоченная из досок от ящиков, где-то в самом конце прохода, самая жалкая на всем базаре. Там даже не на чем сидеть! Я сидел на перевернутом ящике! И этот так называемый негоциант собирается купить партию зерна стоимостью в девяносто тысяч долларов! Когда я его спросил, каким капиталом он располагает, он вытащил откуда-то из-за пояса тощую пачку грязных бумажек, перетянутых резинкой. И это весь его капитал! Я ему пригрозил! Я сказал ему, что его имущество могут описать. А он преспокойно ответил, что его лавка гроша ломаного не стоит, и, кроме того, в Иране никогда не прибегают к такому способу. Я побоялся слишком уж давить на него и портить с ним отношения. Ведь он — моя последняя надежда. Он стал меня уверять, что у его постоянных покупателей в настоящий момент нет денег, но есть на примете один тип, способный купить все зерно сразу и за подобающую цену. На завтра у меня назначено с ним свидание. Дерио скорчил презрительную гримасу.

— Завтра. Фарда... пасфарда... Это самое первое слово, с которым знакомятся в Иране. Еще раз повторяю, здесь никогда не говорят «нет», здесь говорят «фарда». Но результат остается неизменным.

Это замечание не убавило оптимизма Ван дер Стерна. Возможно, здесь сыграла свою роль выпитая водка, но обед закончился весело, все остались довольны. Малко не сводил пламенного взора с Хильдегард, а она изображала из себя ласковую кошечку и одаривала всех томными взглядами. Если бы Ван дер Стерн не был и без того красен, то краснел бы ежесекундно. Он первым встал и откланялся. Дерио последовал его примеру.

— Пойду немного пошатаюсь, — сказал он Малко, — хочу послушать, какие слухи ходят по городу. Увидимся завтра после вашего визита к Шальбергу. Нет надобности торопить события.

Проводив Дерио и возвратившись к бассейну, Малко не обнаружил Хильдегард. Он бросился следом за ней и догнал ее уже возле двери в номер. Все остальное получилось само собой. Они вошли в комнату, потом Хильдегард пожелала принять душ, он тоже, потом они, освеженные и мокрые, повалились на кровать и забыли обо всем на свете.

Переодевшись, они встретились снова внизу, чтобы отправиться ужинать в «Кольбекс» — самое шикарное кабаре в Тегеране. Выйдя на улицу, они натолкнулись на небольшую группу летчиков. Оказалось, что это экипаж Скандинавской авиакомпании и среди них было четыре стюардессы. Все как одна блондинки. Хильдегард удивленно вскрикнула:

— Маргарет!

Высокая девушка отделилась от группы и бросилась в объятия Хильдегард. Та представила ее Малко.

— Маргарет. Моя большая приятельница. Работает в Скандинавской авиакомпании, но одно время мы жили вместе в Нью-Йорке.

Малко поклонился и предложил молодой шведке выпить с ними. Внезапно он задумался. Необходимо было известить Вашингтон об украденных деньгах, но так, чтобы об этом не узнали в посольстве. На местные телефоны нечего было и рассчитывать. Здесь даже звонок из одного квартала в другой мог оказаться смертельно опасным. Хильдегард улетала в Бангкок завтра утром. Что если...

— Вы откуда прилетели? — обратился он к шведке.

— Из Токио. В два перелета, — ответила девушка. — Сначала из Гонконга в Манилу, потом два дня отдыхала в Бангкоке, после — Калькутта — Карачи и потом Тегеран.

— А теперь куда? В Европу?

— Да. Наш «коронадо» отбывает сегодня ночью. В два часа пять минут. Завтра утром будем в Копенгагене. После двух посадок в Риме и Цюрихе.

— Да, такая скорость впечатляет. Девушка была польщена.

— Это у нас самый быстрый самолет. Я имею в виду наш «коронадо».

Малко на минуту задумался, затем решился:

— Не могли бы вы оказать мне небольшую услугу?

— Разумеется, если это в моих силах.

— Не могли бы вы позвонить в Копенгагене по телефону, который я вам дам? А еще лучше — передать записку с кем-нибудь из стюардесс, летящих в Нью-Йорк. Там ей надо будет позвонить в Вашингтон сразу, как только прилетит.

Маргарет засомневалась, но вмешалась Хильдегард:

— Соглашайся. Этот человек — мой друг, и он вполне надежный. Кроме того, никакими правилами это не запрещено.

— Ну хорошо, я согласна.

Она порылась в сумке и достала записную книжку.

— Диктуйте ваше послание.

— Подождите, — сказал Малко, — если, в крайнем случае, вы не сможете его передать, оставьте мне ваш адрес, и один из моих знакомых позвонит вам в Копенгаген.

Она черкнула на бумажке свой адрес, Малко поблагодарил ее и отправился составлять послание третьему секретарю посольства в Копенгагене. Этот человек занимался секретными делами. Известный сигнал после подписи означал, что речь идет о «черном» агенте ЦРУ.

Затем Малко вручил Маргарет записку, где в иносказательных выражениях речь шла о ситуации, в которой он оказался. Вскоре они распрощались, и шведский экипаж уехал.

Потом они провели вечер в «Кольбексе», где ужинали по соседству с двумя израильскими летчиками, заливавшими скуку джином с тоником. Поскольку Хильдегард улетала рано утром, они не стали задерживаться и вернулись к себе пораньше.

Из отеля Малко отправил телеграмму в Копенгаген: «Постарайтесь срочно встретиться со стюардессой Маргарет Джонсон, прилетающей рейсом из Токио в воскресенье в десять утра». Ну, если со всеми его уловками рапорт не дойдет по назначению...

Он поднялся к Хильдегард, одиноко сидящей у окна в очаровательной голубой рубашке.

Уже засыпая, он услышал глухой гул. Стекла окон слегка задрожали. Малко глянул на часы. Два часа пять минут. Точность феноменальная. Шведский самолет улетел в Копенгаген с его посланием.

Генерал Шальберг оказался человеком огромного роста, с бритой головой и удлиненными светлыми глазами, без всякого выражения, пустыми, как стекляшки. Он непрестанно курил, вставляя длинные сигареты в янтарный мундштук. Малко он принял с исключительной любезностью.

Для пущей важности за Малко был прислан роскошный черный «крайслер», по приезде его встретил чисто выбритый молодой иранец. Шальберг уже находился в кабинете и сразу пригласил гостя.