Сумеречная река (ЛП) - Халле Карина

— Папа, — прошептала я, и у меня в горле образовался комок.

Я взяла в руки фотографию, на которой были изображены мы с ним вдвоём на пирсе.

— Ты все их напечатал?

— Я же говорил, что он всё время о тебе говорил, — сказал Расмус у меня за спиной. — Я знаю, что ты толком меня не знаешь, но именно из-за них мне кажется, что я знаю тебя. Вот держи.

Я повернулась к нему, и он вручил мне керамическую тарелку со сколом, на которой лежала тёплая булка.

— Тебе надо поесть. Это пулла. Я уверен, что ты её уже пробовала, — сказал он, после чего вернулся на кухню. — Между прочим, по рецепту твоего отца.

Я посмотрела на булку, приправленную корицей и кардамоном, а также посыпанную блестящим перламутровым сахаром. Мой желудок отчаянно заурчал. С небольшой долей вероятности Расмус мог хотеть отравить меня, но если бы он собирался меня убить, он мог просто оставить меня с Нурой и Эйро.

При мысли о них я содрогнулась. И этого было достаточно, чтобы убить мой аппетит. Я отнесла тарелку на диван, села и начала наблюдать за тем, как Расмус убирается на кухне.

— Итак, — начала я, попытавшись сформулировать свою мысль и подавить панику. — Прости, что говорю так прямо, но раз уж я проснулась и, по-видимому, со мной всё в порядке, тебе надо рассказать мне, какого чёрта здесь происходит. Я не знаю, была ли вчерашняя ночь всего лишь кошмаром, вызванным разницей во времени, но тебе в любом случае придётся многое мне объяснить.

Расмус вздохнул и подошёл ко мне с двумя кружками в руках, в которых было что-то горячее, и которые он поставил передо мной на кофейный столик, сделанный из ствола дерева.

— Что это? — сказала я, кивнув в сторону своей кружки.

Он приподнял одну бровь.

— Я не хочу тебя отравить, если ты беспокоишься об этом.

Он сел в кожаное кресло.

— Это чай из сосновых иголок.

Я заглянула в кружку и увидела несколько сосновых иголок, плавающих там вместе с крошечными цветочными бутонами. Они были тёмно-розового цвета, но когда я сдвинула кружку и жидкость качнулась, цветы сделались золотыми и начали отливать металлом, словно были покрашены.

— А цветы?

Он сделал глоток чая и улыбнулся.

— Ледяные цветы.

— Что за ледяные цветы?

— Ты задаешь очень много вопросов.

Я на какое-то мгновение уставилась на него.

— И ты ещё, чёрт побери, меня обвиняешь?

— А ещё ты часто выражаешься. Твой отец не упоминал об этом.

Я проигнорировала его слова.

— Скажи мне, где он. А затем расскажи мне, почему мы находимся в его доме? Каким образом ты стал его учеником? Чего, мать его, хотели Эйро и Нура? В таком порядке.

Он ещё раз глубоко вздохнул и постучал пальцами по кожаным подлокотникам.

— Я всё тебе расскажу. Всю правду. Но для начала тебе надо выпить чай.

Я застыла и какое-то мгновение разглядывала чай.

— Зачем? — неуверенно спросила я.

— Потому что он откроет твоё сердце и сознание. В то, что я тебе расскажу, поначалу будет сложно поверить, но чрезвычайно важно, чтобы ты поверила. Чай в этом поможет.

— Откуда мне знать, что этот чай не заставит меня забыть всё, что ты мне расскажешь?

Он усмехнулся, и выглядел в этот момент очень по-мальчишески. Я наскоро попыталась снова определить его возраст. Ему могло быть восемнадцать. А могло быть за тридцать. Ему даже могло быть за восемьдесят, так как он использовал выражение «чрезвычайно важно».

— Для этого используется другой чай. А я хочу, чтобы ты запомнила каждое слово. Мне надо, чтобы ты запомнила. Правда послужит топливом.

Я уставилась на него, ожидая, что он продолжит, моё терпение было готово лопнуть.

Он тоже уставился на меня и смотрел так, пока я не сдалась. Я взяла чай и сделала небольшой глоток. Он был горячим, но не обжигающим, а ароматный запах иголок даже как будто разбудил меня. На вкус этот чай напоминал засахаренные лимоны, и я не заметила, как выпила всю кружку.

Он откашлялся.

— Хорошо.

Затем он заглянул в мои глаза, и его взгляд был таким глубоким, что я почувствовала, словно меня вжало в диванные подушки, а моё тело растаяло.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Ханна, твой отец умирал от рака.

Я не ожидала, что он это скажет. Его слова были колкими и холодными, и как будто проткнули воздух.

— Что?

Он поморщился.

— Он не хотел тебе говорить. Он не хотел никому говорить. Знал только я. В итоге об этом узнали Эйро и Нура, но он не хотел, чтобы они знали.

Мне показалось, что моё сердце зажали в тиски и начали медленно и мучительно сжимать.

— Рак чего?

Боже, почему он не рассказал хотя бы мне?

— Я не знаю, он не говорил. Он посещал врача в городе. Они дали ему шесть месяцев.

— И как давно это было? — мой голос дрогнул, когда я заговорила.

— Шесть месяцев назад.

Я попыталась осмыслить эту информацию, но у меня не получалось это сделать. Я сомневалась, что чай сработал, потому что всё это казалось нереальным. Разве у моего отца мог быть рак?

— Значит, он не замерз в лесу? — спросила я рассеянно.

— Его вообще не нашли, — сказал Расмус.

Я резко посмотрела на него.

— А тело в гробу?

— Там не было тела. И ты это знаешь. Нура и Эйро заставили тебя увидеть его. Они положили меня туда в качестве основы, и создали твою галлюцинацию поверх неё. Я пытался остановить их, но иногда, когда они работают вместе…

Я прижала пальцы к вискам, словно пыталась не дать своему мозгу взорваться.

— Создали мою галлюцинацию?

Он пристально посмотрел на меня, после чего отхлебнул чая и тяжело сглотнул.

— В общем. Дело вот в чём, — он откашлялся. — Эйро и Нура могущественные шаманы. Особенно Эйро. Я тоже шаман, как и твой отец. И я был его учеником. Он учил меня. Весь этот гостиничный комплекс был создан в надежде на то, что саами6 и другие малочисленные народы со всего света смогут приезжать сюда, чтобы практиковать свои учения вдали от всех и в благоприятной обстановке. Когда-то здешние шаманы были вынуждены путешествовать в Бразилию, посещая коммуны, живущие в тропических лесах, или на юго-восток Соединенных Штатов, где жили племена Навахо, чтобы практиковаться, не подвергаясь при этом осуждению и гонениям. Согласно идее твоего отца, здесь нам больше не пришлось бы ни от кого убегать. Здесь мы могли обрести покой.

Мой отец был шаманом? Почему-то это меня не удивило. Может быть, этот чай всё-таки сработал? И всё же я сказала:

— Не могу поверить, что он скрыл всё это от меня.

Мне ужасно не нравилось, что из-за этого я чувствовала себя такой уязвимой. Он доверял мне не достаточно сильно, чтобы поделиться со мной новостями о своём диагнозе, как и не посвятил меня в своё шаманство.

— Как долго он… практиковал? — неуклюже спросила я.

— Он начал задолго до твоего рождения.

А вот теперь я была удивлена.

— Он был шаманом всю мою жизнь! — воскликнула я.

Расмус уверенно кивнул.

— И очень могущественным. Мне повезло, что он согласился взять меня в ученики. Я учился у него с десяти лет.

— И сколько тебе сейчас?

— Тридцать, — сказал он. — Не дай моей мальчишеской внешности обмануть тебя.

Теперь я поняла, какова была роль Расмуса. Он был с моим отцом в течение двадцати лет, и начал обучаться у него за два года до того, как моя мать перевезла меня в Калифорнию.

— Я, должно быть, виделась с тобой, когда была маленькой, — сказала я ему, пытаясь вспомнить каких-нибудь мальчиков старше меня, которые могли ошиваться рядом с нашим коттеджем.

Он покачал головой.

— Твой отец был очень скрытным. Он делал всё, чтобы сохранить всё в секрете.

— Значит, моя мать не знала?

Расмус одарил меня ещё одной натянутой улыбкой. О, ну, конечно же, она знала. Именно поэтому она и ушла от него. Именно поэтому она изо всех сил старалась не дать мне общаться с ним, хотя это в итоге не сработало.

— Послушай, у нас будет куча времени, чтобы поговорить об этом, — сказал Расмус. — Но думаю, наше время на исходе. Эйро и Нура скоро будут здесь.