(Не) настоящий ангел - Амалия Март

не нужен.

— И все же… Мы же с тобой порядочные люди? — мама дожидается моего согласного кивка и продолжает. — Значит, важно делать добрые дела. Ангелочка еще совсем маленькая, а от школы идти далеко, ты, как старший товарищ, должен ей помогать.

— Но я ее терпеть не могу, — вздыхаю, переводя взгляд на бутерброды с колбасой. А есть-то хочется.

— Антош, ну ты старший, будь умнее.

— Она все время задирается, — протягиваю руки к тарелке и хватаю бутер.

Это чистая правда. Эта козявка жить не может без того, чтобы меня не выбесить. Липнет, как банный лист, таскается повсюду за мной и всегда позорит перед друзьями. Еще и со школы ее забирать — пацаны засмеют.

— Тогда давай договоримся так: ты помогаешь, а на Новый год Дед Мороз тебе принесет, что захочешь.

— Мам, — смотрю на нее со снисхождением. — Ну мне тринадцать, а не три! — беру кружку с чаем и отхлебываю, запихиваю в рот бутер.

— Приставку тебе купим, которую хотел, — улыбается она.

— Что, Сони Плейстейшен? — чуть не поперхнувшись, выдавливаю.

— Какую скажешь, — улыбаясь еще шире, встает из-за стола, чтобы достать с верхнего ящика конфеты.

Кладет целых три штуки передо мной и выжидательно смотрит.

Конфеты и обещанная Сонька делают свое дело: я сдаюсь. Старую Сегу давно пора на помойку, она уже не тянет. И пацаны просто лопнут от зависти.

— Ладно, — хватаю конфеты и сую в карман олимпийки, пока мама не передумала. Лимит конфет на сегодня уже превышен.

— Какого хорошего сына я вырастила, — треплет по голове, разлохмачивая волосы.

Я морщусь от этого жеста и уворачиваюсь, терпеть не могу эти телячьи нежности. Но чего только не стерпишь ради Соньки. И конфет.

— Сегодня после школы тогда не забудь Ангелочку забрать с продленки. Я вам тут суп оставила, придете, поедите.

— Что, ее к нам тащить? — бурчу я.

— Ну не оставлять же ее одну, Антош!

— Тогда еще три конфеты. Сейчас, — иду ва-банк.

— Тебе нельзя столько сладкого, ты знаешь, — хмурится мама.

— Я все сразу есть не буду, — вру я.

— Ладно, — мама кивает, снова лезет за пакетом на верхнюю полку пенала. Я краем глаза примечаю, куда она прячет их на этот раз. Сто пудов перепрячет, когда я уйду, но попытка — не пытка.

Младшие классы находятся в другом крыле школы и, чтобы не запалиться перед друзьями, приходится обежать здание с левого крыла и зайти с отдельного входа. Тут все как я помню: мультяшки на стенах, низкие скамейки и пахнет булками. Столовая совсем рядом. Поправляю рюкзак на плече и, выдохнув, стучусь в дверь первого “Б”. Училка мелкой смотрит на меня с удивлением, но отпускает ее со мной без вопросов.

Козявка морщит нос при виде меня, но без вопросов встает, хватает ранец и выходит.

Подходит ко мне и больно бьет огромным рюкзаком в живот. Да что она там камни носит?

— Понесешь, — вместо “спасибо”.

— Обойдешься, — кидаю рюкзак в нее.

Она не ловит, и тот с громким грохотом падает на пол. Зараза упирает руки в бока и поджимает губы. Два белобрысых хвоста смешно раскачиваются на голове.

— Я все маме расскажу!

— Нашла, чем напугать, — фыркаю.

— Твоей! — вредно добавляет она.

У-у-у, мелочь пузатая! Так бы и взгрел портфелем!

— Значит так, — ей только покажи слабину, сразу под дых ударит. — Рюкзак тащишь сама. Идешь молча. Не бесишь. Иначе сама ходить будешь, поняла?

— А вот и пойду! — разворачивается на пятках так, что два хвоста описывают дугу и чуть мне в лицо не бьют и шагает в сторону раздевалки.

Ну что за вредина! Подхватываю оставшийся на полу ранец и тащусь за ней. Мама меня убьет, если узнает, что эта… сама домой поперлась. “Сонька и конфеты. Сонька и конфеты” — повторяю про себя.

Мелкая натягивает куртку, хватает пакет со сменкой и отбирает у меня из рук свой рюкзак. Пыхтит, одевая последний, и чуть не заваливается, когда рука не попадает в лямку. Бросает такой взгляд, что становится не по себе. На всякий случай прикрываю руками штаны, не знаю кто ее научил, но последний раз, когда я получил от нее коленом, мне не понравилось.

Из школы выходим молча. Заноза громко пыхтит, держась за лямки рюкзака, и время от времени подпрыгивает на месте, чтобы его поправить. Она слишком мелкая для огромного ранца с “Утиными историями”, да и для своего возраста. Вот была бы не такой противной, я бы помог. А так пусть терпит. Я же ее терплю.

— Что тебе мама пообещала за то, что будешь со мной ходить? — спрашивает неожиданно.

— Соньку. А тебе?

— Киндер, — вздыхает малявка, не отрывая взгляд от своих ног в блестящих ботиночках.

— Это ты продешевила, — смеюсь над ней.

— Я люблю Киндер, — тихо отвечает она.

По упрямо поджатым губам я понимаю, что она пытается не заплакать. Она давно уже не воет по каждому пустяку, но я всегда знаю, когда хочет. Неожиданно мне становится неприятно. Не надо было говорить так, не красиво. Я же знаю, что у них не так много денег.

— Эй, семечек хочешь? — толкаю ее в плечо, останавливаясь возле ларьков.

— Нет, — зло говорит она.

Но я все равно подхожу к бабулькам у ларьков, достаю три рубля и прошу отсыпать стакан.

— Тебе в кулек или в карман? — спрашивает улыбчивая бабулька с ярко-рыжими волосами.

— В кулек. И жвачку, — достаю рубль.

— “Турбо”?

— “Барби” — вздыхаю, кидая взгляд на мелкую, которая топчет комок грязи своими