Римская сага. Том IV. Далёкие степи хунну - Игорь Евтишенков

Первая зима была долгой и тяжёлой, и единственной радостью для Лация было то, что в их палатке-гэре было целых два больших котла, один из которых ему удавалось время от времени использовать для кипячения воды, чтобы помыться. Кочевники смеялись над его причудами, называя римлян «нуцгэн хунну», голые люди, потому что те брились и мылись. Однажды Лацию удалось даже найти старый скребок для шкур, в который была вставлена полоска из железа. Это было невероятная удача, и он несколько дней прятал его ото всех, наблюдая за кочевниками. Убедившись, что никто не ищет пропажу, он достал его и отдал Атилле, чтобы тот наточил полоску. После этого они смогли снова спокойно бриться. Но с наступлением суровых холодов и ветров пришлось забыть о бритье, потому что борода защищала от морозов и ветра.

В начале весны, с появлением на земле первых проталин и зелёных травинок, Саэт родила мальчика. Ей помогали женщины из Мерва и одна повитуха хунну. Несмотря на то, что Лаций считал их ещё большими варварами, чем парфян, он был вынужден признать, что общаться с ними было проще и легче. Если кто-то нуждался в помощи, они сразу же делали то, что надо, а если не могли, то просто отходили в сторону.

Атилла был рад рождению сына. Он попросил Лация помочь ему принести жертву богам согласно законам Рима и получить их благословение, чтобы ребёнок рос сильным и здоровым. Он решил назвать его Зеноном. Лацию пришлось провести всю ночь в ожидании знаков на небе, но весенние ночи были ужаснее зимних из-за промозглых леденящих порывов ветра, и он вернулся в палатку ещё до полуночи, сказав, что видел благоприятные знаки на небе – там в полной тишине промелькнули несколько звёзд. Они долго падали вниз, и это был хороший знак. По правде говоря, Лаций так сильно замёрз, что уже не помнил, видел ли эти звёзды или это были замёрзшие слёзы у него на ресницах. Но в душе он нашёл оправдание своему поступку – от такого сильного и храброго воина не мог родиться слабый и болезненный ребёнок. Поэтому он искренне поздравил друга и лёг спать с чувством выполненного долга. По словам хунну, скоро солнце должно было стать горячим, но пока приходилось греться у костров под шкурами, внутри гэров. И Лаций постепенно стал привыкать к жизни в большой палатке лули-князя, который так долго отсутствовал вместе со своим шаньюем.

Глава 5

Через месяц после рождения сына Атиллы в становище вернулся Чжи Чжи с огромным количеством знати. Дочь правителя соседнего государства вышла замуж за шаньюя хунну, и теперь с ней приехало много кочевников и слуг. Вернулся в свой большой гэр и лули-князь Тай Син. Это был невысокого роста мужчина с суровым лицом. Казалось, что он никогда не улыбается. Залёгшие вдоль носа две глубокие складки только усиливали это впечатление. Разговаривая, он произносил слова резко и отрывисто, как будто рубил мечом воздух, и при этом всегда хмурился. Увидев римских рабов у входа в гэр, он нахмурился, но прошёл внутрь, ничего не сказав. Для него они не отличались от шкур на земле и палок под войлоком. Лули-князь несколько дней спал и ел, не глядя в их сторону. Казалось, даже крик маленьких детей не мог вывести его из себя, и Саэт, которая поначалу пыталась выносить детей наружу, чтобы не навлечь его гнев, была поражена, когда одна из служанок передала его слова: «Не надо выходить, дети заболеют холодом». Слуга Тай Сина, тот «великий кутлуг» Ногусэ, который первым встретил римлян в этом становище, сразу же превратился в другого человека: он стал ходить на носочках, чаще сгибаться в спине, слушался только своего господина и незамедлительно выполнял его короткие приказы.

Через две недели после возвращения его отправили за Лацием к реке. Римляне в это время доставали из запруды рыбу. Атилла придумал заманивать её туда ночью остатками еды, а утром опускать решётку и не давать уплыть обратно. Когда кутлуг появился на берегу и с важным видом приказал Лацию следовать за ним, Атилла спросил его, зачем это надо. Но тот даже не удостоил его взглядом. Это выглядело необычно, а в простой, наполненной тяжёлым трудом жизни римлян любое неожиданное событие сначала удивляло, а потом вызывало беспокойство. Все понимали, что после этого должны были наступить какие-то перемены. И они наступили.

Оказалось, что за Лацием послал не Тай Син, а сам шаньюй Чжи Чжи. Но такой высокий и знатный человек, как лули-князь, не мог себе позволить лично поехать за рабом на речку, даже несмотря на то, что это приказал сделать его вождь. Оказавшись в огромном гэре самого главного хунну, Лаций удивился, что внутри было пусто и тихо. По кругу горели четыре костра, над которыми висели полукруглые медные крышки. Они не давали вылетавшим из огня искрам подниматься вверх. В гэре лули-князя таких крышек не было. Лацию бросились в глаза большие куски плотной скатанной шерсти белого цвета, которую хунну называли эсгий11. Она была только в гэрах знати. В середине, между четырьмя кострами, сидел в ярко-синем шёлковом халате шаньюй. За ним стоял его сын, Угэдэ Суань. Подойдя ближе, Лаций заметил в глубине ту узкоглазую невысокую девушку, с которой разговаривал во время одной из остановок по пути сюда, когда убил напавшего на него стражника. Без приветствия и лишних слов Чжи Чжи сразу сообщил ему, что надо будет сделать. Видимо, он ещё не знал, что Лаций уже неплохо изучил язык хунну, поэтому его слова, как и раньше, переводила жена сына.

– Ты работал на реке. Но теперь надо делать другую работу. Ты будешь строить мне большой хурээ. Такой, как у Мурмилака, – Чжи Чжи говорил кратко и спокойно.

– Такой же дворец? – не поняв, переспросил Лаций. Его удивление оказалось настолько искренним, что тот усмехнулся и стал объяснять. Хунну нужен был город. Большой город со стенами. И ещё дворец. Большой и красивый.

– Здесь, на этом месте? И как же всё это построить? Здесь нет камня… – настроение у Лация сразу испортилось. Он понимал, что вождь кочевников хочет невозможного.

– Сделай пока из дерева! У тебя есть тысяча твоих людей! – резко произнёс тот. – Этого мало? – нахмурился он, увидев, как Лаций сокрушённо покачал головой. – Эй, Тай Син! – громко позвал он. Лули-князь сразу же встрепенулся и шагнул вперёд. Его слуги остались стоять у входа. – Сколько у тебя людей? Здесь, в становище. Сколько?

Так начался долгий разговор, который несколько раз осторожно пытались перебить своими просьбами князья и другая знать, но Чжи Чжи резко их обрывал и отправлял ждать. В этот момент для него не было ничего важнее постройки города, и он хотел до конца понять, что надо сделать, чтобы этот римлянин смог его построить. В этом он был похож на Мурмилака, только решения принимал быстрее и не любил ждать.

Эта черта сразу бросилась Лацию в глаза, и потом он часто убеждался в том, что умение сосредоточиться на самом главном не раз приводило этого решительного и храброго предводителя хунну к победе. Через некоторое время Чжи Чжи позвал своего сына и ещё нескольких князей, потому что те вопросы, которые задавал Лаций, требовали их помощи. Так рядом с ними появился писарь с табличкой и пергаментом, что немало удивило его, потому что за полгода в поселении никто ничего не писал. Чуть позже принесли стол и большой деревянный поднос с песком. Лацию дали палочку и приказали нарисовать город. Выглядывавший сбоку писарь старался перерисовать его наброски на пергамент в мельчайших подробностях. Оказалось, что Чжи Чжи понимает все слова Лация. Шаньюй даже несколько раз поправлял его, упрощая рисунки. Потом писарь сел рисовать большую картинку на широкой выделанной шкуре, а шаньюй стал считать вместе с Лацием, сколько инструментов необходимо будет привезти для постройки стен и домов. Когда они закончили, он замолчал и, поджав губы, уставился вперёд неподвижным взглядом. Все ждали.

– У нас ничего нет! – наконец, с горечью произнёс он, хлопнув себя по колену. – Ну, что, Угэдэ, – со вздохом добавил он, повернувшись к сыну, – придётся ехать к твоему ненавистному дяде.

– Куда? – переспросил тот, не поняв отца.

– К Хуханье, – сказал вождь хунну и улыбнулся. Все вокруг сразу заволновались. Лаций видел, как знатные кочевники с удивлением переглядывались, пожимали плечами, а самые смелые что-то шептали друг другу. Было видно, что это имя не вызывает у них радости.

– Но ведь он же продался Юань Ди! – не сдержался молодой Угэдэ Суань. – За рис и бобы, за еду! Он стал рабом императора ханьцев!

– Не совсем, – усмехнулся шаньюй. – Он хочет перехитрить нас. Вот и всё. Если долго сидеть на берегу реки, то можно дождаться, когда мимо тебя проплывёт труп твоего врага. Он думает, что я умру раньше, чем он, пока ханьцы будут присылать ему еду из-за большой стены. А потом он снова захочет стать повелителем всех народов.

– Прости, но ты можешь попасть в засаду. Твой брат не простит тебе обиду. Его сыну не дали ханьскую жену, как твоему, – осторожно заметил Тай Син. Но Чжи Чжи поднял вверх руку, и все замолчали.