Еврейский вопрос: Беседы с главным раввином России - Адольф Шаевич

Когда Гусинский создал Еврейский конгресс, он пригласил Леваева на должность вице-президента, хотел, чтобы тот занимался религиозными вопросами. А Леваев, видимо, подумал: как это он, миллиардер, будет замом у какого-то миллионера? И отказался. В то же время начались трения между Березовским и Гусинским. А поскольку Леваев был партнером Березовского и Абрамовича, они решили объединиться и выступить единым фронтом. Причем не только в делах бизнеса, но и в делах религиозных. У Бориса Абрамовича тогда был друг, который возглавлял администрацию президента, – господин Александр Стальевич Волошин. Вместе с ним они организовали Федерацию еврейских общин России (ФЕОР). Тогда над Гусинским уже сгущались тучи, положение его делалось все более шатким, а Леваев, Березовский, Абрамович и прочие, когда создали ФЕОР, решили, что больше ни с кем сотрудничать им не надо, им никто не нужен, поскольку у них есть и финансовая поддержка, и поддержка в администрации президента. Проблема заключалась в том, что, хоть Гусинского и посадили, в стране оставалось много других евреев, помимо хасидов. И они не хотели, чтобы кто-то ими руководил со стороны. Началось противостояние. В тот день, когда должны были арестовать Гусинского, была проведена очередная еврейская конференция, в программе которой не было заявлено о том, что собираются избирать главного раввина. Меня на эту конференцию не пригласили.

Как рассказывали люди, которые там были, сначала все шло по расписанию, потом, к обеду, приехал Березовский, вызвал за кулисы Лазара, они посовещались, вышли в зал и сообщили, что сейчас будут проводиться выборы главного раввина России. В зале не было никого, кроме хаббадских раввинов, причем из двадцати присутствовавших восемнадцать – иностранные граждане. Все были в недоумении, но возражать не стали. И выбрали главным раввином страны Берла Лазара.

Мгновенно ко мне в приемную слетелась толпа журналистов – из «Коммерсанта», «Независимой», «Новой газеты»… Все просят прокомментировать произошедшее, а я только руками развожу – я же не в курсе. На конференции не был, понятия не имею, что там случилось. Несколько часов меня терроризировали, а потом в шесть вечера объявили, что арестовали Гусинского, из приемной тут же все испарились, воцарилась тишина, и началась совсем другая история.

После этих выборов, несмотря на возмущение моих коллег, я сразу сказал, что бодаться ни за что я не собираюсь, само звание мне до лампочки, главный не главный – мне все равно. Но раскол произошел. Раввины-ортодоксы говорят, что не признают Лазара, что у нас своя организация, свои авторитеты и до хасидов нам дела нет. В общем, все оказалось непросто. Тем временем конфликт перешел в активную фазу, и вскоре мы почувствовали, что у нас начались проблемы. Хаббадники постарались задавить нас, используя в том числе и кремлевский ресурс. Пытались забрать синагогу, всякие гадости вытворяли, меня подкупать пробовали, чего только не было.

Купить меня пытался Леви Леваев. Предлагал большие деньги, чтобы я ушел на пенсию. К моменту этих событий я его уже давно знал, мы много раз встречались на разных мероприятиях и днях рождениях. Один раз, после появившихся слухов о том, что раввин Гольдшмидт, около пяти лет возглавлявший ортодоксальную синагогу, собирается уезжать, Леваев пригласил меня на ужин в свой шикарный московский особняк. И за ужином начал вести разговоры о том, что Гольдшмидт – такой-сякой, находится не на своем месте, теперь вот вообще уезжать собрался, надо с ним как-то разобраться. Давай поставим на его место Лазара, сделаем его главным раввином. Тебя мы упраздним, но зато все твои проблемы будут мгновенно решены, в том числе финансовые. Будет все, что только пожелаешь. Я развел руками, говорю: «Ребята, вы же религиозные люди, вы же понимаете, что, пока человек сидит на месте, никакие варианты не обсуждаются. Когда раввин Гольдшмидт скажет, что он уходит, тогда и вернемся к нашим разговорам». На том и порешили.

Второй раз Леваев пригласил меня к себе, когда над Гусинским начали сгущаться тучи. В тот раз мы встречались с ним в гостинице, и разговор был о том, что Гусинский больше не игрок, что у него нет будущего в России и глупо его держаться. Дескать, Адольф Соломонович, мы тебя уважаем за все, что ты сделал в советские трудные времена, и у нас есть к тебе предложение. Вот тебе лист бумаги, пиши, что по собственному желанию ты уходишь на пенсию, а вот чемоданчик, в котором лежат двести сорок тысяч долларов. Это тебе на квартиру. Надо сказать, что в 90-х это были астрономические деньги. Я говорю: «Нет, ребята, извините, я должностями не торгую, хоть два миллиона предлагайте, я общину не сдам. Вы сами прекрасно знаете, как внутри еврейской среды воспринимают Лазара. Не могу я согласиться на эти вещи». Леваев мне: «Это не ответ, подумай, у вас нет вариантов, у нас в Кремле все схвачено, полная поддержка, мы тебе предлагаем хороший вариант». Я ни в какую. Не согласился, с тех пор они прервали со мной всякие отношения и сделали все по-своему.

Конечно, после назначения Лазара мое положение сильно изменилось. Тут же меня выкинули из всех конгрессов и комиссий, единственное, оставили в комиссии при правительстве. Ее возглавляла Валентина Ивановна Матвиенко, а у нас с ней были хорошие отношения. Она сказала: «Хотите ввести Лазара – пожалуйста, я не возражаю, но Шаевич пусть останется, мы много лет сотрудничаем».

Но в Кремль меня звать перестали, как будто похоронили. Хотя, надо отдать должное, ничем не мешали общине, не давили, не угрожали, никаких репрессий не устраивали. То, что не зовут в Кремль, это ладно – главное, что кислород не перекрыли и синагогу не трогали. Кроме того, у нас остались нормальные отношения с московским правительством и Лужковым, поэтому особых неудобств мы не испытывали. Да и с большинством чиновников отношения не прервали. Неожиданно меня вдруг позвали на похороны Бориса Николаевича Ельцина. Причем не просто на отпевание в храме Христа Спасителя – туда пускали всех желающих, а в Кремль за поминальный стол. Потом мне сказали, что Наина Иосифовна по старой памяти позвала. Может, она и не знала, что я уже отовсюду исключен.

Сам Путин, естественно, тогда ни во что не вникал, ему вообще все наши еврейские дела были до лампочки. Единственное, у него были очень плохие отношения с Гусинским, и если бы ему Волошин не сказал, что Шаевич – человек Гусинского, может, все пошло бы по-другому. Позже мне представилась возможность это проверить. Когда Гусинского отпустили и он уехал из страны, Михаил Маратович Фридман сказал, что он договорился о встрече с Сурковым и мы можем пойти, обсудить ситуацию. Мы пришли к Суркову, а он говорит – так ты же человек Гусинского! А какой я человек Гусинского? Точно так же можно сказать, что я человек Березовского, Невзлина, Смоленского, Ходорковского. Я ко всем этим людям ходил на поклон за деньгами. В 90-е годы возникла ситуация, когда никто не оказывал помощи синагоге, и я просто вынужден был просить денег. В синагогу приходили телеграммы, в которых было написано, что «если вы не заплатите за свет до такого-то числа, мы его отключим, если не заплатите за водоснабжение, отключим воду». Ситуация была очень напряженная, и тогда только Гусинский отозвался и помог. Возмутился: «Столько богатых евреев появилось, а раввин ходит с этими телеграммами и побирается. Стыдно. Не беспокойся, что-нибудь придумаем».

Позже в Штатах и в Англии он познакомился с представителями Всемирного еврейского конгресса и подумал, что нам надо было бы сделать такой же. Когда вернулся, позвонил мне. Мы начали этим заниматься, вскоре создали такой конгресс в России, и, надо сказать, поначалу все складывалось прекрасно.

Практически все известные евреи страны участвовали в первых заседаниях. И с хасидами мы отлично ладили. В религиозный отдел тогда входили и Лазар, и раввин Карпов, который сейчас возглавляет синагогу в Отрадном, и раввин Гольдшмидт. Выделяли нам какие-то деньги на месяц, мы садились все вместе и обсуждали, куда и как мы их потратим. Как правило, распределяли эти деньги поровну, но, бывало, и делились. Например, нам надо где-то микву построить, а у хасидов никаких особенных расходов в текущем месяце нет. Они отдавали эти деньги нам. Потом, когда они больше нуждались в средствах, мы отдавали им свою часть. Так что все было неплохо, пока не начались эти бизнес-разборки и все не покатилось под откос. Масса народу тогда вышло из конгресса, начались сложности с правами на землю рядом с нашей синагогой. Гусинский мечтал построить там культурный центр с кинотеатром, бассейном, ресторанами, кинозалом. У хаббадников такой центр уже был построен в Марьиной Роще.

Но тут началось – одни хотят работать с Гусинским, другие не хотят, эти будут участвовать, те нет. Собираемся провести ханукальный вечер, половина говорит, что, если Гусинский участвует, они ни за что не придут! И масса таких вещей на каждом шагу. Все посыпалось, и остановить процесс уже было невозможно.