Отбор - Кира Касс

После того как король сообщил новости о недавнем рейде на лагерь повстанцев, отдел финансов просветил относительно состояния внешнего долга, а глава комитета по инфраструктуре объявил, что через два года планируется начать работы по восстановлению нескольких автомагистралей, часть которых до сих пор оставалась разрушенной со времен Четвертой мировой войны. Наконец на трибуну вышел последний выступающий, главный распорядитель.

— Добрый вечер, дамы и господа. Как вы знаете, недавно по почте были разосланы извещения об участии в Отборе. Мы получили первые данные о количестве заполненных анкет, и я рад вам сообщить, что тысячи прекрасных дочерей Иллеа уже подали заявки на участие в отборочной лотерее!

На заднем плане Максон слегка заерзал в кресле. Мне показалось, или он действительно вспотел?

— От имени королевской семьи я хотел бы поблагодарить вас за проявленное рвение и патриотизм. Если нам будет сопутствовать удача, к Новому году мы отпразднуем помолвку нашего дорогого принца Максона с одной из очаровательных, умных и талантливых дочерей Иллеа!

Немногочисленные советники зааплодировали. Максон улыбнулся, но ему явно было не по себе. Когда аплодисменты стихли, главный распорядитель снова заговорил:

— Разумеется, в эфир будет выходить множество передач, посвященных знакомству с финалистками Отбора, не говоря уже о специальных репортажах об их жизни во дворце. Для освещения этой волнующей темы мы не смогли найти лучшей кандидатуры, нежели наш замечательный, известный всем Гаврил Фадей!

Раздался очередной взрыв аплодисментов, но на сей раз звук исходил от мамы с Мэй. Гаврил Фадей был легендой. Вот уже двадцать с лишним лет он комментировал трансляции парадов, посвященных Празднику благодарности, рождественских шоу и всех прочих торжеств, которые проводились во дворце. На моей памяти ни одно интервью с членом королевской семьи и их ближайшими друзьями не обошлось без него.

— Ах, Америка, ты сможешь увидеть Гаврила! — проворковала мама.

— Вот и он сам! — всплеснула руками Мэй.

На экране появился как обычно очень энергичный Гаврил в строгом синем костюме. Ему было лет под пятьдесят. Когда он проходил по сцене, в свете прожекторов на лацкане пиджака блеснула золотом булавка. Эта мимолетная вспышка была как значок «форте» в моих нотах.

— Добррррый вечерррр, Иллеа! — хорошо поставленным голосом пропел он. — Должен признаться, для меня огромная честь быть причастным к Отбору. Подумать только, мне выпала возможность оказаться в обществе тридцати пяти прекрасных девушек! Лишь идиот не захотел бы очутиться на моем месте! — Он подмигнул в камеру. — Но прежде чем познакомиться с очаровательными претендентками, одной из которых предстоит стать нашей принцессой, я буду иметь удовольствие побеседовать с человеком часа, нашим принцем Максоном!

Тут Максон поднялся и двинулся по застеленной ковром сцене к паре стульев, приготовленных для них с Гаврилом. Принц поправил галстук и одернул пиджак, как будто можно выглядеть еще более безупречно. Пожав Гаврилу руку, он уселся напротив и взял микрофон. Стулья были достаточно высокими, так что Максон пристроил ноги на специальной перекладине. В такой позе он выглядел несколько непринужденней.

— Ваше высочество, рад видеть вас снова.

— Спасибо, Гаврил. Мне тоже очень приятно.

Голос у Максона оказался такой же сдержанный, как и он сам. От него так и исходили волны чопорности. При мысли о том, чтобы оказаться с ним в одном помещении, я наморщила нос.

— Менее чем через месяц в вашем доме поселятся тридцать пять молодых женщин. Какие чувства вы испытываете по этому поводу?

— По правде говоря, я немного нервничаю, — рассмеялся Максон. — Представляю, как шумно будет во дворце с таким количеством гостей. И в то же время с нетерпением жду этого момента.

— Вы уже спрашивали у своего опытного и мудрого отца, каким образом ему удалось обзавестись такой прекрасной женой?

Максон с Гаврилом, как по команде, обернулись на короля с королевой, и камера крупным планом показала, как монаршие особы смотрят друг на друга, улыбаясь и держась за руки. Они выглядели искренними, но откуда нам знать, каково положение на самом деле?

— Вообще-то, еще нет. Как вам известно, ситуация в Новой Азии в последнее время серьезно обострилась, и мы с ним больше заняты военными вопросами. Так что нам было как-то не до обсуждения девушек.

Мама с Мэй расхохотались. Пожалуй, это прозвучало забавно.

— Времени у нас осталось не много, и я хотел бы задать вам еще один вопрос. Какой вы представляете себе идеальную избранницу?

Максон, похоже, слегка растерялся. Утверждать наверняка было сложно, но мне показалось, что он покраснел.

— Честно говоря, я даже и не знаю. Но в этом и заключается прелесть Отбора. В нем не будет ни единой претендентки, которая была бы в точности похожа на другую внешне, вкусом или характером. Надеюсь, что в процессе Отбора, общаясь с ними, я смогу понять, что мне нужно и чего жду от своей избранницы. — Максон улыбнулся.

— Благодарю вас, ваше высочество. Отлично сказано. Думаю, можно с полным правом заявить: не только я, но и все граждане Иллеа сейчас от всего сердца желают вам удачи.

— Спасибо, — сказал Максон, пожимая руку Гаврилу.

Камера не успела переключиться, и зрители увидели, как принц оглянулся на родителей, словно безмолвно спрашивая, все ли правильно он сказал. Но тут в кадре появилось лицо Гаврила, так что их реакцию мы не узнали.

— Боюсь, на сегодня наше время истекло. Спасибо, что смотрели «Вести столицы», и до следующей недели.

Заиграла музыка, и по экрану поползли титры.

— Тили-тили-тесто, Америка и Максон — жених и невеста, — пропела Мэй.

Я схватила подушку и запустила ее в сестру, но мне и самой было смешно. Максон казался настолько скованным и зажатым, что невозможно было представить, как кто-то вообще может быть счастлив рядом с таким пай-мальчиком.

Весь оставшийся вечер я старательно пропускала мимо ушей подколки Мэй, пока наконец не ушла в свою комнату. Мне становилось неуютно при одной мысли о том, что я могу оказаться рядом с Максоном Шривом. Дразнилки Мэй всю ночь крутились в голове и мешали спать.

Разбудил меня какой-то непонятный звук. Делая вид, что сплю, я осторожно обвела взглядом комнату: вдруг залез кто.

Тук-тук-тук.

Я медленно повернула голову к окну и увидела ухмыляющегося Аспена. Я выбралась из кровати, на цыпочках подошла к двери, плотно закрыла ее и защелкнула на замок. Потом вернулась, отперла окно и аккуратно распахнула створки.

Когда Аспен перебрался через подоконник и уселся на кровать, меня обдало жаром, который не имел никакого отношения к по-летнему теплой погоде.

— Что ты здесь делаешь? — прошептала я, улыбаясь в темноте.

— Я должен был тебя увидеть, — выдохнул он мне в щеку, а потом обнял и увлек на постель.

— Аспен, мне столько всего нужно тебе рассказать!

— Тише. Если кто-нибудь услышит, нам не поздоровится. Просто дай мне на тебя полюбоваться.

Я повиновалась. Мы лежали рядышком неподвижно и молча, и Аспен смотрел мне в глаза. Вдоволь наглядевшись, он уткнулся носом в щеку и волосы. Его руки скользнули от моей талии к бедрам, потом поднялись, и так снова и снова. Дыхание у него участилось, и я тоже вдруг начала задыхаться.

Его губы, прежде легонько щекотавшие мою шею, перешли к поцелуям. У меня вырвался прерывистый вздох, потом еще и еще. Губы Аспена скользнули по шее к подбородку, нашли мои губы и накрыли их, надежно заглушив производимые мной звуки. Я прижималась к нему; наши тела сплелись в торопливых объятиях в жаркой влажной ночи и покрылись испариной.

Это было преступное удовольствие.

Наконец Аспен ослабил свой неистовый натиск, хотя мне совсем не хотелось останавливаться. Но нам нужно сохранять благоразумие. Если мы зайдем слишком далеко и правда выплывет наружу, оба попадем в тюрьму.

Это одна из причин, почему все женились молодыми — ждать было мучительно.

— Мне надо идти, — прошептал он.

— А я желаю, чтобы ты остался.

Мои губы почти касались его уха. Я вновь ощутила запах мыла Аспена.

— Америка, когда-нибудь ты будешь засыпать в моих объятиях каждую ночь. И просыпаться от моих поцелуев каждое утро. И не только от них. — (При мысли об этом я закусила губу.) — А сейчас мне нужно идти. Не стоит испытывать судьбу.

Я вздохнула и расцепила руки. Все правильно.

— Америка, я люблю тебя.

— И я тебя.

Воспоминаний об этих тайных мгновениях должно хватить, чтобы помочь мне выдержать все: мамино разочарование из-за моего провала на Отборе; работу, которой необходимо было заниматься, чтобы помочь Аспену накопить денег; неизбежный скандал, когда любимый придет к папе просить моей руки. А еще — трудности, что выпадут на нашу долю после свадьбы. Все это неважно. Неважно, если со мной будет Аспен.