Прости - Рой Олег

– Не пугайтесь.

Она и не испугалась вовсе! А вздрогнула просто от неожиданности – в этом коридорчике, почти под дверью импровизированной гримерки (комната отдыха возле кабинета владельца салона) никого быть не должно. И тут вдруг откуда ни возьмись – эдакая фигура на пути. И охрана как-то пропустила ведь?

Фигура, впрочем, очень даже ничего. Высокий, сухощавый, узкое лицо с резкими скулами, глаза под немного нависшими бровями кажутся совсем темными, на чеканном подбородке неожиданная ямочка. Не модельный красавчик, но в чем-то даже лучше. Порода. Эдакий граф де Пейрак – только без уродующего шрама. Или этот, как его, мистер Рочестер. И запястья аристократически узкие – на левом видны какие-то немыслимые часы. Карина учила разбираться в статусных шмотках, но Олеся даже названий толком запомнить не умела, не то что отличать «Патек» от «Омеги» – или как их там? Вот голос оценить – это она могла. Глубокий баритон с таким количеством обертонов, что даже негромкий, почти на уровне шепота, он пробирал до мурашек.

– Не пугайтесь, – повторил незнакомец. – Вы прекрасны. Впервые в жизни встречаю живое воплощение пушкинского «гений чистой красоты».

В другой момент Олеся, быть может, возразила бы, что Анна Керн была скорее шатенкой, нежели блондинкой, – но сейчас? Когда голос заставляет слабеть, а взгляд ласкает, поднимает, повелевает… Ох.

– Я Герман, – так же негромко и так же проникновенно представился незнакомец (ах, вот откуда пушкинские мотивы!), подчеркнув имя отточенным кивком и взяв ее за руку.

Холодная, наверное, подумала вдруг Олеся, всегда после выступлений пальцы как лед. Губы, на мгновение коснувшиеся ее запястья, обожгли, показавшись огненными. Пушкин, говорите? Они сошлись, волна и камень, стихи и проза, лед и пламень… Сглотнув, она сумела-таки вымолвить:

– Олеся.

– Я знаю, – Герман улыбнулся. – Стас – мой друг. Он говорил, что рождественскую распродажу в его салоне будут открывать две прекрасные скрипачки, но я и подумать не мог – насколько. Стас всегда преувеличивает безбожно, сами понимаете: не обманешь – не продашь.

Олеся засмеялась, вспомнив детский мультик:

– Зачем я, буренка, тебя продаю? Сам наговорил, сам поверил?

– Вы еще и умны. И пальцы у вас удивительно красивые. Сразу видно, что вы творите музыку.

Комплимент, если подумать, был так себе. Во-первых, длинные пальцы – чистая генетика. У самого Германа тоже такие, и что, значит, он музыкант непременно? Во-вторых, у скрипачей кончики пальцев левой руки как бы расплющенные и довольно жесткие – мозоли, что вы хотите при многолетней, ежедневной многочасовой борьбе со струнами. Но ведь красота – в глазах смотрящего, правда? И сказать Герман хотел приятное, а не наоборот.

– Музыка не в пальцах, она в голове и, наверное, в сердце, – Олеся чувствовала, что выразилась чересчур пафосно, но точные формулировки никогда-то ей не давались. Ее дело – чистые звуки.

– Вы правы, а я поторопился.

Герман вновь улыбнулся, и Олеся вдруг почувствовала себя необыкновенно красивой – гораздо красивее, чем в «ангаре» под искусственным снегом и искусственным ветром, – и удивительно легкой. Такой, какой бывала, лишь когда летела на волнах очередной мелодии.

– Леська, ты… – выглянувшая из «гримерки» Карина осеклась.

Герман повернулся к ней, продолжая улыбаться:

– А вы, как я понимаю, Карина? Стас говорил.

– Карина, – подтвердила та, глядя все еще настороженно, но уже с ноткой почти восхищения. Она-то небось и часы, и костюм, и стрижку (явно не из микрорайонской парикмахерской) уже «срисовала».

– Могу я попросить вас разделить со мной скромный холостяцкий ужин?

– Меня? Холостяцкий? – глаза Карины сузились, голос заледенел.

– Вас обеих, разумеется. Холостяцкий – потому что только холостяки ужинают в ресторане. Увы, – он сокрушенно развел руками.

Неизвестно, собиралась ли Карина бросить в ответ что-нибудь едкое насчет «кто девушку ужинает». В любом случае – не успела.

– Герман! – Хозяин салона лучился такой улыбкой, что ее хватило бы на освещение того самого «ангара» с автомобилями. Впрочем, от приятеля он тут же отвернулся: – Кариночка! Я вас не обидел?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Что вы, Станислав Сергеевич, все в порядке, – Карина улыбалась не менее лучезарно, значит, суммы в конвертиках были вполне приятными.

– И я могу надеяться на продолжение нашего сотрудничества? Скажем, под Пасху?

– Звоните, – царственно кивнула Карина.

– Герман, ты чтоб моих музыкантш не обижал! – Он погрозил приятелю пальцем.

– Как можно, Стасик! Я всего лишь хотел угостить девушек ужином. У тебя тут как-то…

– Да уж. Буфет есть, но… Как-то я не озаботился, винюсь. Хотя можно заказать, привезут…

– Но это совсем не то, – все так же улыбаясь, перебил Герман. – И если ты так беспокоишься за безопасность девушек, можешь составить нам компанию.

– Э-эх! – вздыхал Стас очень искренне. – Я-то с превеликим бы удовольствием, да куда мне сейчас! Пока народ тепленький, самое время их немножечко растрясти, а?

– Ну тряси, тряси. Карина, Олеся? Так как насчет поужинать?

Девушки переглянулись. И после секундного размышления Карина кивнула.

Олеся и опомниться не успела, как оказалась… в сказке? Спасибо еще Карине, приходилось уже бывать во всяких дорогих и пафосных местах, но одно дело – для работы, совсем другое – в качестве гостьи. Ее пригласили – она будет получать удовольствие. Хотя бы сегодня. И нет, она не станет пялиться на окружающую роскошь, как будто Манька из каких-нибудь Гнилых Косушек. Хотя роскоши было, пожалуй, слишком много. Расписные потолки, украшенные позолоченной лепниной, гигантские зеркала и гобеленовые медальоны в простенках между колонн, переливчатый мрамор и сияющий паркет, благородная темная зелень диковинных растений и сверкающая бронза дверных ручек и настенных светильников. Официанты в черных фрачных парах скользили вокруг, как ожившие ноты. Их же внезапный знакомец был тут, похоже, завсегдатаем – официант называл его Германом Владимировичем.

Даже Карина, в машине пытавшаяся доставать Олесю вопросами, притихла, только шепнула: «Не упусти!» Олеся отмахнулась. Принцы – не для Золушек, но можно хоть один-то вечер о законах жизни не думать? Просто наслаждаться моментом. Здесь был другой мир. Здесь никто не задумывался о выборе между новой книжкой и батоном колбасы, не вспоминал о коммунальных платежах, здесь все улыбались, целовали друг друга в щечки, небрежно усаживались, бросая официанту «мне как обычно». Здесь все было легко, пахло ванилью и еще чем-то острым, свежим, непередаваемо притягательным. Кружилась голова, а тело казалось невесомым, как пузырьки шампанского в узком, неправдоподобно изящном бокале…

Как это она ухитрилась возле собственной двери оказаться? Да еще и за хлебом зашла, вот пакет в руке – совсем удивительно. Так, не ровен час, на автопилоте окажешься в какой-нибудь Неверландии. Хотя там, наверное, хорошо…

Но за дверью, разумеется, никакой Неверландии не оказалось. Может, потому что она – не фея?

– Ты сегодня прямо фея! – Улыбающаяся бабушка встречала, как обычно, в прихожей. – День хорошо прошел?

Увиденное в зеркале Олесе неожиданно понравилось: холод разрумянил всегда бледные щеки, капельки от растаявшего снега блестели на волосах драгоценными алмазиками, ресницы от влаги стали совсем темными, и глаза сияли из-под них так ясно, так красиво… Пуховик, правда, лучше бы поярче, но черный практичнее.

– День? Да, славно. Вчерашние поступления в базу вводила, потом студия «Алые паруса». Нам все директивы какие-то спускают, а я ребятам вслух читаю – и ведь приходят! Значит, интересно им! Но такие смешные! Сегодня «Капитана Блада» читали, ну и давай про пиратов спорить. Я им про Генри Моргана, а они про каких-то корейских пиратов, китов-призраков и еще каких-то чудовищах, о которых я вообще впервые слышала! Надо как-то следить…

– Да, – бабушка покачала головой. – Сабатини не в моде. Все в интернете свои драмы глядят.