Критическая Масса, 2006, № 1 - Журнал

Картина первая

Все первое действие выглядит явно наигранным, театральным буквально. Зритель либо должен находиться в недоумении, либо ощущать себя очень умным и достойным иного и при этом не догадываться, что все это — обман.

Софья.Курочка гуляла по улицам.

Курочка Сюзи умерла, умерла.

Курочка Сюзи гуляла по улицам.

Курочка Сюзи умерла.

Марина. А ты не плачь. Не горюй. У тебя ведь слезы текут.

Софья.У меня слезы текут и в глазах темно.

Марина.Ты не плачь, не горюй. И во мне не сомневайся.

Софья. Курочка Сюзи говорила, пела, но умерла.

Марина.Папа говорил, мама говорила. Суп варила из.

Каструльку готовила для гарнира.

Софья. Марина, ты меня когда-нибудь любила?

Марина.Ты во мне не сомневайся. Пойдем погуляем лучше.

Софья. Сейчас, губы накрашу.

Марина.Пойди умойся, Соня, и поскорей одевайся.

А во мне никогда не сомневайся.

Софья . Я не сомневаюсь. Я губы крашу и одеваюсь.

Марина. Надень белое платье, надень желтую шляпку.

Софья.Я надену черное платье и возьму красный зонтик.

Марина. Надень красные туфли и золотое колечко.

Софья . А серьги с брильянтом?

Марина. Серьги с брильянтом и брошку с рубином.

Софья. Брошку с рубином? На черное платье?

Марина. На черное платье, под красные туфли.

Софья . А ленту повязать на шляпку?

Марина. Яркую шелковую ленту. Ту ленту, что я тебе подарила, которую ты все это время берегла и хранила.

Софья. Помню, помню. Я ничего не забыла. Ты мне тогда подарила ленту и пахучий кусочек мыла.

Марина.Какая ты лукавая, Софа. Недаром ты была женой генерала.

Софья. Трудно мне было в замужестве. Но я так многое познала. Сколько я всего сготовила и перестирала, пока армия дислоцировалась от Прибалтики до Урала.

Марина. Ты варила кашу в походной кухне.

Софья. Нет, на примусе и керогазе.

Марина. На Брокгаузе? Или на баркасе?

Софья. На керогазе.

Марина.И что же было потом?

Софья. Я сбежала. Я уже не могла так жить. Изо дня в день подниматься ни свет ни заря. К тому же муж мой был невероятным деспотом. Он не разрешал мне курить, и я пряталась за ангарами и тайком выкуривала свои сигаретки.

Марина. Но ты бы сказала, что так себя вести нельзя. Что ты уже не молода.

Софья. Я говорила. Я плакала и выламывала руки. Я ползала перед ним на коленях. Но потом мне надоело быть пленницей.

Марина.Ты настоящая женщина! Я помню, как ты вбежала в эту комнату вся в синяках и царапинах. Он бил тебя стамеской.

Софья. Он бил меня стамеской и кнутом.

Марина. О, изверг!

Софья. Но мне все это нравилось. Я поняла потом.

Марина. Помню, как ты металась и страдала.

Софья. Мне было трудно жить без мужа-генерала. А туфли с пряжкою обуть и с цветочком?

Марина. Конечно, с пряжкою.

Софья. А шарфик повязать?

Марина . Какой?

Софья.Вот этот. Черный с золотистою каймой.

Марина. Ни в коем случае.

Софья. Ну хорошо, не стану.

Марина. Софья . Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!

Свет гаснет. Темно и тихо.

Картина вторая

В тех же декорациях: Три священника и Слепой.

Три священника появляются на сцене совсем незаметно. Их трое, но они неразделимы. Это одна тень. Свои реплики они могут говорить вместе, по очереди или кто-то из них. Слепой играет на губной гармошке. Слепой в этой роли — не убогий, не инвалид. Он просто незрячий человек. Нужно много умения, чтобы реализовать эту роль. Если в театре нет актера с высоким уровнем мастерства, то слепого лучше не играть, а заменить этого персонажа ролью Человека с повязкой на глазах, произносящего реплики Слепого.

Три священника. А-а-а-а! Тише. Мы шли через весь город. И у каждого подъезда видели зеленые фонарики. Они все время мигали, нервно вздрагивали.

Слепой перестает играть, и некоторое время длится тишина. Но потом, когда он начинает свою фразу, эта мелодия, уже без его помощи, возникает вновь. Иногда Слепой прикладывает гармошку к губам, но на самом деле ясно, что эта музыка теперь существует самостоятельно.

Слепой. Эти фонарики… Они были зеленого цвета?

Три священника. Да, они зеленого цвета и иногда мерцают, погасая и сливаясь с темнотой.

Слепой.А похож ли этот зеленый цвет на тот, который видишь, когда закрываешь глаза?

Три священника. (Одновременно прикрывая лица ладонями. ) Нет, не такого. Он совсем не такой. Мы осознаем, что глупы. Наши головы заполнены всякой чепухой. Разными планами, церковными календарями, цитатами из Псалтыря. Мы бы очень хотели, но мы не можем объяснить. Мы обошли всю страну и почти во всех городах видели над дверными проемами эти фонарики зеленого цвета. Правда, в одном городе они были из нежно-розового стекла. Хозяева каждое утра протирали их фланелевыми тряпочками, дыша на стекло и осторожно поскребывая ноготками. (Священники открывают лица. ) Мы видели и город, в котором совсем не было фонариков, потому что этот город бомбили. Дома там были разрушены, а люли прятались под землей. Это под землей такой же цвет, который видишь, когда закрываешь глаза. (Закрывают глаза ладонями. ) В этих городах было холодно. С неба падал снег. Но земля была горячей. И снег исчезал в слое тумана… (Три священника уходят за ажурную панель .)

Слепой. (Проходя через всю сцену к панели. ) Я обязательно скоро умру. Но мне хотелось бы рассказать все-все, что накопилось во мне.

Три священника. Умрут все. И они умрут. Эти суки, твари. Они умрут. Они умрут. А рассказать всю свою жизнь еще не удавалось никому. Это невозможно.

Слепой. Что же мне тогда делать?

Три священника. Говори.

Слепой. Я раньше тоже жил в этом городе. Тогда здесь было намного теплей и дожди шли гораздо чаще. Около моего дома росли деревья с плодами, очень терпким на вкус, и трава с приторно-сладким запахом. Сразу от выхода на улицу, вдоль дороги проходил деревянный забор. Если все время держаться этого забора, то можно было, не боясь заблудиться, выйти к реке. Как только под ногами начинал поскрипывать песок, мое сердце принималось сильно пульсировать. Я до сих пор не понимаю почему.

Три священника. Ты был молодой.

Слепой. Однажды, когда я ходил к реке, пошел сильный дождь. Дул ветер, и над головой громыхало. Я переждал, когда ливень немного стихнет, и направился к дому. Но было слишком скользко, и я сорвался, почувствовав острую боль в колене. В этот момент в глазах моих все изменилось, стало не таким, каким было прежде. Все стало другого цвета. Вы слышите меня? Потом я потерял сознание, а когда очнулся, то оказалось, что меня уже перенесли в дом. Во рту было сухо, и все тело ныло.

Три священника. Обычные симптомы в подобной ситуации. А был ли у тебя жар?

Слепой. У меня был вначале жар, а потом озноб. Но не в этом дело. Я не мог забыть о том, что произошло в моих глазах, когда я упал. И я все время думал об этом.

Три священника. А было ли что-нибудь подобное у тебя раньше, до падения?

Слепой. Нет, ничего такого не было.

Три священника . Ты должен говорить правду. Но ты что-то скрываешь и лжешь. Ты должен рассказывать все. Мы должны знать все мелочи. Иначе ты не сможешь выполнить задание. Ведь твое предназначение именно в этом. Ты помнишь об этом?

Слепой.Да, я помню. Но я рассказал все.

Три священника. Нет, ты рассказал только малую часть всего того, что мог бы рассказать.

Слепой. Ну, я не могу так сразу. Мне нужно собраться с мыслями.

Слепой закуривает. Три священника выходят на сцену и подходят к рампе. Клоун, заглядывающий в окно, прячется.

Три священника(шепотом ). Летят. Летят. Летят. Они летят. Летят. Летят, Летят. Они летят. Летят. Летят…

Слепой. Да, я испытывал это чувство и раньше, правда, не так сильно. Особенно это проявлялось в те минуты, когда он забывался и переставал контролировать силу ударов. Перед тем как уснуть, он говорил: «Ты безумно красив».

Три священника.Что тебя беспокоило в подобных ситуациях?

Слепой. Я знаю, что можно быть красивым и некрасивым. Но я не могу этого понять. Когда я пытался думать об этом, у меня начинала болеть голова. Единственное, что я знал наверняка, это то, что боль — самое приятное чувство, которое можно испытать.

Три священника . Скоро и этот город будет трещать по швам и корчиться от боли. Он будет разрушен. Они все умрут. Мы случайно узнали, что у них есть список того, что нужно уничтожить. Мы видели их самолеты. Мы видели, как они летят, заполненные бомбами. Они еле перемещаются и похожи на огромных жирных жаб. И бомбы вываливаются, как жабьи икринки. Они летят, и уже совсем близко.