Остров Разочарования (Рисунки И. Малюкова) - Лазарь Лагин

Искренне растроганный своей прекрасной речью, помощник капитана, мечтавший о парламентской карьере, вернулся на корабль и велел поднять якорь. Не прошло и часа, как мачты «Пилигрима» навсегда скрылись за горизонтом. А достопочтенный Джошуа Пентикост остался один с тремя десятками полумертвых негров на необитаемом острове, затерявшемся в пустынных просторах южной Атлантики, вдали от обычных торговых путей. Он понимал — и не ошибся в этом, — что ему никогда не выбраться с этого клочка земли, который он про себя уже успел назвать островом Разочарования, ибо все его надежды, все мечты его жизни превратились в прах и тлен, лишь только он узнал, что его высадят на берег в этих местах, забытых богом и людьми.

Пентикосту тогда еще не было полных пятидесяти двух лет. Он был по-прежнему здоров, жилист и полон сил. Он знал много способов, как зарабатывать большие деньги, но здесь, на острове Разочарования, деньги зарабатывать было негде и не к чему. Остаток своей жизни эсквайру Джошуа Пентикосту, врачу, магистру наук, мореходу, конквистадору, судье, миссионеру, банкиру, подделывателю векселей, судовладельцу, рабовладельцу и работорговцу, предстояло провести в обстановке, в которой деньги значили не больше, чем прибрежный песок.

I

Вечером 3 июня 1944 года британский конвой, шедший из Персидского залива в составе девятнадцати транспортов и пятнадцати эскортных кораблей, подвергся в Атлантическом океане нападению нескольких немецких подводных лодок. Атака была отбита ценою потери одного транспорта, носившего название «Айрон буль». Две торпеды очень точно врезались в его машинное отделение, он переломился пополам, как сухая щепка, и обе половинки ушли ко дну раньше, чем экипаж успел предпринять что-нибудь для своего спасения.

Что касается остальных кораблей, то им было не до спасения тех немногих «счастливцев», которых чудовищной силой сдвоенной взрывной волны забросило с палубы погибшего транспорта достаточно далеко от засосавшей его гигантской воронки. В это время поверхность океана, покрытого невысокими трехбалльными волнами, бороздили сразу в нескольких направлениях зловещие бурунчики новых залпов фашистских торпед. Капитаны транспортов были заняты уклонением от торпед, а эскортные корабли с лихорадочной поспешностью сбрасывали на подводные лодки длинные очереди глубинных бомб. От множества взрывов океан вздымался нежно розовевшей на закатном солнце смерчеподобной колоннадой из воды и пены, а мощные гидравлические удары, сотрясая корпуса транспортов и фрегатов, оглушали и топили тех немногих спасшихся с «Айрон буля», которые еще держались на воде.

Вскоре в двух Местах вспучились и лопнули огромные пузыри, затем всплыли на поверхность большие масляные пятна, а чуть спустя — обломки скамьи, кормовой флаг со свастикой и несколько матросских бескозырок с немецкими надписями.

В докладе, посланном командиром конвоя в Королевское британское адмиралтейство, было сообщено о потоплении двух вражеских подводных кораблей и гибели королевского военного транспорта «Айрон буль» со всем его экипажем и немногочисленными пассажирами.

Среди траурных извещений, разосланных в связи с этим соответствующим отделом адмиралтейства, пять заслуживают нашего особого внимания.

Два из них были направлены английским адресатам: одно в Ливерпуль, семье майора Эрнеста Цератода, бывшего секретаря местного отделения тред-юниона транспортников и неквалифицированных рабочих, второе — в Лондон, Ист-Энд, вдове Сэмюэля Смита, кочегара с «Айрон буля». Другие два извещения первым попутным самолетом перебросили через океан в Соединенные Штаты, в Филадельфию, штат Пенсильвания, семье капитана санитарной службы Роберта Фламмери, одного из отпрысков старинного и прославленного банкирского дома «Джошуа Сквирс и сыновья», и в Буффало, штат Нью-Йорк, матери военного корреспондента газеты «Буффало дейли войс» Джона Бойнтона Мообса.

Пятое траурное извещение было послано в Главный морской штаб Советского Союза, откуда его переотправили с выражением соболезнования в Москву на Малую Бронную улицу, семье капитан-лейтенанта Константина Егорычева. Спустя некоторое время оно вернулось в Главный штаб за ненахождением адресатов: отец Константина Егорычева, старший сержант Василий Кузьмич Егорычев, пал смертью храбрых при освобождении Севастополя, а младший брат, Сергей Васильевич, уже два месяца как воевал где-то на Первом Украинском фронте.

Будем справедливы: никаких оснований для того, чтобы сомневаться в гибели перечисленных выше двух американцев, двух англичан и советского военного моряка у офицера, составлявшего доклад в адмиралтейство, не могло быть. И. все же по счастливой случайности никто из них не погиб. Их спасло то, что в роковой для «Айрон буля» час они по разным причинам оказались на полуюте.

Мистер Цератод обязан был своим спасением в первую очередь морской болезни. В тот памятный вечер разгуливался шторм, и Эрнест Цератод, сорокатрехлетний рыжеватый невысокий толстяк, весь день терзавшийся мучительнейшими приступами мореной болезни, выполз наверх отдышаться на свежем воздухе. Он тяжело облокотился на отсыревшие, скользкие перила и с тоской взирал на не обещавшие ничего хорошего сизые тучи, кое-где по краям подцвеченные багровыми лучами заходящего солнца. Мистер Цератод снял фуражку, доверчиво подставил лысеющую голову ветру, но и это не принесло облегчения. От теплого, сырого ветра было ощущение, как от согревающего компресса.

В отдалении бесшумно шныряли почерневшие силуэтики эскортных кораблей, похожих на стайку шустрых и беззаботных нырков. Впереди и позади «Айрон буля», чуть заметно дымя, тяжело покачивались неповоротливые, пыхтящие туши транспортов. Они старательно соблюдали установленную инструкцией дистанцию, и казалось, что все они, и «Айрон буль» в том числе, стоят на месте, уныло и безнадежно переваливаясь в бортовой и килевой качке. В снастях с возраставшей силой гудел ветер. Все, все предвещало шторм и новые мучения исстрадавшемуся мистеру Цератоду. Поэтому его небритое (впервые за многие годы!) и позеленевшее лицо в золотых, очень толстых очках не выразило и тени улыбки, когда его окликнул мистер Фламмери — его сосед по кают-компании.

— Алло, мистер Цератод! — сострадательно приветствовал он бедного майора.

— Алло, мистер Фламмери! — промычал ему в ответ Цератод.

— Ну и погодка, сэр!

Цератод только безнадежно махнул рукой, и его тут же стало корежить в новом приступе.

— Постарайтесь не выпасть за борт, — посоветовал ему мистер Фламмери. — Вы слишком перегибаетесь через перила. И взовите к господу. Он нам защита и утешение во всех горестях и страданиях., Ужасная болезнь, Джонни!