Франция. 300 жалоб на Париж - Ксения Буржская

здесь.

Юля С. (Лондон, Великобритания): Ответ, наверное, будет банальным — я оставила дома беззаботность и легкость бытия. В Питере было именно так. Настоящая взрослая жизнь, бытовые проблемы, карьера, самоутверждение на работе, ипотека, интеграция в британское общество, работа над личными отношениями, преодоление кризиса — все произошло уже здесь. А там, в Питере, все было мягко, сладко и просто. Винить эмиграцию в том, что мы стали взрослыми тетками… Это просто этапы внутреннего роста синхронизировались с этапами пути. Еще скучаю по сырокопченой зернистой Брауншвейгской колбаске.

Глава восьмая

Будьте здоровы

Ночью проснулась сначала от холода, потом от жары: на улице 27 градусов, внутри меня — 38. Температуры не было уже несколько лет, ощущения очень странные — отвыкла и удивилась. А знаете, кстати, почему у меня ее так долго не было? В юности (теперь это называется так) у меня часто бывали гаймориты, в один из таких рецидивов я пошла в первую попавшуюся платную клинику на Пресне. Лор, бабушка божий одуванчик, покачала головой и выписала мне 10 уколов иммуностимулирующего средства. Я не помню его названия, к сожалению, хотя всем советую прийти в аптеку и спросить. С тех пор я не болела ни разу. Лет пять, я думаю.

Во Франции просто прийти в аптеку и что-нибудь попросить невозможно. Вы можете здесь купить без рецепта гору гомеопатических шариков от всего или «долипран» — парацетамол, но тоже от всего, а нормальное лекарство, даже если это слабительное или валерьянка, вам просто так никто не продаст. А вдруг вы его выпьете не по инструкции? Это раздражает.

Вообще раздражает, когда тебя считают идиотом. Приходишь, бывало, в салон мобильной связи и говоришь: я вот купила у вас модем, не включала его ни разу, а тут включила, а он не работает — нет интернета. А они тебя спрашивают:

— Вы точно его не включали? А то, может быть, вы просто нажали и уже потратили его?

— Точно, — говоришь ты.

— Точно-точно? — спрашивают они. И смотрят на тебя так: дебилушка ты наш.

И хочется им сказать: слушайте, это у вас модемы появились вчера и вы думаете, что это космическая разработка, а у нас дачники в огороде петрушку сажают с модемом примерно с 2007-го, может быть, вы поверите, что я знаю, как им пользоваться?

Но это слишком сложная для перевода фраза. Приходится отвечать на все эти вопросы — раз за разом — и сатанеть.

То же самое: допустим, мне уже больше 30, и я точно знаю, что мне нужно купить от того или иного несложного заболевания — например, я уже болела, и опыт мне подсказывает, но тут это не прокатит. Все фармацевты в сговоре с врачами общей практики — сначала сходите через дорогу и попросите у врача рецепт — он выпишет его без всяких проблем за 23 евро, а потом уже с рецептом покупайте: система отлажена.

…Во Францию я приехала немножко беременной. Почти сразу закончились таблетки, которые для профилактики выписывают в России всем беременным. Я не знаю, хорошо это или плохо, но я верю в таблетки, люблю плацебо, мне с ними как-то спокойнее. Разумеется, во французской аптеке мне ничего не продали, хоть я и трясла пустой пачкой и еще отсутствующим животом. Видя мое отчаяние (я почти постоянно здесь выгляжу так), фармацевт сжалилась и попросила хотя бы русский рецепт. Это сработало: я взяла русское заключение с УЗИ чего-то там, внизу приписала латинское название необходимых таблеток и принесла в аптеку. Таблетки мне продали. Лайфхак.

По местным правилам в середине беременности я должна покинуть частного гинеколога и приписаться к роддому. Я тогда жила в деревне, поэтому выбрала ближайший: маленький католический роддом Святой Анны (или, допустим, Святой Евгении). В аккуратных кустиках среди лавандовых полей туда-сюда сновали маленькие монашки в сером и белом, не знаю, было ли у них медицинское образование, но на всех постах сидели именно они. Я зашла в кабинет к монашке номер один от входа, строгой, с большим крестом на груди. Лет ей было около девяноста пяти, но она ловко внесла мои данные в компьютер. Стоимость родов составила бы 5 тысяч евро, и я подписала бумажки.

Каждый месяц я должна была приходить в роддом на проверки, которые заключались в УЗИ, — у меня не брали никаких анализов и отпускали со словами, что все в порядке. Еще я должна была выбрать акушерку. Акушерки здесь не привязаны к роддомам, они привязаны к тебе лично и приезжают на роды вместе с тобой — за отдельный гонорар и в теории. На практике одна моя знакомая выбрала акушерку, но роды пришлись на воскресенье и врач не приехала, ответила эсэмэской: прости, я на шашлыках и гриле. Поэтому я никого решила не выбирать — в роддоме же есть какие-то акушеры? Я вообще игнорировала всю эту светскую жизнь: вечерние занятия по дыханию с элементами йоги, вечерние лекции по католическому воспитанию с монашками, вечерние встречи с психологом о том, как изменится моя жизнь.

Врачи в католическом роддоме Святой Анны (или, допустим, Святой Евгении) были преимущественно мужчинами. Я не помню, как звали моего, но он явно был идиотом. На седьмом месяце мне нужно было лететь оформлять документы в Вильнюс, потому что во Франции я жила по литовской визе. Мой дядя дал мне разрешение на перелет с пересадкой, не колеблясь, даже не взяв анализы (опять).

В Вильнюс я прилетела поздно вечером и первым делом пошла в ресторан есть борщ и пельмени. Чувствовала я себя не очень, но думала, что еда вернет меня к жизни. Из ресторана я прикатилась в отель довольным колобком, но почему-то с неясной ломотой в спине. Через полчаса в отель вызвали скорую, потом, как в тумане: приемный покой одной больницы, давление под 200, бокс, скорая, приемный покой другой больницы, палата, срочное кесарево и два месяца в отделении, которое перевернуло мое представление о больницах, среди людей, которые перевернули мое представление о людях. Тогда-то мне и стало понятно: жизнь не делает ни одного лишнего движения. Случись это во Франции, я бы, может, и не говорила с вами сейчас. А если бы и говорила, то продав одну почку за пребывание в больнице, за которую бы я никогда не расплатилась. Я нигде никогда не встречала столько вежливых, добрых, понимающих, хороших людей, как за эти два месяца в стране, где я не знала до этого дня ни одной живой