Отелло с кочергой (рассказы и повесть) - Сергей Прокопьев

- Встаньте! - кричит. - Поднимите юбку!

Сам Шишковой по пояс. А та растерялась, подняла подол, раз экзаменатор требует. Тут до Рыжего дошло: "поднимите юбку" двусмысленно звучит. Запламенел от стыда. Хоть за огнетушителем беги. Тем более, ноги у Шишковой девственно, без теорем, чистые. Она в слезы, выскочила за дверь...

На этот раз нечего было задирать. У Наташки юбка до колен была, а у этой девахи - два пальца до бесстыжести, ноги от основания координат на виду. Рыжий все равно выгнал. Лахудра за спиной примолкла. Пользуясь затишьем, решил я Борискин вариант. Свой тоже, на всякий подпольный случай, сделал. Лахудра видит, Рыжий не зверствует, опять начала авторучкой акупунктуру мне на спине выделывать - реши ей пример! От греха подальше решил. Тем временем Бориска разобрал мои записи. Ну, думаю, пора шабашить.

Сдал листочки, вышел. Рыжий следом летит.

- Что, - подмигивает, - гонорар пополам?

- Какой гонорар? - делаю физиономию тяпкой.

- Ты, Парамонов, и в институте всю дорогу норовил меня прокинуть.

- Никаких гонораров, - стал я категорически отпираться, - и вас не знаю! И делить не буду!

- Не надо дурочку-то гнать, Парамонов, - говорит Рыжий. - Не надо! На этот раз на халяву не выйдет. Не желаешь по-человечески, будет нулевой вариант - ни вашим, ни нашим.

Развернулся и ушел.

Может, думаю, и вправду, поделиться с Рыжим надо? Четыреста тысяч в два раза хуже, чем восемьсот, зато в четыреста тысяч раз предпочтительнее, чем шиш с маслом. Заспешил делиться, а из-за двери доносится: "Дайте-ка этот листочек! Ага, почерк Парамонова! Значит, он вам решал?!"

У меня руки ниже колен опустились - плакали мои денежки.

До слез обидно стало. А тут лахудра выскакивает. Красная, как Рыжий. Но веселая.

- А, - машет рукой, - я и не хотела в институт, мать заставила.

- Где, - спрашиваю, - Бориска, сосед мой?

- Этот рыжий экзаменатор, - лахудра тарахтит, - у меня листочек с твоим решением нашел и выгнал. Но пиво, как обещала, все равно тебе ставлю!

- Никакого пива! - наконец дошло до меня, что Бориску никто не выгонял. - Инженеры денег не берут. Я тебе ставлю шампанское!

Не все же 800 тысяч в квартплату всаживать.

ПОСИДЕЛКИ

Пустырь на задах жилмассива не пустовал. Целый день его густо минировали Маркизы, Кинги, Императоры и другие твари о четырех ногах. По вечерам в дальнем углу, в кустах акации, соря упаковками одноразовых шприцов, кучковались двуногие наркоманы. Днем заглядывали компаниии "на троих". У труб теплотрассы забыто лежали друг на друге две железобетонные плиты. Чудная лавочка, подстели картонку и сиди. Здесь и сидели "на троих". В последнее время в половине девятого утра на железобетонной лавочке частенько собирались друзья-приятели: Лариса Егоровна Касимова, Антонина Петровна Лопатина, Иван Игнатьевич Карнаухов.

В сумме трое, но не "на троих". Лариса Егоровна по утрам выгуливала дурковатого эрделя Гаранта, Иван Игнатьевич шел через пустырь в гараж, Антонина Петровна забегала покурить да покалякать о том о сем.

Сегодня "тем-сем" были хозяева друзей. Антонина Петровна служила в горничных у молодого и холостого бизнесмена. Работа не пыльная. Пыль протереть, пол помыть и так далее, часа на два ежедневно. Получала за это неплохие по ее понятиям деньги - триста тысяч, что в переводе на обувь - три пары кожезаменительных туфель, в проекции на вареную колбасу тринадцать-пятнадцать килограммов.

Плюс пятьдесят тысяч Антонине Петровне было положено за дополнительную услугу. По утрам варила своему шефчику, так звала хозяина, кофе. Че там работал при галстуке и папке шефчик, горничная не ведала, но раза два-три в неделю ухайдакивался вдрызг, на бровях возвращался со смены. Насчет кофе Антонина Петровна была мастерица, варила такой, что мертвого с похмелья поднимет, не то что двапдцатипятилетнего бугая...

- Вчера мой шефчик надрался до свинячьего визга, - вкусно выдохнула дым Антонина Петровна, - прихожу сегодня, он весь зеленый на унитаз рычит. "Че уж так пить в стельку?" - спрашиваю. А у него, бедолаги, языком нет сил повернуть. Дала ему пару таблеток аспирина, сварганила кофе, порозовел голубчик.

В отличии от Антонины Петровны у Ларисы Егоровны служебных хлопот по горло. Она работала домработницей. Готовка обеда-ужина, уборка, магазины. Получала за это пятьсот тысяч, плюс шестьдесят за выгуливание Гаранта, которого Лариса Егоровна непочтительно обзывала Гришкой.

- Моя барынька похоже любовника завела, - рассказывает Лариса Егоровна, поглядывая за прыжками Гришки-Гаранта. - Да и то сказать - от безделья на стенки полезешь - не только в чужую койку. Ведь по дому палец о палец не стукнет. Полдня сношалки по видику смотрит, а полдня злая ходит, не знает куда себя деть. Хозяин до поздней ночи где-то по делам, вечером поди не до любовной гимнастики... Но в последние дни повеселела барынька, все какому-то Артурику звонит-хихикает, глаза масленые...

Тут Гриша-Гарант засек крысу, выскочившую из-под теплотрассы.

- Стой! - закричала Лариса Егоровна. - Отравишься!

Гриша не испугался трагического конца своих дней. Тогда Лариса Егоровна вонзила в накрашенный рот два пальца и свистнула. Иван Игнатьевич испуганно выронил сигарету. Гаранта будто взрывной волной шибануло. Он контужено затряс мордой, разом утратив охотничий инстинкт.

- В последнее время, - подобрал с брюк сигарету Иван Игнатьевич, - все хотят из меня инфаркт сделать.

Иван Игнатьевич второй месяц работал водителем. Возил на дачу супругов-пенсионеров на их машине. Получал за это четыреста тысяч.

Работа не совсем не бей лежачего, но и не на износ. Привез старичков, подшаманил машину, если надо, и лежи загорай. По условиям контракта в дачноземельных работах Иван Игнатьевич не участвует.

- Теперь я понял, - загасил окурок Иван Игнатьевич, - почему моя бабулька наотрез запретила деду водить машину. Он за рулем каскадер-комикадзе, а не тихоня как по жизни. На даче шепотком ходит, а тут... Вчера отвез я днем бабульку в поликлинику, вернулся за дедом, а он просит: дай порулить. Как я могу отказать, хоть и божился бабульке: ни за что! Дедок коршуном в руль вцепился. Прямо пират перед абордажем. Глаза полыхают. "Иех!" - говорит и по газам. Полетели мы вдоль по питерской. У меня сердце в каблуки ушло. Впереди "КамАЗ" чадил. "Быстрый, как "Волга", дед кричит, - наглый, как "МАЗ", будешь в заду ты, татарский "КамАЗ!" Лихо "КамАЗ" обходит, а там "Мерседес" пылит. "Ах, ты, немчура! - дед мой стервенеет. - Сейчас я тебе устрою Сталинград!" И начинает доставать "Мерс", а навстречу рефрижиратор прет... Там товарняк без рельс! Нашу зажигалку раздавит, не поперхнется. Я глаза зажмурил, маму вспомнил... А дед как-то ухитрился проскочить в щелочку между товарняком и "Мерсом". Слышу кричит дед: "Сделал Ганса!" Ну, каскадер! В городе отстегивает мне 100 тысяч премиальных. Пятьдесят, говорит, в качестве компенсации за нервный ущерб, а Пятьдесят, чтобы старуха не узнала. Калым не дай Бог! Хорошо я лысый, так бы поседел.

- Гришка! - позвала Гаранта Лариса Егоровна. - Домой!

Друзья поднялись с железобетонной лавки и пошли по лакейским делам.

Двадцать лет назад, в другой жизни, они учились в университете в одной группе. Потом работали в заводской контрольно-испытательной станции, испытывали космическую технику. Антонина Петровна и Лариса Егоровна в качестве телеметристов, Иван Игнатьевич был спец по системам управления.

ЗОЛОТЫЕ РУЧКИ

Кроме напряженных будней, случались в отделе чудные праздники. Бокалы поднимали даже в шибко строгие времена, когда не допусти, Господь, попасться на проходной с хмельным запахом. Как-никак режимное предприятие. А все одно, оглядываясь на дверь, опрокидывали чарочки. Даже в судорожные годы борьбы за горбачевскую трезвость наливали из конспиративного чайника праздничные сто граммов.

Но не эти, второпях принятые грамульки определяли праздник. Особенно два главных - День Советской Армии и 8-е Марта. Накануне начинались таинственные однополые собрания по углам, репетиции после работы. Особенно изощрялись в театрализованных маскарадах мужчины.

В один год они вышли в торжественный момент в строгих костюмах и в цилиндрах времен Евгения Онегина. Двадцать Онегиных и все в черных цилиндрах. Хотя последние были из бумаги, выглядели мужчины бесподобно. Каждый сама серьезность, и что-то прячет за спиной. По команде "три-четыре" все разом упали на левое колено и розы, прекрасные белые розы, волшебно выпорхнули из-за мужественно стройных спин и поплыли в трепетные руки cотрудниц.

Каждый год в эти два праздника звучали стихи, песни и целые спектакли во славу женщин и мужчин. Но мужчины, как и подобает сильному полу, обязательно придумывали гвоздем программы забойный номер. Однажды был танец маленьких лебедей. Лебеди выплыли как на подбор. Впереди молодой специалист Саша Вялых, под стропила ростом и худой, как удочка. Следом Владимир Петрович Донцов, метр с пуантами вверх и столько же в ширину, замыкающий лебедь - Андрей Сергеевич Бойко, одновременно баскетбольного роста и тяжеловес в 130 кг. На всех белые пачки идеально торчат. Как-никак инженеры: сгофрировали кальку и такие классные пачки вышли над белыми спорт-трусами. Слаженно лебеди плывут. Па-па-па-па-па-а-бра-па!..