Жил да был "дед" - Павел Кренев

— Как работает сердце доблестного «Моряка»?

— Бесперебойно, — отрапортовал Славка.

И «мастер» прошелся пару раз вокруг «главного», добродушно и удовлетворенно причмокивая, не контроля ради, а так, «для порядка», который должен на судне блюстись неукоснительно. Именно в этот момент по селектору опять:

— «Дед», к тебе визитер.

Славкино сердце сразу провалилось куда-то и повисло на волоске бездыханное: «Неужто она?» Но, как мог, виду не подал, не стал спрашивать, кто да что. Поднялся вместе с «мастером» на палубу, даже обменялся с ним какими-то словами и уж тогда — к перекидному трапу.

Стоит! Она!

С этой минуты Славка никого и ничего больше не видел. Кроме нее. Стоит, улыбается грустно и… виновато. Он сбежал по трапу, остановился рядом и не знал, что сказать. Инна подняла медленно руку и погладила его щеку.

— Славик, поехали за город.

Какой такой «загород», что за «загород», при чем тут… Господи, да Инна пришла! За город, конечно, за город! Куда угодно! С ней! Славка заскочил в свою каюту, ополоснулся, переоделся, задыхаясь прибежал к «кэпу» доложиться. Льсанмакарыч посмотрел на него тревожно и вдруг притормозил:

— Михалыч, у тебя все нормально, ну это… дома? А то ты же знаешь, ты правая рука, на тебя надежда…

— Лучше не бывает! — заорал радостно Славка, и «мастер» удовлетворенно благословил:

— Тогда шуруй.

В машине Славка так и не пришел в себя. Он все смотрел на Инну, а та взглядывала на него в зеркало и смеялась:

— Не гляди так, Славик, не то руки дрогнут и врежемся.

Тогда он переводил глаза на дорогу. По обе стороны мелькали кусты и деревья, с правой стороны за зеленью проблескивала голубая в искорках вода. Как изящно, как уверенно она водит машину! Славка вдруг спросил:

— Ой, а куда это мы едем?

Инна, засмеявшись, запрокинула голову и обнажила белизну крупных зубов.

— Славик, да ты спишь никак! Забыл наше с тобой место?

Ну да, конечно, это же дорога на Малые Карелы. Вот и развилка. Километров через пять мысок на Двине, куда они с Инной пару раз наведывались, когда только что поженились. Место уникальное по красоте, только бы там никого не было сегодня или хоть поменьше народу, что ли.

Инна безошибочно свернула с дороги как раз напротив мыска, хотя того отсюда было не видно из-за зарослей… «Ну и память!» — восхитился Славка. Жена первой выскочила из машины и побежала к воде. Там скинула туфли и забрела по колено, закричала радостно:

— Теплая!

Славка прямо в кабине скинул рубаху, джинсы и быстро засеменил пятками по песку к реке. Бухнулся животом прямо у берега на мель, заперебирал ногами, потом поплыл на глубину. Инна упала коленями на песок и подняла в хохоте лицо к небу. А Славка уже на течении, на глубине, кувыркался, махал саженками, дул «по-моржовьи» носом, лежал на спине, и прохлада воды смывала с его уставшего тела, с его сердца всю горечь и тяжесть последних дней. А жена, как и когда-то давно, прыгала на берегу, смеялась и кричала: «Не утони-и!»

Потом они развели костер, и Инна с белым пером из хвостика чайки в волосах исполнила ритуальный танец жертвоприношения племени «мамба-нямба». Славка покорно подставил свой живот под Иннино колено, и из его головы в торжественной обстановке под бой тамтамов был извлечен волос и подвергнут сожжению. Когда вконец обессилели и уж не могли смеяться, Инна извлекла из сумки термос с кофе, бутерброды — и «Оп!»— щелкнула она пальцами. В руке красовалась бутылка коньяка. Славка, восхищенный, только раскрывал рот. Все это — весь сегодняшний день, с его тепло распахнутой синевой, этой удивительной загородной прогулкой, близостью темных желанных глаз жены, — все это чудесная сказка, подарок, праздник, который вчера еще казался невероятным, и Славка растроганно и растерянно молчал. Ему и не хотелось ничего говорить, высказывать какие-то совсем ненужные сейчас, заведомо малоценные слова. Она ведь здесь, с ним, и все вокруг спокойно и совершенно.

Но Инна, когда выпили за счастье из маленьких резных стаканчиков, все же сказала несколько слов. Они не нужны ему были, он все уже понимал, но она сказала: «Тебя так долго не было… Он все «люблю, люблю», голова закружилась…» И Славка заплакал, заплакал от счастья. Он сидел на песке с рюмочкой в руке, и вздрагивал, и неловко растирал бегущие по лицу непроизвольные, предательские капли, и Инна приглаживала ему мокрые волосы и приговаривала:

— Ну успокойся, мой хороший, это ведь я все… Это мне надо…

Потом Славка вдруг заторопился: «Поехали скорей к Ксении» — и извинительно заулыбался: «Соскучился, спасу нет!»

И вот он дома. Сидит в своем кресле, блаженный, вконец расслабившийся, будто только сегодня вернувшийся с моря, разомлевший в семейном уюте. Просмотрел вместе с дочерью новые книжки, игрушки, узнал и убедился, что она совсем уже бегло читает, вник в ее проблемы, наслушался ее страшно интересных разговоров, походил по квартире, надышался ее особым, памятным даже в море воздухом, поковырялся в своей коллекции трубок, ткнул нос в телевизор — отдохнул, успокоился.

По потолку, как всегда, когда наступает ночь, бегают неровные размытые тени. Славка спит, положив голову на согнутую в локте руку, смешно выставив губы «дудочкой». Инна нащупывает на журнальном столике сигарету, накидывает халат и идет опять за балконную дверь. Вокруг темнота и теплынь. На носу бабье лето… Внизу от несильного ветра слабо раскачивается фонарь. То открывает, то заслоняет крышкой желтый глаз. Словно подмигивает ей: «Все нормально? Все нормально?»

— Все чудесно, — отвечает ему она вслух.

— Иди спать, Иннушка, — зовет полусонный Славка.

Глава десятая

Впереди — море

И снова проплывает мимо родной город: драмтеатр, пляж, Петр Первый с неразлучной шпагой, телевизионная вышка. Потом позади остается Соломбала с ее бесконечными причалами, заводами, доками, снующими туда-сюда буксирами — труженица Соломбала.

Славка стоит на корме, чтобы не маячить на глазах у «мастера», который во время приходов-отходов неизменно у штурвала и придирчив ко всем мелочам безгранично. Будешь на палубе — обязательно пробурчит что-нибудь в динамик. Все должны быть на местах! Таково железное кредо Льсанмакарыча. Славка и сам любит, чтобы был порядок, чтобы «комар носа не подточил», но не проститься с городом он не может, тем более что в машинном сейчас — второй механик Николай Абрамов, надежный и исполнительный парень. Внизу колотит и вспенивает воду винт, «главный» опять включился в долгую слоновью свою работу. Над самой кормой кричат и кричат чайки, машут крыльями, как белыми прощальными платками. Они будут еще долго лететь так вслед и провожать судно громким гомоном. Потом вдали, в море, поочередно станут отставать, отставать… А самые последние, устав, сядут на воду, отдохнут и полетят обратно. Река начинает разбрасывать свои воды по рукавам. Здесь, в дельте, царство островов и песка. Вот и Мудьюг с белым обелиском в память о погибших здесь горожанах в далекие и славные годы.

И наконец медленно и важно начинает покачиваться «Моряк Севера» на морских волнах, будто могучий воин, выходя в чистое поле, где надо показать свою силушку и удаль. Здесь, на открытом просторе, погуливает уже и посвистывает восточный ветерок, вызывает «богатыря» на состязание. Да только что «Моряку» этот ветер — в океане он видел и посильнее.

Впереди Гамбург, а за кормой опять любимый город, где остались родные, где тебя ждут.

* * *

Давно уже в каждое плавание вместе со Славкой уходит маленький, юркий и, в общем, симпатичный зверек с лукавой мордочкой, торчащими настороженными ушками и длинным хвостом. Славка никогда не видел его и ничего о нем не знает, хотя зверек рядом с ним неотлучно: живет и спит в одной каюте, сидит у него на плече, когда Славка работает, в холод согревается его теплом, из одной тарелки с ним ест, лакая тихонько с краешка.

Зовут этого зверька — беда.

Многие Славкины товарищи уже разглядели зверька, и, когда он бежит за Славкой по пятам, они пытаются остановить его, прижать в дверях хвост. Но зверек для них неуловим. Друзья говорят тогда Славке: «Приглядись, ведь с тобой живет беда». А он отвечает: «Вам показалось…» Он не видит своей беды. Пока не видит…

1

СРТ — средний рыболовный траулер.