Человек Вспоминающий - Константин Протасов

Очнулся принц уже в своей спальне. Было утро. Он лежал одетый на высокой кровати, завешанной полупрозрачным тюлем.

Рурт перевернулся с живота на спину, открыл глаза. Состояние не из лучших. Когда парень встал, его еше слегка покачивало. Тыльной стороной ладони он коснулся лба — обруча на голове не было. Попытался вспомнить, проводил ли вчера Бризу и как вообще добрался до койки, но, осознав, что завалился спать даже не раздевшись, прекратил тщетные попытки.

Думать гудящей головой было трудно. Так, как вчера, он еще никогда не напивался.

Пройдя несколько шагов в сторону двери, Рурт обнаружил искомый предмет, наклонился, отчего в висках заломило еще сильнее, чем прежде. Он поднял обруч и тут же надел.

«Пришел твой час, о загадочный талисман!»

Круглый зеленый камень внутри прямоугольной вставки пошел переливом, словно довольный тем, что вернулся на голову хозяина.

— А ты правда целебный! Старый воал не обманул, — оценил Рурт немедленное облегчение.

Обруч с камнем-оберегом был передан принцу семь лет назад. Подарок сделал Серкус от лица Воалии. В тот день он сказал, что оберег носит в себе частичку Всесоздателя, а потому сохранит здоровье, убережет от неприятностей и принесет удачу.

О происхождении обруча принц не знал. Ему сказали все, что можно было сказать в тот момент. А позже тема не поднималась.

III. Прошлое и настоящее

4 дня до начала Похода

На большой Дворцовой площади трудилась добрая сотня людей с метлами и носилками. После таких массовых гуляний, какие прошли в городе по случаю Дня Рождения наследника престола, казалось, и за неделю не привести площадь в исходный вид. Но люди справлялись и уже отчистили от последствий праздника большую часть. Запряженные рабочими лошадками телеги наполнялись мусором быстро, затем покидали площадь. Им на смену подкатывали новые, и снова полные уносили с собой за город напоминания о былом празднике.

— И как я набрался? — пытал принц Рурт своего верного слугу Брама.

Невысокий молодой парень с короткими черными волосами, стриженными «под горшок», и похожим на картофелину большим носом был на две головы ниже хозяина.

— Мы вместе дошли до вашей спальни. Потом вы открыли дверь и сказали, что дальше пойдете сами, — отвечал слуга, выпячивая глаза. — Но вы были вполне…

— Вполне вменяемым или вполне невменяемым?

— Вменяемым! Конечно, вменяемым! — Слуга будто оправдывался.

— Почему тогда я ничего не помню? — Рурт прищурился, намекая Браму, что чувствует подвох.

— Я не обманываю, мой господин! — не сдавался Брам.

— Зачем же ты пошел меня провожать? Я что, до спальни не могу дойти без твоей помощи?!

— Ну-у-у… Вы-ы-ы… — Слуга замялся, склонил голову набок и опустил глаза. — Вы слегка пошатывались… Но только слегка! — Он снова поднял взгляд. — Вы были не против, чтобы я проводил. Но шли сами, без моей помощи. И все понимали. Даже спросили меня, попробовал ли я какое-то вино… сейчас… э-э…

— Ладно, оставим! Еще что-нибудь я говорил?

— Да, в основном про Бризу, вашу суженую. Говорили, какая она хорошая и что очень ее любите…

— А еще?! — Взгляд Рурта оживился, правая рука в нетерпении затеребила рукоятку короткого меча, висящего в ножнах на поясе. — Еще что-нибудь говорил?! Вспоминай все! — Сам того не заметив, он схватил Брама за грудки и почти приподнял над землей.

— Сказали, что наконец дождались, — поспешно заговорил слуга, желая поскорее удовлетворить любопытство наследника. — Сказали, что через несколько дней станете самым счастливым человеком на Круме, сказали про Целование…

— Много же я говорил. Ничего не помню… Принц отпустил беднягу. Брам выдохнул с облегчением.

— А еще вы меня точно так же трепали, останавливаясь через каждые три шага, — сказал он уже обиженно, призывая к состраданию. — Хватали за грудки и кричали: «Ты представляешь! Ты представляешь!»

Рурт, улыбаясь, хлопнул коротышку по плечу так, что тот чуть не упал.

— Ладно, не обижайся, — ответил наследник. — Просто я на самом деле очень счастлив!

— Верю-верю, мой господин. Но рука у вас все равно тяжелая. — Брам не знал, что делать: либо хвататься за ушибленное плечо, либо поправлять свой блестящий зеленый камзол.

— Послушай, а Бриза когда ушла? — Рурт снова насторожился.

— Около десяти часов. Вы проводили ее до экипажа. Поблагодарив вас, она вместе с родителями уехала домой.

— Очень хорошо. — Наследник довольно кивнул.

— Рад служить! — Брам вытянулся по струнке, но это действие все равно не придало ему серьезного вида. Внешность слуги непременно оставалась комичной.

— Значит, проводил, — принц разговаривал уже сам с собой. — Хвала Всесоздателю! Проводил… все в порядке…

Рурт снова повернулся к слуге, который на всякий случай сразу отвел пострадавшее плечо, подставляя здоровое.

— Иди, занимайся своими делами! Молодец! — Принц замахнулся ладонью, но остановился, пожалев собеседника.

Брам откланялся и поспешно скрылся в воротах дворца. Наследник, в свою очередь, спустился по широким ступенькам на площадь, где его ждал конюх. Усатый мужчина держал за узду огромного белого жеребца. Конь, мощный и прекрасный в этой мощи, был под стать своему хозяину. Гладкие бока лоснились на солнце, длинная шелковистая грива свешивалась на один бок — ее вычесали так, что волосок отделялся от волоска.

Рурт, несмотря на великанский рост — и свой, и коня, с легкостью запрыгнул в седло. Жестом поблагодарив конюха, он пустил жеребца галопом, и тот помчался по широкой площади, распугивая ворон. Птицы, роившиеся над подготовленными к вывозу остатками вчерашнего пира, недовольно загалдели.

Верный Буреход стремительно нес всадника по Главной улице к переулку Трех Часовщиков, где стоял одноэтажный домик семейства Гоинамонов. Там жила ненаглядная возлюбленная принца — прекрасная Бриза.

Рурт нашел девушку в скромном саду в восемь деревьев. И пусть он был совсем небольшим, но никакой, пусть на миллион деревьев, сад невозможно было сравнить с этим, когда в тени его укрывалась Бриза. Юная красавица сидела, покачиваясь на устроенных под толстой веткой качелях, состоящих из двух потертых канатов и узкой дощечки-сиденья. Канаты украшались вьюном с круглыми листьями. Между листьями нежными вспышками выглядывали бледно-розовые бутоны.

Вьюн цветет лишь несколько дней в году. Сейчас наступило такое время, и цветы были хороши. Но они являли собой лишь блеклое обрамление тому совершенству, что сияло между канатами. Девушка, сидящая на качелях под кроной старого дерева, была настолько прекрасна, что у Рурта участилось дыхание.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});