Избранное: Меж двух времен. Рассказы - Джек Финней

— Но вы действительно провели здесь двадцать минут.

— И картинка эта, — я кивком показал на нее, — тем временем стала вместо моста горой?

— Картинка? — Рюб стоял у стола и, повернувшись, взглянул на акварель с озадаченным видом. — На ней всегда была гора…

— И телефон всегда был зеленый, да, Рюб?

Он посмотрел на телефон.

— Ну да, насколько я помню, всегда.

Я медленно покачал головой, не переставая улыбаться.

— Не выйдет, Рюб. Я пробыл тут от силы пять минут. — Я показал рукой на бумажки, разбросанные по столу. — И их я не заполнял, пусть почерк очень похож на мой — все равно не заполнял…

Рюб с минуту смотрел на меня через стол, и в глазах у него читалась озабоченность. Потом он сказал:

— Что если я поклянусь вам, Сай, что вы пробыли тут… — он бросил взгляд на часы, — чуть меньше двадцати пяти минут?

— Вы соврете.

— А если Роза тоже поклянется?

Я только покачал головой. Затем неожиданно присел возле телефонного столика и заглянул под крышку. Там висел белый аппарат — трубку удерживала от падения изогнутая медная дужка, рядом с ней была прикреплена маленькая железная коробочка, и от этой коробочки вниз, по внутренней стороне ножки, тянулись два провода. Я нажал на край крышки столика, где-то в инкрустации сдвинулась филенка, белый телефон выкатился наверх, а зеленый скользнул вниз, на поддерживающую дужку. Я поднял взгляд на Рюба — теперь и он улыбался и через плечо жестом приглашал кого-то из соседней комнаты.

Вошел мужчина без пиджака, молодой, темноволосый, с тонкими подстриженными усиками. Рюб представил нас друг другу: «Доктор Оскар Россоф — Саймон Морли». Мы поздоровались, доктор протянул мне руку через стол, я подал ему свою, но, вместо того чтобы пожать ее, он пальцами взял меня за кисть и нащупал пульс. Спустя минуту он заявил:

— Пульс почти нормальный и еще замедляется. Хорошо. — Он отпустил мою руку и с довольной усмешкой спросил: — Как вы узнали? Что вас надоумило?

— Да ничего, кроме того, что это просто невероятно. Просто я знал, что не заполнят ваших анкет. И что никак не пробыл здесь двадцати минут. — Невольно осклабившись, я показал на акварель. — И что две минуты назад эта вот дурацкая гора была не горой, а мостом.

— Полный самоконтроль, — пробормотал Россоф, даже не дав мне кончить. — Превосходно, — обратился он к Рюбу, — очень хорошая реакция. — И опять повернулся ко мне: — Для вас это, быть может, и пустяки, но, смею вас заверить, многие ведут себя совершенно иначе. Один тут как подскочил, как бросился наутек — еле-еле поймали в коридоре, чтобы растолковать, что к чему.

— Ну и прекрасно, я рад, что прошел. — Я старался не показать виду, что чувствовал себя, как школьник, только что выигравший конкурс по правописанию. — Но к чему все это? И как вы это сделали?

— Ваши анкетные данные мы знали, — ответил Рюб. — Специалисту по подделке почерков потребовалось четыре часа, чтобы заполнить анкеты симпатическими чернилами — все пункты, кроме первых трех, которые мы оставили вам. В настольную лампу вмонтирована маленькая инфракрасная лампочка — достаточно включить ее, и симпатические чернила проявятся за несколько секунд. Роза наблюдала за вами в зеркало у вас за спиной — туда ведет коридорчик, как только вы заполнили первых три пункта, она тут же позвонила вам по телефону и одновременно включила инфракрасную лампочку. Пока вы повернулись к телефону, а потом назад к анкетам — алле гоп! — и все пункты заполнены.

— А картинка?

Рюб пожал плечами.

— За рамкой и стеклом — окошко в стене. Пока испытуемый пишет, я успеваю вытащить мост и вставить гору.

— Ну уж и напридумали! Только зачем?

— Чтобы посмотреть, как вы реагируете на невероятное, — пояснил Россоф. — Некоторые просто не в состоянии его переварить. Они исходят из того, что все вещи неизменно таковы, какими им надлежит быть, и каждая ведет себя так, как ей раз и навсегда положено. И если вдруг этого не происходит, их чувства буквально капитулируют, выходят из повиновения. За этим столом их ждет полный крах Дон; которого вы встретили внизу, был одним из таких — пришлось дать ему успокоительное даже после того, как он узнал, что с ним произошло. Вы же доверяете прежде всего внутренним ощущениям, а не внешним впечатлениям. Вы знаете то, что знаете. Пойдемте ко мне в кабинет, выпьем кофе. Или чего-нибудь покрепче, если хотите. Вы вполне заслужили выпивку…

Кабинет Россофа находился дальше по коридору, за углом; у двери висела табличка «Лазарет». Россоф толкнул дверь пропуская Рюба и меня вперед, — дверь была шире обычной и помещение действительно напомнило мне больницу. Большая комната без окон, с освещением через крышу; письменный стол, ряд плетеных стульев у стены флюорографический аппарат, таблица для проверки зрения и, по-видимому, портативная рентгеновская установка.

— Теперь все будет честно, без фокусов обещаю вам, Сай, — сказал Рюб. — То был первый и последний раз.

— Ничего страшного.

Мы проследовали в небольшую приемную; у шкафа с выдвижными ящиками стояла медсестра в белом халате и перебирала папки в верхнем ящике. В зубах она держала авторучку и улыбнулась нам, как сумела; Рюб сделал вид, будто хочет шлепнуть ее по мягкому месту, а она сделала вид, будто поверила в его намерения и испуганно увернулась. Сестре было под сорок — крупная женщина, привлекательная и добродушная, с сильной проседью в волосах.

— Сахар? Сливки? — спросил Россоф, как только мы оказались у него в кабинете, и направился к низкому журнальному столику, где стояла плитка, а на ней стеклянный кофейник. — Надеюсь, что вы откажетесь, поскольку ни сливок, ни сахару у меня нет.

— Мне, пожалуй, черного, — ответил Рюб, усаживаясь в кресло. — А вам, Сай?

— Сойдет и черный.

Я сел на стул, обитый зеленой кожей, и огляделся. Комната была большая, прямоугольная и тем не менее уютная — мне она сразу пришлась по душе. На полу лежал серый ковер, а стены были оклеены обоями с веселым красно-зеленым рисунком. На одном конце рабочего стола доктора громоздилась куча книг и бумаг. С другой стороны от пола до потолка высились книжные полки, и, подавая мне чашку кофе, Россоф заметил, что я обратил на них внимание.

— Подойдите поближе, если интересно, — предложил он.

Я встал и подошел к полкам, прихлебывая кофе, который оставлял желать лучшего. Разумеется, я ожидал увидеть медицинские книги, и многие действительно оказались таковыми. Но несколько полок занимали книги по истории: институтские учебники, справочники, биографии, всевозможные исследования, относящиеся ко всем мыслимым эпохам, странам, историческим личностям. Кроме того, там было сотни две романов, и среди них, судя по обложкам, немало давних изданий; знакомых названий я не встретил вообще. Возвращаясь к своему стулу, я бегло оглядел дипломы в рамках, разрешение на врачебную практику в штате Нью-Йорк и фотографии, почти сплошь покрывавшие стену над зеленым кожаным диваном. Как обнаружилось, Россоф был докторш медицины, психологом, выпускником университета Джона Гопкинса.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});