Мы еще встретимся - Аркадий Минчковский

— Слушай, я не хотел этого, честное слово… Ты понимаешь, это так глупо вышло…

Но Нина вырвала руку, спрятала ее за спину и, посмотрев на него в упор ненавидящим взглядом, выкрикнула:

— Уйди… сейчас же уйди, слышишь?! — и выбежала из прихожей.

Ребриков остался один, посмотрел в зеркало, увидел, какой он имел глупый и растерянный вид, безнадежно, зло махнул рукой и отправился к остальным.

Возвращались домой все вместе в четвертом часу. Было морозно. Как днем, шныряли машины. Многие окна еще светились, на белых замерзших стеклах лежали ажурные тени елок. По дороге навстречу то и дело попадались шумные подвыпившие компании.

Володька шел сзади, разговаривал мало. Настроение было подавленное. Встреча Нового года, по его мнению, не удалась.

Проводив девушек, десятиклассники крепко пожали друг другу руки и разошлись по домам.

Наливки, приготовленные Владимиром Львовичем, пришлись по вкусу гостям. Особенно они нравились маленькому лысому актеру, который сидел по левую сторону хозяина и поочередно хвалил то кулинарное искусство Елены Андреевны, то чудесные, как говорил он, изумительные свойства наливок. Благодаря этим удивительным свойствам актер совершенно не пьянел, хотя гладкая лысина его приобрела уже малиновый оттенок.

И Владимир Львович, увлеченный беседой со старым петербуржцем Александром Сергеевичем, — так звали маленького актера, — пил сегодня больше обычного и был в особенно приподнятом настроении.

Актер без умолку болтал о привычках Шаляпина, о цыганах из «Самарканда», о загулах Куприна, шантане сада «Буфф» и прекрасных трюфелях, какие бывали только у «Кюба́», о веселых обедах в «Вене», о голосе Вяльцевой и вечерах на Стрелке. И Владимир Львович с удовольствием вспоминал все эти далекие названия и знаменитые фамилии старого Петербурга, о многих из которых он, впрочем, в те годы, будучи студентом, знал только понаслышке.

Справа от него сидел Долинин. Владимир Львович познакомился с ним только сегодня, хотя много о нем слыхал. Борис Сергеевич считал себя другом и покровителем таланта старшего сына Ребриковых — Андрея.

В этот вечер он слегка шутил с эстрадной певицей Валентиной Аркадьевной Валянской, которую, несмотря на ее сорокалетний возраст, солидный вид и немалую популярность, до сих пор все называли Валечкой, и пил только вино.

Владимир Львович любил эти компании. Еще в молодые годы, дружа с входящим в славу дирижером, он ходил с ним на шумные актерские вечера и бывал там не лишним.

И теперь, когда дом наполнялся веселой беззаботной молодежью, Владимир Львович молодел и старался показать друзьям Андрея, что он вполне свой в их обществе. Он вспоминал спектакли и имена исполнителей, о которых многие присутствовавшие и понятия не имели.

Долинин впервые был в доме Ребриковых. Он пришел с Нелли Ивановной. Правда, они собирались встречать Новый год в Доме ученых, но в последнюю минуту передумали и решили провести новогоднюю ночь с молодежью. Долинин был приятно удивлен тем, что нашел здесь нескольких знакомых.

Нелли Ивановна весь вечер просидела с Андреем. Его пьесу приняли к постановке в театре, и Нелли Ивановна должна была играть в ней главную роль — Вали Лютиковой, простой девушки из парикмахерской, не пожалевшей себя для спасения чужого человека.

Нелли Ивановна плохо знала таких девушек, в кругу ее многочисленных знакомых их не было, или она не замечала таких, она даже слабо верила, что они есть вообще, и роль пугала ее своей неясностью.

Разговаривая с Андреем, она хотела побольше расспросить его о героине, узнать, где же встретить ее, просить его познакомить хотя бы с одной из подобных девушек. Но Андрей на многие торопливые вопросы Нелли Ивановны, улыбаясь и немного рисуясь, отвечал короткими неясными фразами, вроде: «Они кругом… не знаю… там все сказано… может быть, и так…» — словно собственная пьеса уже теперь мало занимала его.

В ту ночь произносили много красивых и торжественных тостов. Пили за успех в новом году, за пьесу Андрея, за искусство вообще…

Маленький актер поминутно брал гитару, которая лежала тут же рядом, на диване, и подзадоривал кого-нибудь из присутствующих веселым куплетом с неизменным припевом: «Пей до дна… Пей до дна… Пей до дна…»

Затем кто-то имитировал знакомых всему городу людей. Валянская пела свой знаменитый «Караван».

Потом маленький актер негромким голосом исполнял старинные романсы, и становилось так тихо, что был слышен ход ручных часов.

И каждый в это время думал только о своем, о чем-то тайном, только ему понятном. Сидели не шевелясь, молча, уставившись в одну точку. Когда актер кончал петь, никто сразу не аплодировал, и, казалось, звуки гитары еще долго звучали в комнате.

И снова поднимали бокалы за счастье, за будущее, всем казалось, что именно этот год принесет удачу, не хотелось думать о том, что в мире было слишком неспокойно.

Дверь Володьке открыла старая Аннушка, которая по случаю этого дня тоже выпила рюмку вина и теперь уверяла, что «еле ходит»…

Маленький актер весело пел:

Выпьем, выпьем — пока тут.На том свете не дадут.Ну, а если там дадут?Выпьем там и выпьем тут.

И все смеялись и пили.

Володьку приняли радушно. Многие не раз с удовольствием наблюдали, как он забавно пародировал общих знакомых. И сейчас его потащили в комнату и просили изобразить популярного ленинградского дирижера, которого он очень смешно копировал, и вообще показать свое искусство пародий.

Володька отказывался. У него и впрямь не было настроения для пародий. Но его просили, уговаривали. Он согласился и минут двадцать смешил всех.

Когда Володька, изображая всем известного профессора-лектора, повернулся к двери в прихожую, он увидел, что около нее, скрестив руки и не шевелясь, стояла Аннушка, и, когда все аплодировали, она вытирала чистым фартуком слезы.

Она всегда в подобные минуты так растроганно и и даже боязливо глядела на своего «любимчика» — как она называла Володьку — и плакала от умиления, уверенная в том, что он самый лучший, самый красивый, самый умный из всех мальчиков.

Но сегодня Володьку почему-то разозлила эта неприкрытая, бесхитростная любовь старой няньки, он отвернулся и уже больше не смотрел в ее сторону.

После ужина Долинин подошел к Андрею. Он был в отличном настроении и не прочь поболтать.

— Знаете, Андрей, — сказал он, — вот весной мы выпустим вашу пьесу. Потом я думаю сделать большой музыкальный спектакль. А на будущую зиму я задумал грандиозное…

— Простите, Борис Сергеевич, — перебил Андрей и посмотрел на него спокойным, как показалось Долинину, чуть насмешливым взглядом, — боюсь, что ваши планы слишком далеки. Мне кажется, нам придется, гораздо скорее заняться совсем другими, более серьезными делами.

— Какими? А-а, понимаю. — Долинин подосадовал на то, что не сразу догадался. — С кем же собираетесь воевать?

— С кем? — Андрей снова снисходительно улыбнулся.

— Ну конечно. — Насмешливый тон молодого человека раздражал Долинина. — Немцы стали нашими друзьями. Дети Альбиона заняты спасением своего острова. Франции и Польши, можно сказать, не существует.

— Друзья… И вы, Борис Сергеевич, всерьез верите в дружбу Гитлера? — удивился Андрей.

— Ну в конце концов… — Долинин уже неприкрыто сердился. Он, видимо, хотел что-то возразить, но раздумал. — В конце концов… если этого потребует Родина, мы все пойдем!

Он сказал это слишком громко. С удивлением обернулся даже маленький гитарист. Никто не сомневался в том, что Долинин был искренен, но преувеличенный его пафос здесь, в веселой компании, показался неуместным и немного смешным.

К шести часам гости начали расходиться. Одним из первых ушел актер. Он нес черный футляр, где покоилась его гитара, и держал под руку Валю Валянскую, которая была выше его на добрых полголовы. На прощание поцеловал руку Елене Андреевне и сказал:

— Ваш Володя — изумительный талант.

С уходом его все как-то сникло. За маленьким актером заторопились и другие. Задержались лишь Долинин и Нелли Ивановна, которые долго ожидали вызванную по телефону машину. Наконец уехали и они.

Когда Володька ложился в постель, он услышал, как в соседней комнате скрипел стулом Андрей. Сидя за столом, он что-то записывал. Володька подумал о том, какие бывают странные обстоятельства в жизни. Вот сейчас они с Ниной расстались врагами, а ее родители только что ушли отсюда и ничего не знают об этом. Потом он вспомнил разговор Андрея с Долининым, случайно услышанный им, и вдруг подумал: «А пойдут ли все?»

Затем припомнил курилку, шумного Чернецова, медлительного Рокотова, Молчанова, беспокойного Бермана, улыбнулся про себя, решил: «Пожалуй, пойдут…» — и уснул.