Знамение пути - Мария Семёнова

Аптахар с ним не спорил, сказав себе: в конце концов, каждый когда-нибудь оставляет сражения. А он в своей жизни их видел достаточно. И руку утратил не где-нибудь, а в знаменитой битве возле Препоны. Об этой битве, насколько ему было известно, с тех пор сложили легенды. И ни тени бесчестья его тогда не коснулось.

То есть всё правильно.

Если бы только не пёс, приснившийся кунсу…

Аптахар нащупал у пояса ножны с длинным боевым ножом, пробежал, слушая, как поют над головой редкие стрелы, по палубе «косатки» и, опершись ладонью, с молодой лёгкостью махнул через борт. Винитар не преувеличивал – он и с одной рукой мало кого боялся один на один. А вождь пускай его бранит сколько душе угодно. Потом, после боя. Когда останется жив.

…А в кузнице у Белого ручья всё происходило совсем не так, как представлялось смотревшему с вершины холма. То есть снедь, принесённая девушкой для вечери, в самом деле оказалась превыше всяких похвал, и светец, разожжённый молодым кузнецом, вправду походил на цветок за порогом – походил так, как волшебная баснь[5] на урочное каждодневное дело. И Щегол с Оленюшкой действительно сидели на лавке возле стены.

«Добрые у тебя руки, Шаршава…»

«Добрые… В огонь сунуть бы. Или топором обрубить. Как-нибудь невзначай…»

Крепкие девичьи пальцы сомкнулись на руках кузнеца, словно этим могучим ручищам вправду угрожала беда.

«Что молвишь такое!»

«А что? Строга твоя матушка, а и то чую – уже скоро позволит бус у тебя попросить…»

Волосы парня были заплетены так, как плетут их все веннские мужчины: в две косы, перевязанные ремешками. На ремешках следовало носить бусы, подаренные невестой или женой. У кузнеца ремешки пока были гладкие. Девушка вздохнула:

«Тяжко тебе».

«Тебе будто легче…»

«Может, и легче».

«Стойкая ты».

«Я того человека видела всего один раз, потом снился лишь. А лет тому уже минуло… Иногда слух дойдёт, если люди передадут… А ты свою Заюшку с той ярмарки любишь. Расскажи ещё про неё».

Шаршава вздохнул:

«Да что сказывать. На руках бы носил, по земле ходить не позволил…»

«А не могло твоему дедушке просто приблазниться, будто тот Заяц ему на полпяди короче продал верёвку, чем обещал?»

«Я уж спрашивал… Батогом поперёк спины получил».

Оленюшка задумалась. В который раз, и всё без толку. И не такова вроде неправда, чтобы суд судить и виру истребовать, подавно – месть мстить. Но и не спросишь посереди торга: да что ж ты, друг Заяц! Я тебе – мёдом разбавленным за ту верёвку платил?.. Да… Пятнистые Олени сами никогда не засылали сватов ни к Лосям, ни к Тайменям. Тоже помнили о подобных обидах. Десятилетия назад нанесённых. А что? Старики правы. Ослабни строгая память – и вовсе не станет в людях стыда. Не станет закона.

Только легче ли от таких мыслей, если Шаршаву Щегла того гляди на ней – нелюбимой – женят родители? Заюшку милую заставят забыть?..

И она по слову матери примет нелюбимого мужа, воспретит себе думать про когда-то встреченного Серого Пса?..

И вновь тихо в кузнице, только потрескивает еле слышно лучина в красивом, на сказочный цветок похожем светце. И сидят друг подле друга парень и девушка. Ни дать ни взять брат и сестра…

Иногда происходят-таки чудеса:Взяли с улицы в дом беспризорного пса.Искупав, расчесали – и к морде седойПододвинули миску со вкусной едой.Вполовину измерив свой жизненный круг,Он постиг благодать человеческих рук.И, впервые найдя по душе уголок,На уютной лежанке свернулся в клубок…

Так оно и пошло. Стал он жить-поживать,Стал по улице чинно с Хозяйкой гулять.Поводок и ошейник – немалая честь:«У меня теперь тоже Хозяева есть!Я не тот, что вчера, – подзаборная голь.Я себе Своего Человека завёл!»И Хозяйка гордилась. Достигнута цель —Только ей покорялся могучий кобель…

А потом на прогулке, от дома вдали,Трое наглых верзил к ней в лесу подошли.И услышали над головой небеса,Как она призывала любимого пса…

Вот вам первый исход. Спрятав хвост между ног,Кобелина трусливо рванул наутёк.Без оглядки бежал он сквозь зимнюю тьму:«Этак, братцы, недолго пропасть самому!Ну и что, если с ней приключится беда?Я другую Хозяйку найду без труда.Ту, что будет ласкать, подзывая к столу,И матрасик постелит в кухонном углу…»

А второй был на первый исход непохож.Пёс клыки показал им, и каждый – как нож!«Кто тут смеет обидеть Хозяйку мою?Подходите – померимся в честном бою!Я пощаду давать не намерен врагу!Я Хозяйку, покуда живой, – сберегу!Это право и честь, это высший закон,Мне завещанный с первоначальных времён!»

А теперь отвечай, правоверный народ:Сообразнее с жизнью который исход?

2. Знамение

Всем известно, что на равнинах Шо-Ситайна обитает гораздо больше скота, чем людей.

Несведущие иноземцы даже посмеиваются над меднокожими странниками равнин, называя их то собирателями овечьего навоза, то пожирателями вонючего сыра, то нюхателями пыли и ветра из-под конских хвостов. Шо-ситайнцы не обижаются. Что взять с чужестранцев! Да и следует ли обижаться на очевидную глупость? Она лишь создаёт скверную славу тому, кто изрекает её. Придумали бы ещё посмеяться над почтенным мономатанским купцом – за то, что он больно много золота скопил в сундуках!

Равнинный Шо-Ситайн – большая страна. Её племена говорят на нескольких языках, не вполне одинаковых, но близких, как единокровные братья. Большинство слов общие для всех. Одно из таких общих слов обозначает богатство. И оно же во всех шо-ситайнских наречиях обозначает скот. Хозяйственного, зажиточного человека так и называют: «сильный скота». И другого слова для наименования достатка нет в Шо-Ситайне. Не понадобилось за века, что живут здесь кочевые кланы, а степную траву топчут их благодатные табуны и стада. Иного богатства шо-ситайнцам не надобно.

Самые рассудительные из чужестранцев, справедливо признавая скот как богатство, всё же числят его не самым истинным и высоким символом изобилия. Не таким всеобъемлющим и совершенным, как золото. Имея золото, говорят они, ты сумеешь купить себе всё остальное. И корову, и коз, и овец. И коня, чтобы объезжать пастбища, и собаку, чтобы всё сторожила.

Ну да, хмыкнет в ответ шо-ситайнец. Золото. Хорошая штука, конечно. Много славных и полезных вещей можно приобрести на торгу в городе, когда звенит в кошеле золото, вырученное за проданный скот. Но всему своё место! Ты встань-ка посреди пустошей Серой Коры, где во все стороны на множество поприщ – лишь белёсые глиняные чешуи, высушенные солнцем, словно в печи. Даже перекати-поле, занесённое в те края ветром, взывает к Отцу Небу и просит нового ветра – убраться поскорей из погибельного места. Ну и что ты будешь делать там со своими золотыми монетами? Унесут они от погибели тебя, обессилевшего? Укажут дорогу к воде? Оборонят, наконец, от степных волков и гиен?.. И которое богатство тогда покажется тебе истинным, а которое – ложным?

Так подумает про себя шо-ситайнец, но вслух спорить не станет. Нехорошо это – спорить, ибо в споре сшибаются, как два безмозглых барана, самомнение и упрямство, и что бы ни победило – всё плохо. Не станет кочевник и похваляться числом своих стад, ибо так поступают только глупцы. Глупцам невдомёк: и золото в сундуках, и отара на пастбище – мимолётны, словно кружевной иней, которым заморозок одевает траву перед рассветом. Набежит туча, омрачит благой лик Неба… и золотом поживятся разбойники, а стадо выкосит мор, или вырежут вечно голодные волки… или угонят в ночи лихие молодцы из враждебного клана.

Поэтому, случись хвастаться, разумный шо-ситайнец не станет бахвалиться овцами и коровами, знающими его голос. Меднолицый житель степи со скупой гордостью упомянет о тех, чья доблесть не даёт его достоянию улететь по ветру, уподобившись путаным шарам перекати-поля. О тех, чьё присутствие рядом с ним возвещает всему поднебесному миру: вот свободный человек, мужчина и воин. О тех, чьи предки с его предками сто поколений грелись возле одного огня, пили одну воду и ели один хлеб…

Он неторопливо расскажет вам о друге-коне и верной собаке.

Все знают: пригнав в Тин-Вилену скот и выгодно сбыв его на торгу, шо-ситайнец сначала потратится на дорогую уздечку для славного жеребца. Потом велит мастеру кожевнику наклепать золотые бляшки на ошейник могучего кобеля: по числу убитых волков.

А подарки любимой жене и украшения дочкам-невестам он отправится покупать уже в-третьих.

Благо тому, чей конь послушен и быстр, а пёс – сметлив и бесстрашен!