Дама Пик - Б. Седов

Губанов сидел на мягком диване и, потягивая пиво, смотрел на человека, стоявшего перед ним.

Как и почти все маньяки, этот ничем не отличался от любого обычного гражданина. Острый и быстрый взгляд бывает у многих, развитый череп с рельефными залысинами – тоже не редкость, разве что руки… Но и руки то ли скульптора, то ли хирурга не говорят ни о чем, кроме того, что их хозяин занимает их интересной работой.

Виктор Павлович Лузгин, бывший преподаватель математики в одном из ленинградских вузов, свихнулся на том, что люди, окружавшие его, подобны членам сложнейшего математического уравнения. А поскольку в уравнениях некоторые из членов время от времени уничтожаются в результате каких-либо действий, то и он с математической точностью удалял того или другого человека, прежде доказав самому себе уравнение с этим человеком на бумаге.

Он прекрасно понимал, что его безукоризненные с точки зрения математической логики действия не могут быть одобрены обществом, но это только возбуждало его, и он воспринимал остальных людей, содрогавшихся от его кровавых исследований, лишь как недалеких научных оппонентов, которые не в состоянии понять открытые им закономерности.

Поняв это, Губанов не спеша построил неопровержимую логическую конструкцию, и в ее иезуитских тисках Лузгин почувствовал себя зажатым намертво и навсегда. Кроме того, профессионально разговорив Лузгина, Губанов записал на видеопленку все его откровения и, продемонстрировав запись маньяку, закрепил свою власть над ним.

Однако, посмотрев в его глаза после просмотра записи, Губанов совершенно четко прочитал в них, что перед Лузгиным воздвиглось новое грандиозное уравнение, призом за решение которого была его собственная жизнь. Губанов был основным членом этого уравнения, и его предстояло свести к нулю.

Маньяк есть маньяк, и поэтому идея решения этой математической задачи захватила Лузгина полностью, не отменяя, впрочем, смертельного ужаса, который внушал ему генерал ФСБ Владимир Михайлович Губанов, сумеший разгадать его. Губанов понял, что, как только Лузгин решит это уравнение, его, генеральская, жизнь немедленно прервется, и поэтому принял меры.

Во-первых, ничего не подозревавшему Лузгину был под наркозом имплантирован миниатюрный радиомаяк с батарейкой на пять лет.

Во-вторых, местом его обитания был определен отдаленный хутор недалеко от Выборга, где Лузгин должен был сидеть не высовываясь и жить убогой жизнью деревенского бобыля.

И в-третьих – за ним постоянно следили обычным образом.

За эти четыре года Лузгину были предложены шесть уравнений, блестящие решения которых позволили Губанову виртуозно избавиться от шестерых мешавших ему людей.

А полгода назад не знакомые ему люди привезли на хутор испуганную молоденькую девушку и, произнеся все правильные пароли, доказывавшие, что они исполняют волю Губанова, сказали, что эта девушка пробудет на хуторе неопределенно долгое время. Кроме того, ее не должен был видеть никто, а в случае, если это окажется невозможным, девушку следовало уничтожить.

Оставив Лузгину обычное денежное пособие и некоторые продукты, они уехали, и вот уже полгода Алена безвылазно сидела в подполе, над которым был воздвигнул целый курган из земли, готовый рухнуть и похоронить ее под своей многотонной тяжестью. Для этого Лузгину нужно было всего лишь повернуть на девяносто градусов торчавший из земли сучковатый кол.

В этот несчастный для него день Лузгин, как всегда, просунул в амбразуру дощатой двери подпола миску с отвратительным варевом, которым он кормил свою узницу, и, мстительно хмыкнув, поморщился, когда две худые и невероятно грязные руки жадно схватили ее.

Из амбразуры резко несло аммиаком. За полгода Лузгин ни разу не выпустил Алену на улицу и не позаботился о том, чтобы она могла справлять естественные нужды по-человечески. В подвале были лишь деревянные нары с кучей грязного тряпья да яма в углу, прикрытая куском щепастой фанеры.

Лузгин был импотентом, и поэтому все его жертвы неизменно оказывались женщинами, которых он выбирал сам до неудачного знакомства с Губановым. В губановских же уравнениях фигурировали исключительно мужчины. И теперь Лузгин мог изливать свою неутоленную страстную ненависть только на Алену. А поскольку ему было сказано, что с головы этой девушки не должен упасть ни один волос, он ее и не трогал. И не заглядывал к ней.

Лишь однажды, когда он услышал, как Алена осторожно скребется в подполе, пытаясь сделать подкоп, он, усмехнувшись, направил в амбразуру струю «Черемухи», и потом полчаса со сладострастной улыбкой слушал, как девушка удушливо хрипит и надрывно кашляет. Когда душераздирающие звуки умолкли, он произнес:

– Услышу еще раз – будет хуже.

Алена не ответила, и, восприняв ее молчание как знак согласия, Лузгин пошел в лес за ягодами.

Сунув пленнице пайку, Лузгин проверил, как топится банька, в которой он сегодня собирался попариться всласть, и пошел было в избу, но вдруг услышал треск сучка под чьей-то ногой и, резко обернувшись, увидел выходившую из леса молодую темноволосую женщину в ватнике и резиновых сапогах, измазанных грязью. Женщина выглядела очень утомленной и измученной.

С трудом держась на ногах, она подошла к насторожившемуся Лузгину и сказала слабым голосом:

– Слава богу, вышла… Заблудилась я… Дай воды, хозяин, я со вчерашнего утра ни капли…

Лузгин молча повернулся к ней спиной и пошел в избу.

Не закрывая за собой дверь, он набрал в ковшик воды из ведра, стоявшего на лавке, и, обернувшись, увидел, что женщина пристально смотрит поверх его головы на что-то в избе.

Увидев, что Лузгин заметил ее взгляд, женщина отвела глаза от того, на что смотрела, и с жадностью приняла дрожащими руками холодный и мокрый алюминиевый ковшик с водой.

Пока она пила, закрыв глаза и громко глотая, он обернулся и увидел, что внутри избы прямо напротив двери на гвозде висят янтарные бусы, которые раньше были на его пленнице. Усмехнувшись, Лузгин подумал, что не зря он уничто-жал этих ничтожных тварей, которые, даже чудом выбравшись из леса, в котором можно было запросто заблудиться и погибнуть, тупо пялятся на дешевые блестящие цацки.

Допив, женщина протянула Лузгину ковшик и попросила:

– Дай еще!

Лузгин снова прошел в избу, а когда, набрав воды, повернулся к двери, перед ним что-то мелькнуло и он почувствовал сокрушительный удар в правую сторону лба. В его глазах вспыхнула яркая черная звезда, затем сверху упала ослепительная темнота, и он мешком свалился на пол, выронив ковшик и разлив воду.

Очнувшись, Лузгин обнаружил себя привязанным к козлам, на которых он обычно пилил дрова. Голова кружилась, и где-то в глубине над правым глазом пульсировала дикая боль.

Он находился в сарае, через распахнутую дверь которого мог видеть небольшой дворик перед избой и женщину, возившуюся с замком погреба, в котором сидела несчастная Алена. Вход в погреб был ниже уровня земли, и Лузгин видел только согнутую спину женщины. Ватник валялся на земле, и на женщине оказалась яркая футболка с надписью «Get out you motherfucker».

Лузгин застонал, и женщина, выпрямившись, обернулась.

– Очнулся, касатик, – констатировала она неожиданно свежим и чистым голосом, совсем не похожим на утомленный хрип выбравшейся из леса скиталицы.

Смахнув со лба прядь темных волос, она подошла к Лузгину и сказала:

– Все, Лузгин, твое уравнение решено. Пора сводить тебя к нулю.

После этих слов, ужаснувших бывшего математика, она подняла с земли топор, обухом которого несколько минут назад засветила ему в лоб, и, покачивая зазубренным острием перед лицом сразу же обмочившегося Лузгина, стала держать длинную паузу. Она молчала до тех пор, пока не увидела, как ужас, стремительно наполнявший Лузгина, отразился в его глазах и потек по мгновенно побледневшему лицу.

– Не сейчас. Позже, – сказала Наташа, – ты еще должен многое мне рассказать.

Она повернулась к нему спиной и снова спустилась в яму, где был вход в подпол. Размахнувшись, Наташа одним ударом снесла замок и, отбросив ненужный более топор в сторону, с трудом открыла перекосившуюся дверь и ласково сказала в темноту:

– Выходи, Аленушка, все кончилось.

На пороге подпола показалась изможденная и чудовищно грязная молодая девушка. Она закрыла руками отвыкшие от света глаза и покачнулась. Наташа обняла Алену за плечи и, не обращая внимания на неприятный запах, исходивший от нее, прижала к себе.

– Все, Алена, теперь все будет хорошо. Сейчас я тебя вымою, а потом мы уйдем отсюда.

Алена оторвала руки от лица и огляделась.

Увидев привязанного в сарае Лузгина, она шагнула к нему с изменившимся лицом, но Наташа удержала ее, сказав:

– Не надо, оставь его мне. Ты ведь не знаешь всего. То, что он сделал с тобой, хоть и ужасно, но – мелочь. Позже я поговорю с ним обо всем так, как он того заслуживает.