Лазурный берег болота - Донцова Дарья

Я повернулась к «острову», увидела черную коробку, из которой торчали ручки резаков. Она находилась между двумя почти идентичными белыми бутылочками.

– Слева от подставки? – на всякий случай уточнила я.

– Да, верно, – зашипела Рина, – ускорься! Мози вырывается.

– Пару секунд, и в его ушах будет лекарство! – обнадежила я мать Ивана.

Потом схватила бутылочку и села около бульдожки. Мози оживился и начал облизываться.

– Ну, нет, дорогой, – пробормотала я, нажимая на мягкие стенки упаковки, – второй раз тебе не повезет. Никакого шоколада в ушах не окажется.

– Танюша, ты опять льешь на собаку соус для мороженого! – воскликнул Иван.

Я ахнула. А и правда! Из носика капает темно-коричневая жидкость.

Рина вскочила, Мози стал слизывать лужицу, которая образовалась на полу.

Я начала оправдываться:

– Я взяла бутылочку, которая стояла слева.

– Нет, вот она, – ухмыльнулась Рина. – Танюша, ты путаешь право и лево.

– Никогда, – возразила я, подходя к «острову» и вставая напротив Ирины Леонидовны, – вот подставка для ножей, справа бутылочка, слева пусто.

– Нет, – возразила в ответ свекровь, – слева лекарство, справа пусто.

Мне стало смешно.

– Рина, это ты не разобралась, где право, где лево.

Иван кашлянул.

– Дорогие мои, вы обе правы.

– Это невозможно, – хором ответили мы со свекровью.

– Вы стоите друг напротив друга… – начал объяснять Иван.

– И что? – спросила я.

– В самом деле: и что? – повторила Ирина Леонидовна.

– Поменяйтесь местами, – попросил мой муж.

– На мой взгляд, это странное предложение, но если тебе хочется, то мне нетрудно, – согласилась Рина.

– Пожалуйста, – кивнула я, и мы с Ириной Леонидовной поменялись местами.

– Ну, и где теперь пусто? – осведомился Иван.

– Слева, – ошарашенно произнесла его мать.

– Справа, – удивилась я.

– Как так получилось? – изумилась Рина.

– Это фокус, – протянула я.

– А-а-а, – осенило Бровкину, – то, где Тане слева, для Ирины Леонидовны справа. Они же напротив друг друга стоят.

– Вы обе правы, – повторил Иван Никифорович. – В споре так часто получается, просто надо взглянуть на ситуацию с точки зрения того, кто с тобой не согласен, и сообразить, в чем загвоздка.

– Попытка номер три! – провозгласила Ирина Леонидовна. – Ваня, протирай уши. Таня, капай лекарство. Бутылочки ставлю слева от подставки с ножами. Не справа. Слева. Теперь точно не перепутаем, мы стоим рядом.

– Разрешите внести предложение, которое резко упростит ситуацию? – попросил Иван Никифорович.

– Конечно, милый, – кивнула Рина.

– Уберите шоколадный соус куда-нибудь подальше, и тогда Танюша не ошибется, – посоветовал руководитель особых бригад.

– Гениально! – подпрыгнула Бровкина.

– Потрясающе, – похвалила я мужа.

– Ваня, ты мозг, – заявила свекровь, – унеси соус.

Иван взял бутылочку и под наши аплодисменты переместил ее на подоконник.

– Начали! – воскликнула Рина. – Ванюша протирает, Танюша капает, мы с Надей зажимаем уши. Раз, два, три!

Иван в одну секунду обработал уши Мози, я стала капать.

– Шоколад! – завопила Рина.

– Он на окне, – напомнила я.

– Нет, у нас опять у Мози уши в шоколаде! – возмутилась свекровь. – Он на пол льется!

Роки взвизгнул и ринулся вылизывать пол. Мози вырвался из рук хозяйки и стал усердно помогать брату. В какой-то момент Мозес затряс ушами, коричневые брызги полетели во все стороны, очумевшие от радости бульдожки стали метаться по кухне.

– Как? Как? Как это получилось? – изумилась Надя. – Как? Бутылочку же отнесли на подоконник!

– Ваня перепутал пузырьки, – нашла подходящий ответ Ирина Леонидовна, – схватил лекарство, а соус оставил. Попытка номер четыре! А еще Мози надо свечку в попу засунуть.

– Лучше начать лечить собак завтра, – вздохнула я, – сегодня нам не везет. Определенно это не наш день.

Глава восьмая

Утром, когда я умывалась, позвонил Коробков.

– Я не разбудил тебя?

– Отличный вопрос, – пробормотала я, – нет. Я уже встала. Иван Никифорович уехал в аэропорт.

– Ну, он ненадолго умотал, – не стал печалиться Димон. – Значитца, мы с тобой работаем, плюс новенькие сегодня придут.

– Надеюсь, это в последний раз, – вздохнула я, – надоело обучать людей, стараться, а потом, опля, и их у меня забирают. И уже прекрасно подготовленных передают в другое подразделение.

– Тань, ты воспитатель детского сада, смирись, – посоветовал Коробков.

– Маловероятно, что это получится, – отрезала я. – Когда сегодня ясельная группа появится?

– В полдень, – ответил Димон, – я подумал, что нам с тобой лучше вдвоем кое-что обмозговать.

– Через полчаса на месте, – пообещала я и ринулась в гардеробную.

Собираться пришлось в спешке, но слово свое я сдержала, ворвалась в кабинет Димона в тот момент, когда часы показывали ровно девять.

– Тебе позавидует ракета, которая в точно заданное время должна выйти на орбиту, – восхитился Коробков.

Я перевела дыхание.

– Ей не надо одеваться и причесываться.

– Ты выглядишь прекрасно, только… – начал приятель.

Я села.

– Давай не обсуждать мой внешний вид, я натянула, что под руку попалось. Лучше приступим к делу.

– Николай Петрович Каменев, – начал Дима. – Мальчика усыновили в четырнадцать лет Петр Андреевич Каменев и Инесса Леопольдовна Штих. Они супруги, просто жена не сменила фамилию.

– То есть Коля стал Каменевым по приемному отцу? – уточнила я.

– Верно, – согласился Димон, – родного отца его звали Игорь Рудольфович Шмаков, мать Кирой Николаевной Воробьевой.

Коробок взял маленькую бутылочку, побрызгал из нее на клавиатуру, потом осторожно стал протирать ее тряпочкой.

– Говори уже, – велела я, прекрасно зная, что у лучшего друга приступ аккуратности случается только тогда, когда он наткнулся на нечто удивительное.

– Игорь Рудольфович был расстрелян по приговору суда… – начал Димон.

– Интересный поворот, – сказала я. – Торговля валютой?

– Серийный убийца, – возразил Коробков, – сексуальный маньяк. Последней его жертвой оказалась сотрудница КГБ, машинистка без допуска к важным делам, технический работник. Когда Елена Патронова не явилась утром на работу, начальница машбюро, где служила девушка, мигом звякнула ей домой и узнала, что Лена дома не ночевала. Родителям девушка позвонила из телефона-автомата, сказала, что она поедет с Витей в гости, там останется до утра, а потом сразу в офис. Ни мать, ни отец не волновались. Лене стукнуло тридцать, она была не замужем, жениха не намечалось. И вдруг появился Виктор. Да, он старик. Да, не красавец. Да, простой бухгалтер. Но мужик влюбился, дело катило к свадьбе, а родители очень хотели увидеть у дочки кольцо на пальце. Ни домашнего адреса, ни отчества, ни фамилии, ни года рождения жениха они не знали. Дочь пресекала все попытки выяснить у нее хоть какую-либо информацию. С Виктором ее родители не встречались. Желание выдать дочь замуж затмило им и ум, и глаза. А вот сотрудники организации, где служила Патронова, забеспокоились и начали поиск. Найти Виктора оказалось легче, чем конфетку съесть. Естественно, все координаты знала лучшая подруга Елены. Мужчину нашли в больнице. Оказалось, ему за пару дней до исчезновения невесты сделали операцию. Уйти из клиники Виктор никак не мог. После работы машинистка примчалась в нему. Она намеревалась провести ночь около больного, которого днем из реанимации перевели в обычную палату. Медсестра сказала Лене, что Виктор просит томатный сок, доктор разрешил ему выпить небольшую порцию. Часы показывали семь. Елена побежала в близлежащий магазин, который был открыт до восьми, и… более ее никто не видел. Ясное дело, сыщики зашли в лавку. Кассирша, которая видела через окно улицу, сказала, что покупательница приобрела сок, вышла, к ней подошел школьник лет тринадцати. Внешность его она не рассмотрела, не определила, кто это был: мальчик или девочка. Одежда: брюки, черная куртка, капюшон на голове. На вопрос «Почему вы решили, что видите школьника?» сотрудница магазина пояснила: «У меня сын семиклассник, он так выглядит. Рост похож, и одежду они сейчас такую носят». Агенты взялись за работу и вскоре нашли в подмосковном лесу нелегальное кладбище с останками женщин. На тот момент у сотрудников уже был подозреваемый. Агенты провели в засаде не один день и в конце концов поймали мужчину и женщину, которые приволокли длинный предмет, завернутый в старое байковое одеяло.