Там, где кончается организация, там – начинается флот! (сборник) - Сергей Смирнов

Капитан же тогда совершенно охренел, увидев на пирсе «волгу» командира полка. Она его мигом домчала до Чкаловска и домой он явился довольно раненько… Короче, не ждали его там раненько-то так. Да, строго говоря, и вообще-то не ждали – супруга была не одна… И капитан решил отомстить за чью-нибудь поруганную честь и потащил разлучника с супружеского ложа. Но по разным углам ведомственной квартиры оказался расквартирован весь дружный экипаж ТУ-22Р и контраргументов у бомбёров оказалось ровно в три раза больше. В госпиталь капитан не попал, но уже в санчасти выяснилось, что он сейчас же, срочно, вот сию же секунду, уезжает в дальнюю и весьма длительную командировку. Потом командировки стали множиться, наслаиваться одна на другую, становиться всё длиннее и всё дальше… Капитан поначалу рапорта писал, пытался как-то связаться с командованием своего полка, но после неожиданного извещения о достаточно давно произошедшем разводе смирился и тихо запил. Дело закончилось окончательным переводом в какой-то заштатный и занюханный гарнизон.

Но супруга ведомственной квартиры не утеряла, так как довольно быстро окрутила какого-то мямлю-«бэкашника» (то есть «без класса», значит) из свеженьких выпускников Ейского училища, навесив на него ещё и двух капитановых детей. Балбес-«бекашник» радовался, как ребёнок, что он ещё никто и звать никак, а уж при бабе, квартире и после полётов домашненькое жрёт. А уж бомбёры-то как радовались!..

Генерал Павловский, по своему обыкновению, согнал со всей кадровой роты штаба авиации «мастеров кисти и пера» (плакатного) из тех, кому весной до дому. Они ему склеили из листов ватмана почти пятиметровую простыню и размахали на ней схему падения МИ-восьмого из шести фаз. Так как у Павловского аварийных ситуаций в принципе не могло быть, то называлось это, как и всегда, «Предпосылки к созданию аварийной ситуации в воздухе». И далее указывались конкретные участники создания этих самых предпосылок. Что же тогда было для командующего настоящей аварийной ситуацией, не могли предположить даже самые смелые умы.

С такими простынями командующий разъезжал по своим войсковым частям и устраивал долгие разборы у схем с указкой, склоняя «конкретных участников» на все лады не менее года. На этой же простыне доморощенным живописцем отдельно выписан был и злополучный патрубок, напоминавший собой трахею, разорванную чудовищными клыками невиданных зверей. А в шестой фазе сам вертолёт уже утоп, а в суровых водах Балтики плескались три анатомических уродца в спасательных жилетах. Всё-таки три… О капитане же вообще нигде не вспоминалось, и даже в полку люди при упоминании о нём морщили лбы и лишь плечами пожимали. Да и схема-то эта (редкий случай!) и полгода не прожила и где-то к августу затерялась уже.

А капитан, между тем, будучи к началу 90-х уже спившимся майором, собрался, как и многие тогда, демобилизовываться. И начал выправлять себе документы по выслуге лет.

И вдруг выяснилось, что совершенно не понятно, откуда он вообще взялся-то?.. Ибо где-то в начале 80-х вылетел он в составе авиагруппы куда-то в Польшу, а в родную часть оттуда так и не вернулся.

Такой вот «поручик Киже» наоборот. Гвардии капитан только.

Орально… вербально?

Меня развели, как пацана: «А что мужчины думают о вопросах секса?». Философски-уклончивое «много, чего думают» никак не устраивало и вопрос задавался снова и снова в самых разных вариантах и в самых неожиданных ситуациях. Наконец, доведённый до белого каления, как-то раздражённо рявкнул: «Ещё как думают!» – и тут же напоролся на совершенно, с моей точки зрения, нелогичный вывод: «Так это же тема для публикации! Ведь одни ж бабы пишут…».

Правда, пишут. И много. И многие. И тяга к популяризации – фантастическая. Ну, пошептались там, и ладно. Так нет же – тираж подавай!

То, что женщины об этом говорят, и говорят с удовольствием, знал не понаслышке.

Вернее, как раз понаслышке: пару-тройку раз в жизни был случайным свидетелем таких разговоров, сохраняя незримое присутствие. Подслушивал? Да. Стыдно? Что подслушивал – нет: жутко интересно! А вообще-то стыдно – мужики меж собой ТАК не разговаривают…

Братья по полу, они и мы совершенно по разному понимаем смысл слова «интим». Для большинства из нас это что-то вроде «строго конфиденциально». Для них – лёгкий экстрим. Эдакий запретный плод, который, как известно – сладок. Хотя будем справедливы – они считают, что в определённых ситуациях его можно «не предлагать».

Искренне, нет ли – чёрт их разберёт?.. Но, следуя, как учила марксистская наука, от частного к общему, из услышанного сделал неутешительный вывод: ребята, ваши альковные подвиги, скорее всего, становятся достоянием общественности: подруг, соседки, коллег по работе… Ну, и что, что жена? Жена как раз с большей степенью вероятности становится источником информации: надо ж как-то оправдать замужество в глазах подруг? Вот она и лепит из вас предмет гордости…

Говорят, что наш брат произносит в день пять тыщ слов, а «рёбрышки наши дорогие» – 25… В пять раз больше! Ну, первые пять тыщ, наверно, такие же, как наши – надо же как-то адекватно общаться. А про что ещё 20 тыщ? Ушлые пиарщики утверждают, что миром правят Ужас, Насилие и Секс.

«Я на секунду зашла… Ну, в той кофточке… с вырезом… Документы забрать… И в мини… А он, значит, из-за стола встаёт… Ну, и юбчонка – та, клетчатая… На молнии… И ну, расстёгивать! Как глянула – а та-а-ам…» – губы полуоткрыты, прерывистое дыхание, расширенные и чуть закатанные глаза – это про Ужас.

«Завалил, зараза, прямо на столе… Пикнуть боюсь – дверь-то в приемную не заперта! А там – народ!! И гарнитурчик… тот, в бабочках… порвёт, не дай бог!!!» – и всё то же самое, только бровки «домиком» – это про Насилие.

Далее следует описание процесса, поигрывая бровками, глазками и губками, с загибанием (или отгибанием) пальчиков и жестами рыбака – это про Секс.

Если всё это записать без ошибок – будет публикация.

Теперь берём пишущего мужика – прозаик, блин. Они, прозаики, делятся на две неравные части. Меньшинство – это «джеки-лондоны», то есть те, кто сам видел, участвовал и лично набедокурил. Большинство – «о’генри», то есть те, кто внимательно слушал, а затем талантливо записал рассказы сокамерников. Но писать хотят многие, а опыта и таланта отпущено строго по нормативным актам. Чё бы не написать про ЭТО?

Знать тут особенно нечего, ибо со времён Кама Сутры человечество ничего принципиально нового не выдумало. Сюжетов мировая литература знает всего пять. А чувственную сторону проблемы подам умозрительно – на то я и прозаик!

Всё! Несостоявшиеся «лондоны» и «о’генри» моментально превращаются в «лукьяненков» и «бушковых» – чем больше стёклушки очков напоминают донышки бутылок, тем круче подвиги «бешеных» «пираний»; чем рыхлее тушка, тем прочнее биокомбинезоны и точнее огонь бластеров. Это – как закон физики, и не спасают никакие усы!

Я встречал таких популяризаторов сексуальных тем. Как-то мой корабль пошёл в завод на межпоходовый ремонт. Кое-кого из офицеров перебросили на корабли первой линии, но, неожиданно для всех, заменили и замполита. Вновь прибывший носил, вроде, такую же, как и мы, форму с шевронами плавсостава, но на поверку оказался сапог сапогом – услышав, что в кают-компании к столу подают вестовые, вечером припёр к ним в буфет своё грязное бельё – постирать. Как его потом драл кэп! За закрытыми дверями, понятно, но переборки вибрировали, как мембраны телефонов, когда кэп, на понятном ему языке, объяснял разницу между флотским вестовым и сухопутным денщиком.

То, что звучащие, как музыка, слова «иллюминатор», «обрез» и «трап» зам перекрестил в «окно», «тазик» и «лестницу», не угнетало. Как-то сразу стало ясно – с ним в море не ходить. Но это двуногое, при внешности, так сказать, ходячей виктимологии, полюбило предаваться воспоминаниям о своей бурной молодости. За приёмом пищи.

Начинал он, как и положено замполиту, со слов «было это ещё до женитьбы…», затем указывал свою должность и воинское звание на тот момент, точные координаты места действия, имя, фамилию, должность, семейное положение, а, нередко, и адрес потерпевшей. Дальше шли, с незначительными вариациями, до зубной боли однообразные подробности, изложенные… А, да чё там говорить! Все категории личного состава быстро пришли к выводу, что зам – животное, а его застольные беседы были прозваны «сеансами орального секса». Хотя он особенно-то и не орал…

И, что характерно, это всегда происходило после того, как откланяются кэп, особист и старпом. Первых двух он откровенно боялся, а старпом, будучи формально младше его по должности, по старой флотской традиции был старшим в кают-компании – не было при царе-батюшке замполитов, а традиция, вишь, осталась. Неровён час, не сдержится, замечание сделает… При лейтенантах-то!