Раз, два, три, четыре, пять! Я иду себя искать! - Маруся Подшивалова

нее в голове, пока они смотрели несколько секунд молча друг на друга.

– Я все знаю, – отрезала Катя, останавливая попытки партнера заговорить первым. – И это подло. Подло! Других слов у меня просто нет. Договоренности превыше всего, я доверяла тебе. А когда доверяешь настолько, становишься уязвимым, ты не готов к атаке с тыла, ты думаешь, что там есть опора. А там ее нет! Там тебя не было! А значит, я снова должна рассчитывать только на себя. И тебе тут не место. Лучше никак, чем так.

– Катя, – парень сделал шаг по направлению к стоящей напротив напарнице, – Катя, дай мне сказать…

– Уже все сказано, – резко оборвала она, – правильно бабушка говорила: «Не верь никому, тебя обязательно обманут!» Собирай вещи!

Она повернулась к выходу, уверенно взялась за ручку, привычным движением толкнула дверь и сделала шаг.

Ветер с силой ударил ей в лицо и швырнул несколько засохших листьев.

Она инстинктивно закрылась и, пройдя немного вперед, вдруг поняла, что происходит что-то не то. Ее встретила совершенно другая улица. Под ногами теперь была булыжная мостовая. Неказистые домики ютились плотно друг к другу, и узкая улочка убегала куда-то вниз. Где-то вдалеке свистнул паровозный гудок, а из-за поворота доносились приглушенные звуки музыки.

«Что за ерунда», – буркнула девушка и в замешательстве обернулась туда, откуда только что вышла. Дверей, тех самых знакомых дверей их офиса, не было. Вместо массивной стеклянной на нее смотрели небольшие двустворчатые деревянные со стальным кольцом вместо ручки. На двери имелась табличка.

Катя подошла поближе, чтобы разобрать надпись: «Адамс и К».

«Адамс и К… Это же… Не может быть… Это дом… прадеда? – В замешательстве она провела рукой по табличке, ощущая под пальцами шероховатость выжженных на деревянной поверхности букв. – Как такое может быть?»

Тут дверь открылась, и мимо, совершенно не обращая на нее никакого внимания, прошли мужчина и женщина. До девушки донеслись обрывки их разговора.

– Эд, я совершенно не понимаю, какие еще слова подобрать, чтобы она меня услышала, – сокрушалась женщина, – она неприступна, как скала. Нет! Как глыба льда! Твердит одно: «Никому нельзя верить», но ведь муж ее не обманывал!

– Будем надеяться, что у нее хватит сил услышать и принять правду, – словно вторя своей спутнице, произнес мужчина. – Ведь она во всем винит его!

Катя посмотрела им вслед, и какая-то непреодолимая сила повлекла ее внутрь этого странного дома. Она поднялась по темной скрипучей лестнице на второй этаж, приоткрыла еще одну дверь и оказалась в небольшой комнате, освещенной двумя светильниками, подвешенными под потолок.

За столом сидела женщина средних лет. Прабабушка – Катя узнала ее по фотографии из семейного альбома. Она там прямо вот такая и была – темное платье (наяву оно оказалось бордовым), накрахмаленный белый воротничок, гладко собранные волосы в тугую косу и уложенную вкруг головы. Белые костяные пуговицы были единственным украшением, дополняющим образ. Катя тоже их помнила – они жили у бабушки в шкатулке, и она любила с ними играть, когда была ребенком.

У женщины на коленях сидела маленькая девочка. Золотые кудряшки рассыпались у нее по плечам, она болтала босыми ножками и теребила маму за одну из пуговиц, что-то лепетала и все время пыталась заглянуть матери в глаза.

Лицо женщины не выражала ничего – так, наверное, было проще сказать. Она была словно натянутая струна. А Катю вдруг обдало холодом – она знала это выражение, это состояние. Оно было ей знакомо. Оно было ее частью, и даже имя было у этого состояния – «никому нельзя верить, я одна на всем свете».

Катя знала эту историю – прабабушку оставил муж с четырьмя детьми на руках. Он просто не вернулся однажды из рейса, и ей пришлось воспитывать детей и справляться со всеми делами самой – так рассказывали в семье.

Прабабушка больше никогда не вышла замуж – «лучше одной, чем доверять непонятно кому». Эту фразу Катя слышала с малолетства, и со временем она буквально стала ее девизом.

– Я могу вам как-то помочь? – кашлянув, тихонько спросила девушка, боясь напугать неожиданным своим появлением, ведь зашла она в комнату очень тихо.

Но женщина никак на нее не среагировала, более того, она ее просто не видела, так ей показалось.

Она смелее двинулась вперед и обошла вокруг стола, чтобы привлечь внимание хозяйки дома.

Но женщина ее не видела! Ее словно и не было в комнате. Прабабушка продолжала сидеть за столом, глядя куда-то в пустоту, прижимая к себе малышку.

На столе лежал конверт и развернутый лист бумаги.

Катя подошла ближе и заглянула в письмо.

«Дорогая Анна! Я бы все отдал, чтобы не писать сейчас эти строки. Но судьба так распорядилась, что именно я должен сообщить тебе эту печальную новость. Корабль, на котором Адамс должен был вернуться три недели назад в Большой Город, потерпел крушение у Дальних островов. Из всей команды удалось спастись только четверым. Страшный шторм не пощадил ни славного капитана Кларка, ни членов команды, ни моего преданного друга и твоего любимого супруга Адамса. Сердце мое в глубокой скорби…»

Дальше был еще текст, но Катя уже не могла читать, потому что слезы бежали у нее по щекам. Осознание масштабности произошедшего захлестнуло ее всю.

– Дорогая моя прабабушка, – прошептала девушка сквозь слезы, – какая же ты сильная! Почему же ты так восприняла это событие?! Тебе необходимо было справиться с этой болью, и ты выбрала такой путь. Тебе надо было выжить. Выжить любой ценой и вырастить детей. Тебе невозможно было даже плакать о нем. А он не предавал тебя в понимании этого слова – он умер! Он погиб. И в той твоей жизни для тебя это стало предательством. Это злило тебя, и злость давала сил выживать. А получается, предательства не было. Ты так решила говорить самой себе. И история, дошедшая до меня, исказилась и передавалась не вся. Ты выбрала для себя то, во что ты могла верить в этой ситуации, и это стало твоей опорой. И это стало твоим убеждением. Оно для тебя в тех обстоятельствах было важным и обеспечивало выживание. Но это твоя история. И ты справилась. А я сегодня могу выбирать. Я могу выстраивать свою жизнь, я могу поступать по-другому. У меня может быть сегодня больше вариантов. И я могу сама решать, доверять или нет другим людям. Прекращать отношения или продолжать. Я могу не рубить с плеча, я могу по-другому.

Катя опустилась перед женщиной на корточки, глядя на нее снизу вверх, и повторила чуть слышно:

– Можно по-другому.

– Можно по-другому, – эхом произнесла тихо прабабушка, словно услышав ее слова.

– Ты справилась, – снова прошептала Катя, – и я тому доказательство.

– Я справлюсь, – эхом произнесла прабабушка.

– А я тебя любу. – Детский лепет заставил