Похищенный рай - Жаклин Рединг

Когда он приблизился к карете, из тени выступил Пенхарст:

— Как вы думаете, милорд, может ли быть правдой то, что они сказали?

— О чем ты, Пенхарст? — спросил Дант, возвращая пистолет под сиденье.

Пенхарст кивнул в сторону завернутой в плащ девушки:

— Я слышал их намеки в ее адрес. Может быть, она и вправду чумная?

Дант внимательно посмотрел на своего лакея. Он вспомнил сейчас о том, что от чумы не убереглась его мать, вспомнил и разговоры о том, как легко передается зараза от человека к человеку. Сколько народу уже погибло! Бесчисленное множество. А ведь в тот миг, когда он увидел эту девушку лежавшей на дороге в грязи, у нее было смертельно бледное лицо. Впрочем, кровь на виске не могла иметь никакого отношения к чуме.

Дант знал, что ему делать.

— Нет, Пенхарст. Поверь мне, я понимаю и высоко ценю твою заботу, но девушка ранена и нуждается в помощи. Не мог же я оставить ее там, на дороге? Ведь вполне возможно, что она не больна. Хорош бы я был, если бы бросил ее на произвол судьбы. Она умерла бы там одна. За кого ты меня принимаешь?

— Я понимаю, милорд, но, может быть, нам надо довезти ее до ближайшего жилья и оставить там…

— Пенхарст, если бы я тебя знал не так хорошо, то решил бы, что ты женоненавистник. А ведь мы с тобой джентльмены, дружище, и служим добру. Спасать дам — наш святой долг.

— Прошу прощения за прямоту, милорд, но в последний раз, когда вы спасали одну девушку, это стоило вам ссылки во Францию на три года!

На это Данту нечего было возразить. Действительно, он дорого заплатил за то свое приключение. С тех пор у него было много времени, чтобы впервые в жизни как следует посмотреть на себя со стороны. И надо сказать, что Данту не очень понравилось то, что он увидел. Он даже дал себе зарок, что подобного в его жизни больше никогда не будет.

И все же отступать сейчас он не мог.

— Извини, Пенхарст, — проговорил он, — но я обязан поступить так, как поступил бы на моем месте любой порядочный человек. Другими словами, я не могу оставить эту юную женщину. И возить ее по окрестным селам нет смысла. Здесь все слишком боятся чумы. Ты же слышал, что нам рассказывали эти бедняги. Нет, я отвезу ее к себе в Уайлдвуд и постараюсь вылечить собственными силами. А как только она поправится, я буду рад вернуть ее родным. Пенхарст смерил его долгим взглядом:

— Как вам будет угодно, милорд.

Дант улыбнулся и дружески хлопнул его по спине:

— В дорогу, приятель. Хватит философствовать, а то сейчас опять ливанет, и мы здорово замочим ноги.

Темнота успокаивала, поэтому ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы открыть глаза. Но когда она это сделала, в лицо брызнул яркий солнечный свет. Девушка растерянно заморгала, пытаясь привыкнуть к такой резкой перемене и сориентироваться.

Какое-то время она лежала неподвижно, осматриваясь по сторонам и ничего не узнавая. Она лежала на незнакомой постели с камчатным балдахином телесного цвета. Стены комнаты были украшены разными женскими безделушками, на полке стояло несколько миниатюрных статуэток, висел очаровательный натюрморт с весенними цветами в золоченой резной раме. В такой комнате всегда приятно просыпаться. Человек чувствует радость от вступления в новый день. Не то, что в других, где хочется вновь зарыться лицом в подушку и не подниматься до вечера.

Она хотела сесть, но стоило ей лишь чуть-чуть шевельнуться, как голову пронзила резкая боль. Она подняла руку к виску, где было больнее всего, и нащупала повязку, исследовала ее рукой. Да, сомнений не оставалось: у нее перевязана голова. Что случилось? Она ранена? Насколько серьезно? Она с величайшей осторожностью села на постели и внимательно осмотрела себя. На ней была ночная рубашка из тончайшего батиста, украшенная спереди кружевом и маленькими жемчужинами. Рубашка была очень красивая, но девушка видела ее впервые в жизни. Она никогда прежде не надевала столь изящных туалетов.

Она опустила с постели ноги и неуверенно поднялась. Ночная рубашка, лаская кожу, изящными складками упала вниз, и кайма в несколько слоев легла на покрытый ковром пол. Да, теперь девушка была уверена в том, что эта одежда не принадлежит ей.

Рубашка была сшита на другую женщину, гораздо более высокую.

Она медленно прошлась по комнате, ноги ее утопали в мягком толстом ворсе ковра. Просторная комната была со вкусом обставлена богатой мебелью из дерева фруктовых пород, инкрустированной перламутром. Двойные кресла, обитые камчой телесного цвета, стояли по сторонам высоких окон. Приблизившись к одному из них, девушка выглянула наружу, и у нее захватило дух от красоты открывшегося вида. За окном, насколько хватало глаз, простиралась ярко-зеленая лужайка с безупречно подстриженными кустами, красочными цветочными клумбами и безмятежным прудом сбоку. Прямо под окном был мощенный плиткой дворик, где в огромных кадках тоже росли яркие цветы. Во дворе служанка выбивала маленький коврик. Девушка впервые видела эту женщину, впрочем, как и весь этот дом, деревья, комнату, в которой она находилась сейчас, и все, что в ней было.

«Ага! — Ей пришла в голову одна мысль. — Я сплю, и все это сон. Точно! Какой красивый…»

Она решила вернуться в постель, лечь, закрыть глаза и подождать, пока этот воображаемый, нереальный мир исчезнет. Голова не болела, но слегка кружилась, и немного саднило в том месте, где была повязка. Девушка очень надеялась на то, что, проснувшись, вспомнит весь сон от начала до конца и поймет, почему она вдруг оказалась в этом странном и красивом доме в чужой ночной рубашке и с повязкой на голове.

Но вдруг она замерла, инстинктивно почувствовав чье-то присутствие, и, обернувшись, увидела стоящего на пороге комнаты мужчину. Он смотрел на нее добрыми темными глазами и улыбался.

— Доброе утро, — поздоровался он. У него был густой, сочный голос. Такой голос уже сам по себе способен привлечь внимание собеседника.

— Доброе утро, — сказала она в ответ, гадая о том, кто этот человек и почему он вдруг вторгся в ее сон. Мужчина прошел в комнату:

— Как самочувствие?

— Мне хорошо, только голова немного кружится. Но это и неудивительно.

«Как странно! Впрочем, во снах всегда так: все действия разворачиваются как-то замедленно, плавно… Это, видимо, оттого, что во сне у человека притупляется чувствительность».

— Верно.

«Значит, ему известно, что я сплю. Как интересно!» — подумала девушка, чувствуя, что ей положительно нравится его улыбка.

— У вас ничего не болит? — спросил он. «Болит? Почему у меня должно что-то болеть?

Ведь это обычный сон, а не кошмар какой-нибудь… «Нет, здесь решительно ничто не наводит на мысль о кошмаре».