Враг Самогеты - Анна Пушкина

десяток таких или пару-тройку огромных смрадных псов. Но все равно полегчало. За границей собрались дозорные. Услышали, видимо, нашу «дружескую» встречу с гаргоном. Все как один молча и грозно взирали на меня и котлован, оставшийся от моей магии. Снова перебрала с силой: нужно было развеять только тварь, но магия вспыхнула и полилась потоком, пожирая не только цель, но и приличный кусок земли под ней.

Как и остальные, Ортос смотрел на меня с досадой. Выходить за линию Акарана жителям и дозорным запрещено, так как вернуться сами они уже не смогут. Но я-то могу, и, открыв для себя проход, пошла обратно, не оборачиваясь. Догнал меня молодой оборотень в облике человека уже на подходе к городу, босой и закутанный в одеяло, дабы не смущать наготой. Я остановилась и дождалась, пока мы поравняемся. Грязное одеяло доходило ему до колен. Оборотню холод не страшен даже в человечьем обличии.

Ортос был похож на своего отца – Вольфгана. Такой же черноволосый, высокий, с узким разрезом темных хищных глаз. Прямой нос, высокий лоб, полные губы – красивый юноша. В последний раз я видела его отца утром в Бьенкурте, когда началась война. Вольфган погиб в тот день.

– Зачем каждый раз убегать? Не проще просто попросить пойти туда, куда желаешь? – обиженно буркнул оборотень.

Он, конечно, прав, можно и попросить, да только волчонок не договаривал. Мне известно, что Сетсей строго-настрого приказал меня одну к границе не пускать. Но больше всего раздражает, что мне надо спрашивать разрешения. Не хочу, устала от этого.

– Ты ведь не пустишь, а применять к тебе силу не хочу. – Я кинула быстрый взгляд на собеседника.

Уточнять, что силу к нему применить я не могу, потому что не слишком хорошо сейчас ею управляю, я не стала.

– Кажется, о своем благородстве ты только что забыла, не дав мне загрызть гаргона, – обиженным тоном напомнил Ортос.

– Хотела убить сама, нужно было пар выпустить.

На это волчонок ничего не ответил. Мы тут все немного озлобленные, запертые линией и опоясанные горем утраты близких. Из-за переселенцев города теперь переполнены, в деревнях чуть легче, но и там жизнь не сахар.

Я прибавила шаг, чтобы поскорее добраться до дома. Слякоть вокруг портила и без того удручающую картину. Особенно много выживших пришло в Кроуги. Пока я валялась в беспамятстве, Велад с помощью Августа открывал проходы, пропуская всех искавших спасение, в то время как Мордау запретил вход переселенцам в Самогету, боясь, что в их рядах могут оказаться враги. Монаханцы также были против новых поселенцев на своей земле. От них другого и не ожидали; заботясь лишь о своих шкурах, они не стремились помогать кому-либо еще.

Моих отца и брата так и не нашли, и я стала княгиней сразу двух княжеств – Кроуги и Потавы. Такое случилось впервые, но всем было не до этого, а потому никто не возражал. Для нас это оказалось большой удачей, земли Потавы – в большей степени деревни и сельские угодья. Торговли с внешним миром больше не существует, никто не отваживается высовываться за пределы границы, и в вопросах продовольствия теперь мы рассчитываем только на себя. Когда монаханцы решили предъявить права на продукты питания, которых им стало не хватать, старый хитрый Велад заключил сделку: съестные припасы за разрешение переселенцам обосноваться и на их землях. Те, скрипя зубами, согласились.

Ветер усилился и начинало смеркаться, навстречу нам шли новые отряды дозорных: скоро пересменка. Большая часть – это воины и маги, теперь с этим строго, в дозорах задействуют даже одаренных первого порядка, если их сила способна хоть временно сдержать монстров в случае обрыва. В Людее почти не осталось оборотней, волки предпочли вернуться в свои стаи. Первыми домой отправились оборотни из Фебраны. Ифи тоже уехала, мы не успели попрощаться. Последний раз я видела ее перед тем, как чуть не разнесла башню Тараи. Казалось, это было целую вечность назад.

К удивлению многих, леса Трундас стали самым безопасным местом, не считая территорий, закрытых границей. По неведомой никому причине порталы с тварями еще ни разу не открывались в лесах Трундас. Если там и встречаются чудовища, то лишь заблудившиеся одиночки, ищущие свой обед.

Оборотни ушли из наших городов, но вместо них пришли беженцы. В первую очередь, колонны светлых эльфов. Королевство Эленарио захватили темные эльфы, и все, кто успел, бежали оттуда. Пустых домов теперь не сыскать, где могли – строили новые, от нехватки площади иногда в одном доме ютились две-три эльфийские семьи.

Ортос проводил меня до ворот Фебраны и пошел в обход с другой стороны к одиноко стоявшей башне по соседству, где теперь жил Сетсей. Ученики, коих в школе осталось немного, теперь называли это строение «башней ящера». Два первых этажа каменные, с узкими бойницами, вверху – еще деревянная пристройка, тоже в два этажа, с острым конусным шпилем. Внизу – склад, а в деревянной части – само логово дракона, как шутили городские дети. Я посмотрела вслед оборотню, по его опущенным плечам становилось понятно: он идет с чистосердечным признанием, что вновь опростоволосился и упустил меня.

В Фебрану мы перебрались по настоянию Велада. Он не мог бросить школу, хотя теперь ему приходилось совмещать обязанности первого советника княжества и директора магической школы. Азе-Эгле находился недалеко, и к тому же дворф настаивал, что магически защищеннее места во всем княжестве Кроуги не найти. А главное: до линии Акарана рукой подать.

Меня поселили в жилое крыло преподавателей. Вместе со мной на одном этаже проживали Август с мамой, Тиральда, которая выхаживала меня, когда я отказывалась просыпаться, и Тарая.

В первое время после случившегося я просто молчала, и Велад, обеспокоенный этим, настаивал, чтобы помимо Тиральды со мной всегда рядом находился маг. Сам Велад, рина Перва, Лидия и Тарая сменяли друг друга. Каждая из женщин пыталась отвлечь меня по-своему. Лидия рассказывала какие-то старые истории, я слушала вполуха. Рина Перва почти сразу принялась со мной заниматься, но ничего не выходило из-за моей слабости. К собственному удивлению, больше всего я любила, когда со мной оставалась Тарая. Мы молча игнорировали друг друга, и, в отличие от всех, она не обращалась со мной как с больной.

Тарая садилась с кружкой чая в старое кресло в углу комнаты, доставала какие-то листики и погружалась в их изучение. Позже я узнала, что горожане зовут их летучие листики. Они появлялись пару раз в круг, и в них описывалось происходящее на разных отрезках границы: об обрывах, о