Шестерки умирают первыми - Александра Маринина

– Ну, я сейчас уже не припомню.

– Но ведь это было недавно, Игорь Сергеевич. Королева и Науменко работают у вас несколько лет, в последние годы вы никого не брали на работу, Королева была последней, а потом вы только сокращали должности и людей. Вы просто не можете не помнить, что было написано в характеристике человека, которого вам назначили заместителем. Это же единственное новое назначение в ваш отдел за пять лет.

– Я же сказал, не помню.

В голосе Шульгина явственно послышалось раздражение, которое он тут же постарался притушить.

– Хорошо, пойдем дальше, – легко согласилась Настя. – Как вы отреагировали, когда увидели, что Тарасов разбирал вещи из вашего стола?

– А как я должен был отреагировать? – ответил он вопросом на вопрос.

– Ну, не знаю, – рассмеялась Настя. – Все в такой ситуации ведут себя по-разному. Одни возмущаются и скандалят, другие благодарят за наведенный наконец-то порядок, третьи вообще не обращают на это внимания, вроде так и должно быть. Некоторые хохочут, некоторые выходят из себя от негодования. Вы-то что сделали?

– Какое это имеет отношение к убийству Тарасова? – резко спросил Шульгин. – Вы же не думаете, что это я его убил за то, что он рылся в моем столе?

– А почему нет? – невинно осведомилась Настя, которой уже изрядно надоел этот Игорь Сергеевич с его показной уверенностью в себе и плохо скрываемым паническим ужасом перед перспективой вылететь из совинцентровской кормушки. Мало того, что его заместителя убили прямо в офисе, так еще эта девка из милиции носом крутит, поди, выхлоп учуяла. А ну как скажет кому-нибудь…

– Почему я не могу так думать? – продолжала она, словно не обращая внимания на бьющую через край ненависть, которая изливалась прямо из глаз Шульгина. – Что противоестественного вы видите в этой мысли?

– Вы… вы… Как вы смеете?!

– А почему нет? – повторила она устало. – Я в равной мере допускаю, что Тарасова могла задушить и Королева, и Науменко, и вы, и кто угодно другой. Поймите же, Игорь Сергеевич, мы знаем об убитом так мало, что не можем с уверенностью вычеркнуть ни вас, ни кого бы то ни было. Если вы знаете о нем больше, чем я, так помогите же мне, поделитесь своими знаниями. Может быть, это поможет снять подозрения и с вас, и с ваших сотрудниц. А пока вы огрызаетесь и всем своим видом показываете, как я вам не нравлюсь, ситуация к лучшему не изменится, в этом я могу вас заверить.

– Вы не имеет права так со мной разговаривать, – вспылил Шульгин. – Кто вы такая, чтобы меня подозревать? Я старше вас на двадцать лет, вы просто сопливая девчонка, а явились сюда права качать. Вы должны убийцу ловить, а вы готовы следом за Тарасовым рыться в чужом грязном белье и в чужих бумагах, даже если они личные. Я не желаю больше с вами разговаривать. Я буду давать показания только вашему начальнику, надеюсь, он, в отличие от вас, человек приличный и достойный.

– Вынуждена вас разочаровать, Игорь Сергеевич, с моим начальником вы вряд ли договоритесь. У него характер очень тяжелый, я по сравнению с ним просто бабочка, такая же невесомая и безвредная. И еще одно. Не надо преувеличивать возрастную разницу между нами, я гораздо старше, чем вы думаете.

Настя методично собрала со стола листки с записями, сигареты, зажигалку, сложила все это аккуратно в свою необъятную спортивную сумку и встала.

– Не буду больше отнимать у вас время, Игорь Сергеевич. Завтра вам позвонит мой начальник, с которым вы так мечтаете встретиться, и назначит вам время, когда вы должны будете явиться к нему на Петровку. Там вам понравится гораздо меньше, чем здесь, на привычной вам уютной кухне, где вы на своей территории и можете вести себя так, как вам хочется. Да, кстати, не хочу наносить вам удар в спину, поэтому предупреждаю заранее: завтра мой начальник полковник Гордеев обязательно спросит вас, почему ваши показания не оформлены протоколом. И что вы ему ответите?

– А что я должен ему отвечать? – окрысился Шульгин. – Откуда я знаю, почему вы не записали мои показания в протокол? Чего вы меня запугиваете?

– Ну правильно, – вздохнула она. – Вы не знаете. Тогда он вызовет меня и спросит об этом. И мне придется ему сказать, что вы были на момент беседы со мной в нетрезвом состоянии, а у лиц, находящихся в нетрезвом состоянии, показания брать нельзя. Как события будут развиваться дальше, я не знаю. Следователь может, например, направить вашему гендиректору бумагу о том, что ответственные работники Совинцентра пьют во время работы и даже в такой серьезной ситуации, как расследование убийства, считают возможным являться на беседу к работникам милиции в пьяном виде. А уж о том, что у них в столах хранится, разговор пойдет отдельно. Я с вашего позволения выкурю еще одну сигарету, а потом вы скажете мне, будете ли вы разговаривать со мной или пойдете завтра на Петровку к полковнику Гордееву.

– Как вы можете утверждать, что я пьян? – упорно возмущался Шульгин. – Вы этого не докажете.

– Докажу, – спокойно сказала она, закуривая и пряча зажигалку обратно в сумку. – В вашем учреждении есть медчасть, я приглашу врача, подписанная им справка будет иметь достаточную силу в глазах следователя. А сказанного им слова будет достаточно, чтобы поставить крест на вашей карьере в этом валютном раю. Одно дело – пить втихую, в уголке и при этом не терять лица. И совсем другое дело – не суметь совладать с соблазном, зная, что с тобой будет разговаривать работник уголовного розыска или следователь. Вы не умеете держать себя в руках и постепенно деградируете, и тот факт, что для определения вашего состояния работник милиции вызвал врача, свидетельствует об этом более чем красноречиво. Две минуты, Игорь Сергеевич, еще две минуты, и я уйду. Если, конечно, вы не передумаете.

Через две минуты Анастасия Каменская обернула вокруг шеи длинный теплый шарф, наглухо застегнула куртку и пошла по длинному извилистому коридору к лифту. Игорь Сергеевич Шульгин не произнес больше ни слова.

4

После семи вечера в управлении уголовного розыска народу было ничуть не меньше, чем днем. Никто не удивился тому, что в начале восьмого на работе появилась Каменская, это было в порядке вещей. Не заходя к себе, она толкнула дверь комнаты, которую занимали Юра Коротков и Коля Селуянов. Оба они сидели за своими столами и как по команде подняли на нее вопрошающие глаза.

– Ну как? Получилось? – спросили они чуть ли не хором.

– Будем надеяться.

Она не раздеваясь уселась на свободный стул и полезла за сигаретами.

– Никогда не думала, что это так трудно. Полдня строила из себя злую тетку Настасью, а все для того, чтобы завтра пришли хорошие мальчики Юрочка и Коленька и весь протокольный отдел кинулся к ним в объятия, утопая в слезах и соплях. Ну и сценарий вы мне подсунули!

На самом деле старая как мир схема «злой следователь – добрый следователь» была использована сегодня с несколько иной целью. Настя не ставила перед собой задачу собирать информацию. Ей сегодня нужно было своими глазами посмотреть на трех главных подозреваемых, составить представление об их характере и стиле мышления. А уж потом прикладывать к ним всю ту информацию, которую соберут для нее Коротков и Селуянов. И уж конечно, собирать эту информацию они будут не при помощи длительных душещипательных бесед с тремя главными фигурантами. У ребят для этого есть свои способы, приемы и источники сведений.

Итак, Ирина Королева. Умная, хладнокровная, расчетливая. Следит за каждым словом, случайных проговорок не допускает. Почему-то занимается скучным и неперспективным делом, хотя имеет хорошее образование и прекрасные способности. Имела все возможности убить Тарасова. Судя по заключению врача, смерть его наступила не позже восьми сорока пяти, а через двадцать минут, если верить Королевой, она обнаружила труп на кухне. Если преступница – она, то могла ли она по складу своего характера просидеть двадцать минут в одном помещении с покойником и только потом звонить в охрану? Хватило бы у нее выдержки? Несомненно. Может ли кто-нибудь подтвердить, что она вошла в здание Совинцентра в восемь пятьдесят, как она утверждает, а не раньше на десять-пятнадцать минут? Нет, никто этого подтвердить не может.

Светлана Науменко. Сорокалетняя увядающая красотка, озабоченная семейными неурядицами и перспективой потерять место. Нервы расшатаны, то и дело начинает плакать, руки дрожат. В тот день она пришла на работу в девять тридцать, в это время в протокольном отделе, кроме Королевой, были сотрудники управления охраны. Кто поручится, что она не приходила сюда часом раньше? Муж с ней не живет, дочь отправилась в школу в половине восьмого и не знает, в котором часу мама ушла на работу, без четверти восемь или без четверти девять. Науменко безумно боится сокращения, у нее, в отличие от Королевой, образования никакого нет, и, если ее выгонят из Совинцентра, она такой денежной работы уже никогда не найдет. Чтобы зарабатывать деньги без образования и смекалки, женщина должна быть молодой и длинноногой, тогда еще можно рассчитывать на место секретарши в какой-нибудь фирме. Если смерть Тарасова могла уберечь Светлану от неминуемого сокращения, то очень может быть, что она постаралась эту смерть ускорить. Зачем сокращать живых людей, когда можно просто убрать вакансию…