Историческая хроника Морского корпуса. 1701-1925 гг. - Георгий Зуев

Часть воспитанников Школы математических и навигацких наук жили в здании школы, часть – в наемных для них квартирах. Надзор за поведением и нравственностью учащихся граф Ф.М. Апраксин возложил на Л.Ф. Магницкого. Однако начиная с 1711 года, когда численность курсантов школы приблизилась к пяти сотням, в помощь профессору для наблюдения за школярами было велено выбрать, из учеников же, «десятских добрых людей, и всякому из них смотреть в своей десятке или отделении, чтобы школьники не пьянствовали и от школы самовольно не отлучались, драк ни с кем и обид никому не чинили».

За всякого рода провинности и нарушения дисциплины в школе применялись довольно тяжкие наказания и крупные денежные штрафы. Инструкция предписывала «учиться не леностно; а которые обучаться будут лениво и другие всякие предерзости чинить, таких наказывать: бить батогами; а которые явятся в разбое и буянстве, и в других важных воровствах, таких отдавать к гражданскому суду, куда надлежит». Правда, учитывая юный возраст школяров, батоги заменялись иногда розгами или кошками К Один из историков прошлого столетия замечает по этому поводу: «Выносить нещадные наказания, нельзя отрицать, было больно, но отнюдь не стыдно, потому что могли сечь и учителей». Этот факт являлся некоторым утешением для провинившихся воспитанников.

Таким образом, любовь к овладению знаниями прививалась поркой. Слова «бить» и «учить» всякий недоросль, попавший в Навигацкую школу, воспринимал тогда как синонимы.

Осенью ежедневно в учебное заведение привозили столько заготовленных розог, что школу можно было скорее принять за предприятие по изготовлению плетеных корзин и изделий из лозы. Тонкие, гибкие ивовые прутья складывались в просторном подвальном помещении Сухаревой башни, прозванном курсантами «крюйт-камерой[6]». В ней же происходили ежедневные экзекуции. Правый угол подвала разделялся перегородками на небольшие штрафные камеры, где отсчитывали часы и дни посаженные под замок. Секли за малейшую провинность, а более всего – за нежелание учиться.

За неявку на занятия, или, как тогда говорили, «неты», на курсанта накладывались большие денежные штрафы, взыскиваемые с виновных очень строго. В случае неуплаты брали у провинившегося его «холопей» и били на правеже по ногам до тех пор, пока владелец холопа не найдет денег для уплаты за свой прогул и не выручит таким образом своего раба.

В случаях отсутствия у прогульщика крепостных брали на правеж его самого и били, пока родные не вносили штраф или товарищи не складывались и не платили за него требуемой штрафной суммы. Законы и нравы того далекого времени были грубы и жестоки.

Занятия в Навигацкой школе зимой начинались в седьмом часу, а весной и летом – в шестом. После завтрака и общей молитвы воспитанники расходились по классам, садились по своим местам «со всяким почтением и всевозможною учтивостью, без всяких конфузий, не досадуя друг другу». Почтение и учтивость также вбивались в учеников проверенными старинными методами. В каждом классе обязательно присутствовал дюжий дядька – солдат, коему было велено самим царем «иметь хлыст в руках, а буде кто из учеников станет бесчинствовать, оным хлыстом бить не смотря какой бы ученик фамилии ни был, под жестоким наказанием, кто поманит», то есть будет потворствовать.

Одной из последующих своих инструкций Оружейная палата обязала педагогов Навигацкой школы являться на уроки вовремя и обучать «всему, что к их чину принадлежит, со всяким прилежанием и лучшим результативнейшим образом», при этом «ничего с учеников не брать, не прямым ниже посторонним образом, под штрафтом вчетверо оное возвратить». В случаях если педагог все-таки соблазнялся взяткой и бывал в этом двукратно уличен, то подвергался «телесному наказанию».

По первоначальному замыслу Петра I Навигацкая школа должна была являться учебным заведением, дающим общее специальное теоретическое образование его воспитанникам в преддверии второго, заключительного этапа подготовки отечественных морских специалистов – плавания на иностранных морских судах.

«Готовые к практике» курсанты по аттестациям учителей Школы математических и навигацких наук посылались за море, вначале в Англию и Голландию, а позже, с 1712 года – расписывались по кораблям Балтийского флота. Направление курсантов «за море» для практики на военно-морских иностранных кораблях царь одобрил словами: «Сие доброе дело».

Выпускники Навигацкой школы, направленные за границу, именовались «навигаторами», впрочем, как и учащиеся, окончившие полный курс морских наук школы и зачисленные служить сразу же на корабли Балтийского флота или оставленные при учебном заведении в качестве помощников учителей.

Кроме того, часть выпускников Навигацкой школы рассылалась повсюду, где требовалось срочно заполнить имеющиеся вакансии. Кроме флота выпускники-дворяне назначались на инженерные должности в войска, служили в артиллерии, в гвардейском Преображенском полку бомбардирами, кондукторами у генерал-квартирмейстеров, помощниками архитекторов и т. д.

В 1706 году из московской Навигацкой школы за границу направили 30 человек, завершивших обучение и готовых к практике, в 1707 году – 22 человека, а в 1709 году – 28 человек. Кроме того, завершать свое морское образование отправились за рубеж выпускники, уже зачисленные подштурманами на военные корабли Балтийского флота. В общей сложности в тот период за границу прибыли 144 русских навигатора.

Указом Петра I руководителем зарубежной морской практики навигаторов назначили князя Ивана Львова. В инструкции, приложенной к императорскому указу, значилось, что «…над ними комиссара князя Львова для надсмотра и определить, чтобы от февраля до октября всегда были в море, а прочие пять месяцев в учении навигации и прочих».

Прибывших за границу навигаторов князь Львов определял волонтерами на английские и голландские военные корабли. Первая партия навигаторов плавала беспрерывно в течение 6-9 лет. Они получили не только прекрасную морскую практику, но и положительные аттестации известнейших командиров военных судов. По возвращении на родину все навигаторы с успехом сдали экзамен самому Петру I, причем наиболее успевшие в освоении морских наук сразу же получили из рук императора «патенты» на чины подпоручика или поручика флота. Остальных из первой волны навигаторов зачислили на флот шкиперами, боцманматами или подштурманами, и лишь позже они получили офицерские чины.

Между прочим, именно после экзамена, проведенного царем у первой партии московских навигаторов, вернувшихся из-за границы, началась блестящая карьера знаменитого адмирала отечественного флота Калмыкова. Эта необычная для России начала XVIII века история, демонстрирующая великую мудрость и справедливость Петра I при решении государственных дел, передавалась русскими морскими офицерами из поколения в поколение.

Историк И.В. Преображенский в своих морских рассказах приводит описание действительного события, имевшего место на царском экзамене навигаторов: «Между множеством разосланных монархом в чужие края молодых россиян для изучения разного рода наук находился один из достаточных калужских дворян из фамилии Спафариев. Отец дал ему слугу из калмыков, человека умного, способного, весьма верного. Калмык никогда почти не отлучался от своего господина и воспользовался преподаваемым ему учением, особенно по морской науке, к чему по преимуществу и назначен был его господин. Спафариев же, напротив, или не имея способностей и усердия, или по старинным предубеждениям, как дворянин достаточный, считая для себя такого рода науку низкою и излишнею, ни в чем не преуспел, как ни напоминал ему о том калмык. По прошествии назначенных для учения лет возвратился с прочими в Россию и Спафариев и должен был выдержать экзамен в присутствии самого монарха в Адмиралтейской коллегии. Калмык пожелал быть при испытании, чтобы иметь возможность выводить из замешательства своего господина напоминаниями ему, что должно отвечать на вопросы…

Итак, прежде, нежели дошла очередь до Спафариева, калмык, для напоминания ему нужного, употреблял те секунды, в которые монарх, ходивший по палате, оборачивался к ним спиною. Государь, однако, это приметил, спросил калмыка, зачем он здесь?

– Я, всемилостивейший Государь, принял смелость войти сюда со своим господином для поправления его в случае замешательства в ответах.

– Да разве ты что разумеешь?

– Я, Ваше Величество, будучи неотлучно при моем господине, старался воспользоваться преподаваемым ему наставлением.

Монарх, удивясь этому, стал сам расспрашивать калмыка по части морских познаний и, к великому удовольствию, нашел его весьма сведущим в них. После сего таким же образом монарх начал испытывать его господина и нашел, что насколько слуга был знающ, настолько тот несведущ. Какие же учинил решения правосудных государь? Калмыку не только пожаловал вольность, но и чин мичмана во флоте, а господина его повелел записать матросом и отдать в команду ему, чтобы он постарался научить его тому, что сам знает. Калмык этот в 1723 году был уже капитаном, в 1729 году контр-адмирал Калмыков командовал арьергардом эскадры Балтийского флота».