Колониальная служба - Мюррей Лейнстер

Он попытался засмеяться. Но ему это не удалось. И Рики внезапно глубоко вздохнула и посмотрела на него с новым выражением.

— Кен прав, — сказала она мягко. — Он говорит, что ты не можешь быть удовлетворен. Ты недоволен собой даже сейчас, правда? — Она улыбнулась. — Но мне больше всего нравится то, что ты не умеешь ловчить. Женщина смогла заставить тебя совершить невероятное. Я!

Он посмотрел на нее. Она улыбалась.

— Я, даже я, по всяком случае могу представлять что я помогала бороться со всем этим! Если бы я не сказала, пожалуйста измени факты, которые мне не нравятся, и если бы я не сказала, что ты большой и сильный и умный… Я собираюсь говорить тебе об этом всю свою оставшуюся жизнь. Я помогала тебе сделать это!

Бордман сглотнул.

— Боюсь, — сказал он, — что это снова не сработает.

Она склонила голову на бок.

— Нет?

Он смотрел на нее сочувствующе. И затем с удивительной сменой эмоциональной реакции он увидел, что ее глаза полны слез. Она топнула ножкой.

— Ты чудовище! — воскликнула она. — Я пришла сюда и… и если ты думаешь, что меня удастся запихнуть в безопасное место даже не сказав мне, что я «очень нравлюсь тебе», как сказал мой брат, или например, что я «настоящее чудо»…

Он был ошарашен тем, что она знает. Она снова топнула ножкой.

— Черт бы тебя побрал! — воскликнула она. — Неужели я должна просить, чтобы ты поцеловалменя?

В ночь перед запуском Бордман сидел рядом с термометром, фиксируя температуру снаружи. Он трясся над ней как трясутся над больным ребенком. Он смотрел и покрывался испариной хотя внутренняя температура в домиках была понижена, для того, чтобы сберечь энергию. Больше ему ничего не оставалось делать в настоящий момент. В полночь термометр показал, что сейчас семьдесят градусов ниже нуля по Фаренгейту. За полчаса до рассвета она опустилась до отметки в восемьдесят градусов ниже нуля. На рассвете она была восемьдесят пять градусов ниже нуля. Затем он покрылся обильной испариной. Постепенное понижение показывало, что двуокись углерода вымерзла из верхних слоев атмосферы. Замерзшие частицы медленно падали вниз и когда они достигали нижних, более теплых слоев они снова возвращались в состояние газа. И был уровень выше СО2, где температура была чудовищной.

Но высота, где двуокись углерода еще находилась все уменьшалась. Медленно, но неотвратимо. А выше не было нижнего предела температуры. Тепличный эффект зависит от содержания СО2. Где его не было воцарялся холод космоса. И если на поверхности термометр покажет сто девять градусов ниже нуля — тогда все кончено. Без тепличного эффекта ночная сторона планеты потеряет все свое тепло в одно мгновение. Даже на дневной стороне будет достаточно холодно и она будет терять тепло по мере того, как будет уходить солнце. Температура минус сто девять и три десятых это критическая точка. Если она упадет ниже то быстро сползет до ста пятидесяти или двухсот пятидесяти, или даже больше. И никогда не вернется к прежнему теплу.

Ночью пойдет дождь, дождь кислорода вымороженного до состояния жидкости и падающего на поверхность. Человеческая жизнь станет невозможна в любом убежище в любых условиях. Даже космические скафандры не спасут когда атмосфера будет терять тепло с такой быстротой. Космический скафандр может обогреваться несмотря на потерю температуры за счет радиации в вакууме. Он не сможет обогреваться когда вступит в контакт с водородом который охладит его в одно мгновение.

Но когда Бордман покрылся испариной термометр остановился на отметке в минус восемьдесят пять градусов. И начал медленно подниматься. Когда показалось солнце температура была минус семьдесят. Еще через час при ярком солнечном свете температура была не больше шестидесяти пяти градусов.

И когда пришел Херндон Бордман совсем обессилел.

— Твой телефонный экран мигал, — сказал Херндон, — но ты не отвечал. Видимо ты повернулся к нему спиной. Рики снаружи, в шахте, наблюдает за ходом работ. Она обеспокоена тем, что не смогла связаться с тобой. Просила меня выяснить не случилось ли чего с тобой.

— Она взяла с собой что-нибудь, чтобы обогревать воздух которым дышит? — спросил Бордман.

— Естественно. Он добавил с любопытством: — А в чем дело?

— Мы практически добрались до края, — сказал ему Бордман. — Я боюсь, что если не сегодня, то завтра. Если выморозит двуокись углерода…

— У нас есть энергия! — уверенно заявил Херндон. — Мы построим ледяные туннели и ледяные купола. Мы построим город подо льдом, если придется. У нас ведь есть энергия!

— Я очень сомневаюсь в этом, — сказал Бордман. — И хотел бы чтобы ты не говорил Рики о нашем договоре, чтобы отправить ее, когда придет судно Надзора!

Херндон улыбнулся.

— Малая ловушка готова? — спросил Бордман.

— Все в порядке, — ответил Херндон. — Она в туннеле шахты и боковые обогреватели вокруг. Бомбы тоже наготове. Мы сделали достаточно, чтобы хватило на много месяцев, пока мы будем внутри. Нет смысла рисковать!

Бордман задумчиво посмотрел на него. А затем сказал:

— Тогда мы можем отправиться и испытать эту штуку прямо сейчас.

Он надел модифицированный комбинезон специально переделанный для больших морозов. Никто не мог дышать воздухом при температуре в шестьдесят пять градусов без того, чтобы отморозить легкие. Поэтому добавилась пластиковая маска закрывающая лицо и, кроме того вдыхаемый воздух проходил через тонкий металлический обогреватель. И тем не менее находится вне убежища долгое время было небезопасно.

Бордман и Херндон вышли наружу. Они покинули шлюз и взглянули вокруг. Солнце казалось стало еще бледнее, и снова потеряло гало. Ледяные кристаллы больше не плавали в почти замерзшем воздухе. Небо было темным. Оно стало почти багровым, и Бордману казалось, что он видит слабые искорки света в нем. Это могли быть звезды, сверкающие в дневное время.

Казалось, что никого не было вокруг, лишь холод окружающих гор. Но скоро стало видно движение во входе в шахту. Оттуда показалось четверо мужчин, дышащих так же тяжело как и Бордман. Они выкатили восемнадцатифутовую ловушку из шахты, передвигая ее на пустых мешках, которые служили гораздо лучше чем колеса на крутой поверхности. Они до абсурда походили на медведей в своих масках и одеждах. Они несли с собой нечто вроде капсулы. Установку они поставили на круглом камне который поднимался в центре долины.

— Мы все сделали, — сказал Херндон задыхающимся голосом, — теперь ее следует сориентировать и закрепить на солидном основании. Правильно?

— Все правильно, — сказал Бордман. — За работу.

Двое отправились через долину, в которой ничего не шевелилось, за исключением четырех техников. Их маски казалось дымились. Они помахали на прощание Бордману.

«Я снова популярен», — с ужасом подумал он, — «но это не имеет значения. Приземлять корабль Надзора не имеет смысла, потому что Рики предупреждена. И этот трюк ничего особо не изменит на их материнской планете. Я только оттягиваю конец».

Даже когда Рики, тяжело дыша, как и все остальные, помахала ему из основания туннеля, настроение Бордмана не улучшилось. Если все произойдет нормально, стрелки приборов резко дернуться и начнут подниматься вверх. Но они не смогут увеличить температуру. Скоро большая ловушка начнет выбирать больше энергии с неба. Но ночью температура упадет еще немного больше. Завтра ночью она еще упадет. И когда она достигнет отметки в сто девять и три десятых градуса на поверхности все будет кончено.

Еще одна фигура, схожая с медведем появилась из входа в туннель и направилась к ловушке. Он нес тщательно завернутый предмет в руках. Она остановилась нагнулась между мачтами ловушки и положила предмет на камень. Бордман проследил взглядом по кабелю от ловушки до контрольной комнаты, а оттуда взглянул на камеры хранения резервной энергии, находящиеся далеко в горах.

— Ловушка взаимодействует с бомбой, — сказала Рики, рядом с ним. — Я проверяла самолично!

Фигура, похожая на медведя, нагнулась над бомбой. От нее начала подниматься тонкая струя сероватого дыма. Фигура быстро выбралась из зоны действия ловушки. Когда человек выбрался, Бордман нажал кнопку.

Раздался тонкий визгливый звук и завернутый, дымящийся предмет взлетел вверх. Он казалось был брошен в небо. В этом полете не было ничего драматичного. Предмет, размером чуть больше баскетбольного мяча быстро летел вверх, пока не исчез.

Бордман сидел неподвижно, смотря на стрелки на приборах. Время от времени он подкорректировал одни из них и включал другие. Он не хотел чтобы бомба взлетела слишком высок. На ста тысячах футов будет очень мало воздуха, останавливающего испарение металла.

Стрелка прибора, фиксирующего высоту достигла ста тысячи футов. Бордман отключил подъем. Он посчитал до десяти и потом отключил энергию. Мигание на контрольной панели прекратилось.