Момент истины (В августе сорок четвёртого) - Владимир Богомолов

Она лежала спиной вверх, в форменных эсэсовских брюках и офицерском мундирчике РОД без погон. От презрения он даже сплюнул и в то же мгновение боковым зрением – уголком глаза – уловил, как на краю поляны против окна шевельнулась ветка куста. Он стремглав пригнулся – тотчас автоматные очереди прошили воздух над его головой. Выставив над подоконником ствол пистолета, он, не выглядывая, выстрелил дважды туда, где шевельнулась ветка. В следующее мгновение он отпрянул в угол, за кафельную печь, чтобы иметь каменные стены за спиной и прикрытие спереди на случай, если сюда бросят гранату. Сколько их и кто они?! По звуку – стреляли из немецких автоматов. С двумя пистолетами и запасными обоймами – дорого же он им дастся! Он ожидал услышать голоса, крики команд, ожидал нападения, а различил лишь шорох шагов, причём удаляющихся.

Очевидно, их было мало, и они не решились. Он прополз между трупами к дверному проёму, огляделся и спустя мгновения был в кустах с противоположной стороны. Никто не стрелял, и вообще не было слышно ни шороха, ни звука. Не менее минуты он выжидал, потом с пистолетом наготове, огибая поляну, прокрался к тому месту в кустах, откуда в него стреляли. Здесь в траве полно было гильз от ППШ, несегодняшних, начавших темнеть, и он не сразу нашёл то, что его интересовало: четыре, а затем отдельно ещё пять свеженьких гильз от немецкого автомата. Он продолжал искать и дальше в лесу обнаружил на траве и на листьях внизу капли крови. Они были овальной формы с ответвлениями в сторону движения раненного им человека – тот поспешно удалялся от поляны.

Теперь он мог определённо сказать: стрелявших было двое, и вооружены они были немецкими автоматами. Одного он ранил, и они скрылись, не пытаясь больше его убить или захватить. Скорее всего он напоролся на каких-нибудь шальных, блуждающих фрицев или же на аковцев.

В первую минуту он решил было преследовать и настичь их, но, взглянув на часы, удержался. Солнце уже спустилось к горизонту, быстро темнело, а обнаружить в густом лесу с наступлением сумерек мелкую группу или одиночного противника чрезвычайно трудно, практически невозможно.

Он возвращался опушкой к Шиловичам, обдумывал происшедшее и мысленно ругал себя. Прослушать их приближение он не мог. Значит, они подошли туда раньше, услышав его шаги, затаились, и он их вовремя не обнаружил. «Кулёма!.. Пижон!.. Скотина безрогая!..»

9. Оперативные документы

ЗАПИСКА ПО «ВЧ»

«Срочно!

Полякову На No…… от 13.08.44 г.

1. Длина рабочей волны передатчика, разыскиваемого по делу «Неман», соответствует одному из диапазонов аковской радиосвязи. К тому же в начале второго перехвата повторяются три одинаковых цифровых сочетания, которые, возможно, расшифровываются как «999» или «555». Наличие этих знаков перед текстом при радиосвязи АК(овцев) с лондонской централью соответственно означает: «оперативный» или «в собственные руки главнокомандующего».

2. Шиловичский лесной массив находится в 140 километрах к западу от места первого выхода рации в эфир, перемещение передатчика соответствует направлению движения остаточных групп немцев, пытающихся лесами пробраться к линии фронта.

Сообщите, учтены ли Вами эти обстоятельства при проведении розыскных мероприятий.

О ходе розыска докладывайте каждые сутки.

Устинов». ЗАПИСКА ПО «ВЧ»

«Москва, Устинову

На No…… от 14.08.44 г.

Обстоятельства, на которые Вы обращаете наше внимание, нами ранее уже учтены, и все органы контрразведки фронта по обеим версиям ориентированы.

Поляков».

10. Алёхин Павел Васильевич

С майором, начальником Лидского отдела госбезопасности, у меня были свои, особые отношения.

Собственно, по закону, без официального в каждом случае запроса, он не имел права сообщать мне какие-либо сведения. Однако мы не раз помогали ему, и не только машиной и бензином, с чем у них было совсем худо; в свою очередь, он старался всячески идти нам навстречу.

Я намеревался при содействии майора хоть что-нибудь узнать о ряде людей, в том числе о Павловском и Свириде. И ещё мне хотелось посмотреть следственные дела лиц, арестованных в последние дни и недели в той части района, где находился Шиловичский лес, а может, и побеседовать кое с кем из них.

Как назло, в этот поздний час в кабинете, кроме самого майора, находилось ещё его начальство: незнакомый мне подполковник из Барановичей. Я представился и был вынужден в двух словах упомянуть, что интересуюсь Шиловичами и Каменкой.

Услышав это, подполковник поднялся и, расхаживая по кабинету, произнёс целую речь. Смысл её состоял в том, что Шиловичский массив занозой сидит на территории области и что у них нет сил и возможностей очистить, или, как он выразился, «обезвредить», его. Это дело армии, но, мол, нас это ничуть не волнует, поскольку коммуникации фронта проходят в стороне, что же касается жизни района, безопасности местных жителей и властей, то нам, мол, нет до них никакого дела.

Вот так всегда. Армия считает нас органами госбезопасности, а органы считают нас армией.

Он говорил громко и с пафосом, словно выступал на трибуне. Я попал как кур в ощип. Он обращался ко мне так, будто я был, по крайней мере, командующим армией и при желании мне ничего не стоило выделить потребные силы (как я прикинул, не менее трёх тысяч человек), чтобы «обезвредить» Шиловичский лес.

Я бы многое мог ему сказать, но противоречить в таких ситуациях – пустая трата времени. К тому же мне смертельно хотелось спать.

Он вещал, а я сидел перед ним на табурете, делая вид, что внимательно слушаю, и даже согласно кивал головой; в одном же месте, заметив улыбку на лице майора, я тоже как дурак улыбнулся. Более всего я боялся, что забудусь хоть на мгновение, усну и свалюсь.

Наконец он умолк и, сопровождаемый майором, отправился отдыхать. Я спускался за ними по лестнице, лихорадочно измышляя предлог, чтобы отозвать майора в сторону и переговорить.

Внизу, извинясь перед начальством, он заскочил в кабинет, где сидел дежурный – румяный усатый капитан с орденом Красного Знамени на гимнастёрке. Я вошёл следом и, прикрыв за собой дверь, без обиняков сказал, что мне надо чуть позже позвонить начальству по «ВЧ».

– Откроешь ему кабинет, – вешая ключ на доску, приказал майор дежурному.

– И не в службу, а в дружбу, – мгновенно продолжал я, – разреши посмотреть следственные дела.

– Тётенька, дайте попить, а то так есть хочется, аж переночевать негде, – оборачиваясь, не без ехидства заметил майор и велел дежурному: – Передай Сенчиле, пусть покажет… Только карателей и пособников!.. Ты извини – начальство. – Кивнув в сторону двери, он торопливо сунул мне руку. – Заскакивай завтра.

«Только карателей и пособников!..» И за это спасибо… На большее я и не рассчитывал.

– Минутку. – Удерживая его ладонь, я бесцеремонно загородил дорогу. – Ты на Каменских хуторах горбуна Станислава Свирида знаешь? Чернявый такой… нервный.

– Не знаю, – выдернув руку и обходя меня, сказал майор. – И фамилия не встречалась.

– А Павловского?

– Какого? Один сидит у нас.

– Это старший. – Сам удивляясь своей настырности, я у самого выхода ухватил майора сзади за рукав. – А сын?

– У него два сына. – Открыв дверь, майор проворно ступил через порог и уже из коридора повторил: – Заскакивай завтра…

Немного погодя я сидел в чьём-то пустом прокуренном кабинете и при тусклом свете керосиновой лампы просматривал следственные дела на бывших старост, полицаев и других пособников немцев.

В протоколах значились весьма стереотипные вопросы и почти одними и теми же словами фиксировались ответы подследственных. Большинство из них было арестовано ещё несколько недель назад. Ничего для нас интересного. Совершенно.

«…Расскажите, когда и при каких обстоятельствах вы выдали немцам семью партизана Иосифа Тышкевича?..»

«…Перечислите, кто ещё, кроме вас, участвовал в массовых расстрелах советских военнопленных в Кашарах в августе 1941 года?»

«…При обыске у вас обнаружены золотые вещи: кольца, монеты, бывшие в употреблении зубные коронки. Расскажите, где, когда и при каких обстоятельствах они к вам попали?»

Понятно, они боролись за жизнь, отказывались, отпирались. Тоже довольно однообразно, одинаково. Их уличали свидетельскими показаниями, очными ставками, документами.

Каратели, убийцы, мародёры – но какое отношение они могли иметь к разыскиваемой нами рации и вообще к шпионажу? Зачем они нам? Зачем я трачу на них время?

А вдруг?..

Это «А вдруг?» всегда подбадривает при поисках, порождает надежду и энергию. Но я клевал носом и еле соображал. Чтобы не заснуть, я попытался петь – меня хватило на полтора или два куплета.