Учитель моей дочери - Надежда Мельникова

себя запретное как можно дальше. Весь этот испытываемый мной трепет — просто глупая женская фантазия. Придут каникулы, и обязательно пройдёт. Должно пройти!

Спустя какое-то время шумной стайкой на улицу вываливают сытые и довольные дети. А позади них — он. И мы тут же взглядами утыкаемся друг в друга. И хотя я отворачиваюсь, спутанность сознания никуда не делась и мучает меня любовными судорогами. В этот раз я захожу в автобус одной из первых. Быстренько занимаю своё место и стараюсь ни о чём не думать, но при этом не могу не искать его глазами. Тайком наблюдая за тем, как учитель беседует с завучем, я искренне надеюсь, что он сядет с ней. Вдруг у них масса неотложных дел, и нужно обсудить совмещения и замены?

Ребятишки галдят, постепенно наполняя автобус и обсуждая экскурсию. Я утыкаюсь носом в оконное стекло и просто жду, когда мы наконец отъедем. Но все мои надежды на спокойный обратный путь разлетаются прахом, когда кресло рядом со мной прогибается.

— Как вам поездка, ребята?! Понравилась? — кричит в микрофон экскурсовод, оглушая скрипом помех и привлекая детское внимание.

И пока все смотрят на неё, выкрикивая с мест впечатления и перебивая друг друга, учитель наклоняется ко мне и, нагло убрав волосы с плеча, губами припадает к ямке на шее.

— Соскучилась? — сладко шепчет в кожу, лаская языком, и меня от неожиданности, жажды и волнения пронзает таким сладким удовольствием, что я пугаюсь.

Дëргаюсь, начиная поправлять одежду, натягивать воротник, прятать шею под волосами и суетиться, не зная, куда себя деть. А он спокоен. Властный и определенно очень умный, раз так легко скручивает меня в тугой узел. Знает, куда нажать, где поцеловать, как именно прикоснуться, как жарко посмотреть, чтобы я сошла с ума окончательно.

Я до сих пор не понимаю, что со мной происходит. Очевидно помешалась рассудком, хотя и оказываю сопротивление, но на самом деле хочу прикасаться к его телу и стонать от удовольствия. Да откуда это, чёрт возьми, взялось? Манящее, сумасшедшее искушение. Химия тела, где мой организм безошибочно распознаёт его феромоны и с диким азартом тянется к нему.

И хорошо, что мы сидим в самом конце салона и все слушают финальную речь экскурсовода, потому что я будто напилась допьяна вишнëвой наливки с тёмным элем и просто не знаю, как сидеть прямо и не стечь с кресла от вожделения.

— Поедем сюда ещё раз?! — гремит в микрофон.

А мы снова встречаемся глазами, и я всё ещё дëргаю воротник, а он кладёт руку на моё бедро, начиная приятно массировать, скользя плотоядным взглядом по моему телу.

Это всё невыносимо! Счастье, что нас прячут кресла и на город уже спустились вечерние сумерки, а в салоне отсутствует свет, скрывая нас полумраком. Потому как, несмотря на то что я старательно убираю его руку, меня аж скручивает в сладком спазме.

Мне нравится, как упорно он меня трогает. Как нагло и бесстыже он это делает, какие сильные у него руки. Вскинув на меня глаза, учитель взглядом демонстрирует, как сильно меня хочет. Уверена, мои глаза горят не меньше. И я жалею, что надела джинсы, потому что мне очень хочется быть для него голой. От этого открытия захватывает дух. Нет в мире вещи естественнее. И ужаснее тоже нет, так как я себя едва контролирую.

Учитель проводит ладонью по моему бедру, гладит колено, внутреннюю сторону. Нежно и сильно. Пальцы массируют мои ноги, скользят в развилку между бёдер, но ткань джинсов слишком плотная и жёсткая. Я практически не чувствую его прикосновений там. Но ощущения от того, что это именно он, тот, о ком я постоянно думаю, заставляют дрожать и додумывать эффект от нажатия.

Затем он неожиданно берёт мою руку и тянет к себе, бессовестно укладывая на внушительный бугор на своих брюках.

И тут я словно трезвею. Прозреваю, шокированная и испуганная, почти как брошенная голышом на морозную свежесть. Он большой… И наверняка красивый. Но что, чёрт меня дери, я делаю?

Резко отдëрнув ладонь и почти задохнувшись от эмоций и ощущений, отодвигаюсь, забросив ногу на ногу и скрестив руки на груди. Затем тупо прилипаю к окну, как будто оскорблëнная или униженная. Но на самом деле я просто в сумасшедшем смятении и не понимаю, как это может происходить со мной? Я же не озабоченная. Я обычная, нормальная женщина, со средней сексуальной активностью. Я не возбуждаюсь от шороха осенних листьев и не истекаю смазкой от вида голых торсов на пляже.

Дышу громко и часто, не в силах унять грудную клетку. Чувствую, как внимательно он меня разглядывает, готова поклясться, что в этот момент на его лице медленно расцветает наглая улыбка.

Он больше не двигается. Теперь мне ничего не угрожает, мужчина рядом меня не тревожит и не пытается завладеть телом и вниманием, посягая на самое сокровенное. И вроде бы надо радоваться, а мне становится грустно, одиноко и раздражающе тоскливо.

Я так сильно возбуждена, что сжимаю бёдра в жадной потребности почувствовать внутри себя то, что он мне продемонстрировал. Это знакомство с некоторой частью его тела в любой другой момент показалось бы мне пошлостью. Сейчас же оно как шоколадная конфетка в период жёсткой диеты. Так и хочется попробовать. Но я ведь не течная самка, не одуревшая овуляшка, я могу это контролировать. Могу! Наверное, могу…

Учитель будто всего этого не видит, опирается о подлокотник сиденья со стороны прохода и как ни в чём не бывало слушает экскурсовода. И на меня накатывает злость, хочется прибить его за то, что я ощущаю невыносимую звенящую пустоту и ничего не желаю, кроме продолжения. А ему как будто бы всё равно.

Назад мы приезжаем гораздо быстрее, чем ехали на экскурсию. В этот раз учитель, пропуская меня, никаких попыток сблизиться не делает и даже не смотрит в мою сторону. Меня это задевает. Я выхожу на улицу и, попрощавшись с завучем и другими мамочками, старательно улыбаюсь дочери, забирая её домой и чересчур активно расспрашивая, что именно ей понравилось на экскурсии.

Глава 4

А впереди меня ждёт ужасная бессонная ночь. Я кручусь и не могу уснуть, ощущая сумасшедшую неудовлетворенность. Раздражëнность и даже бешенство. Мне физически плохо, как будто я нуждаюсь в каком-то лекарстве, но никак не могу его принять.

В темноте спальни я мечусь на простынях, выгибаясь и ощущая сначала неприятное свербение и покалывание в кистях