Действующие лица (сборник) - Вячеслав Лейкин

Лето перед очередным концом света

1

Три четверти мимо, а я не в гробу,А я ещё вот он, снаружи,Не чаю, не чту, никуда не гребу,Ни пекла не чуя, ни стужи.Избыточной снедью крушу телеса,Заложник шального гормона,И шастаю важно внутри колеса,Которому нет угомона.

2

Прослыл, добился, преуспел,В престижном списке занял строчку,С одной сплясал, с другими спел,У третьих вымолил отсрочку,

Родил, соорудил, вкопал,Самим собою в гранды прочим,И даже что-то накропал,Не хуже прочих, между прочим,

И чья-то кто-то там емуСедьмой водою приходилась,Но по внезапному умуВдруг понял, примеряя тьму,Что жизнь опять не пригодилась.

3

В отчаянье заламываю руки.И рад бы не себе, да все ушли:Разъяли, вскрыли, разгребли, учлиИ съехали. И нет такой науки,

Чтоб вспять переучить меня смоглаНа всё забить до степеней искомых.Не дышится. Повсюду смрад и мгла,И много непонятных насекомых.

4

Как научиться быть довольнымСвоим умом недобровольным,Чтоб зря не париться о том,Что наше прошлое – фантом,Блик, мимолётность, образ тленья,Чередованье просветленьяИ помрачения душиВ необихоженной тиши,Воспетой Фетом прошлым летом…Как не печалиться об этом?

5

Откукарекался – и в путь,Сличая с тем, что прежде было,В тенетах сумрачного пылаОбразовавшуюся суть.

Не ограниченный ничутьВ искусстве сладиться без мыла,Знай подставляй забавам грудь,Мол, чтопройдёттобудетмило.

Жизнь подчиняется тому,Кто доверяется уму,А не случайному сплетеньюРаскорректированных жил.И тем, кто враскорячку жил,Ни миражом не стать, ни тенью.

6

Так бы жил да и жил бы, да вдруг приключился сбой,Как, допустим, у дам, но в другом календарном цикле:Стало вдруг невтерпёж оставаться самим собой,То есть тем, к кому сам привык и вокруг привыкли.

Невесть с кем состоя в непонятно каком родстве,Тем не менее чуял впрок, что оно чревато.И при этом вокруг кто-то тихо шумел в листве,И почти до земли провисала сырая вата.

7

То в лузу вдев, то музу ублажив,Глухой к предначертаньям и обидам,Я наловчился делать вид, что жив,И пользоваться всуе этим видом.

Избыточный, как майская заря,Затейливо пылящий в каждом тосте,Я рыл и ткал и верил, что не зря,Но не хватило времени и злости.

8

Перед тем как давануть педаль,На которой значится Finita,И нырнуть в неведомую даль,Скорчившись навроде аммонита,

Было бы невредно поскрестиВ памяти и, повод обнаружив,Что-нибудь нарядное сплести,Переткав набор словесных кружев.

Пусть при этом душу не спасёшь,Но авось продышишь, прососешь,Изведя планиду в марафоне,Памятник – не памятник, а всё жСмутный силуэт на общем фоне.

Девяностые

Девяностые

Невозможно понять, как рука остывает в руке,Если сам не держал, не искал в ней заглохшего пульса.После этого пей, подыхай, в подворотнях сутулься,Но не пробуй забыть, как рука остывает в руке.И не пробуй понять, если сам не держал, не искалПогубивших на ощупь, в упор, мимоходом, задаром,Не гасил векселей, выбивая ответным ударомЗлую плесень из глаз и меняя осклаб на оскал.

Невозможно поверить, что зрак, пронизающий тьму,Не отыщет того, что ему заповедано словом.Это, брат, либерта, это значит – в чугунноголовомЕстестве растворись без остатка, и горе уму.Только то, что возможно купить, остается в цене,Так какого же беса берете на понт, на испуг вы?Все равно не проверить, поскольку горящие буквыНикогда не запляшут на белой, как совесть, стене.

А попробуй представить, как небо ложится пластомНа ландшафт типа лепры и как в перспективе короткойПоявляется некто ничтожный с козлиной бородкойИ приветливо машет рукой или, скажем, хвостом.Вы зайдете в кабак, и от пятой в глазах зарябит.«Был ли счастлив?» – тебя сотрапезник рассеянно спросит,И обязан ответить, что был, под затейливый «прозит»И себя убедить, раз ни разу еще не убит.

30.11.95

«Как тяжело не выглянуть в окно…»

Как тяжело не выглянуть в окно.А выглянешь – и сам тому не рад,Что различило выцветшее око:Сырых небес шинельное сукно,Убогий строй кладбищенских оград,Ленивое мерцание порока.

Субъект с лицом внезапнее дырыСедлает «Вольво», уминает порноИ слово обращает в серебро.На рынке репа чуть не полторы,Всё противоестественное спорно,А седина почти уже в ребро.

Куда деваться, бедный мой народ?Я говорю не о евреях, нет,О тех, с кем жил с тридцать седьмого года.Затеять под кроватью огород?Содеять бронебойный фальконет?Упиться безысходностью исхода?

А может, изловчиться и запеть,Залопотать неугомонным ртомО гермах, термах, бешеной лазури?Но нет ни сил, ни опыта стерпетьИ в сотый раз не рассказать о том,Как прохиндеи нищего разули.

2.05.94

«Верните прошлое, где столько было целей…»

Верните прошлое, где столько было целей:Догнать Америку и выстоять за книгой,Где всё пронизывал подробно, как мицелий,Восторг всеобщности с казарменной интригой;

Где сокровенная стезя казалась торной:Следы, отметины, и непонятно – где? Чьи?Где многогрешный ваш, но, в принципе, покорныйБыл постоянно изощрён в простосердечье.

Верните прошлое в любом доступном виде,Там слаще верилось, чем думалось и мнилось,Там шизофреники, рекущие «Изыди!»,Одни и ждали, чтобы власть переменилась,

Там трудолюбию учились мы у белок,А коллективной безмятежности – у пчёлок,Там всюду лопалось, но лишь из пары щелокВсеразъедающий высачивался щёлок.

Верните прошлое, в котором был я молод,И жив товарищ мой, и лето было чаще,Где вечен день и на секунды не размолот,И где Пегас ещё не блеял так мычаще,

Где Коломбины упоительные статиИ юный Каин сторож собственному брату…Верните прошлое, и будущее, кстати,По крайней мере, скомпенсируйте утрату.

Январь 1996

Трое в лодке

(нищета и собаки)

Посвящается ведущим популярной рекламной радиопередачи «Трое в лодке» (1993–1994 годы)

Некоторым нравится,Когда им плюют в физиономию.«Это освежает», – говорят они,Сияя повлажневшими глазами.Некоторые любят,Когда у них просят закуритьИ, не дожидаясь ответа, бьют.«Жизнь не проходит мимо», —Замечают они,Пытаясь подняться.Некоторых интересует,Когда наконец закончитсяПроцесс первоначального накопления капиталаМордастыми молодыми людьми,Похожими друг на друга, как надгробья.«Надежда умирает последней», —Восклицают они и смотрят вдаль,Где, заламывая руки,Протягивает ноги надежда.

А трое в радиолодкеС утра надрывают глотки:Отличное настроение,В груди и мыслях роениеФлюида новой формации,Носителя информации.Обои от «Искрософта»,От «Крафта» штаны и кофта.Колёса от «Логоваза»,От «Плаза» ночная ваза,Для любящих бабьи лонаПредметы от «Бабилона»,От «Хопёр-Инвеста» невеста,Короста от «Люмпентреста»,Клипсы от «Каталепси»,Чипсы от «Раболепси»,Джинсы от «Менатепси»И все выбирают «Пепси»…

Некоторым нравитсяДумать, что всё поправится,Обустроится, образуется,Герой ненароком разуется,И все увидят копытаУ нашего неофита.«Нет в мире печальнее повести,Чем повесть о проданной совести», —Говорят они окружающим,Абсолютно не возражающим.И только трое в радиолодке,Ещё не чуя, что дело нечисто,Вовсю рекламируют сковородкиТоварищества «Мефисто».

9.11.94

Октябрь-1993

Ни сил, ни сна, ни радости в зобу,А только волчья сыть телеэкрана:То депутат ударится в божбу,То прогрессист мордует ветерана.На драной липе местный марабуКлюв расщепляет, как ядро урана.Сипящий север, ноющий суставТрадиционно требуют октав.

И вовремя: октябрь уж наступил,А следом суета вокруг кормушки.Ужасный век недаром нас тупил —Опять зараздавались погремушки;Угрюмый билдинг вместо Фермопил —Танцует мир на бесноватой мушке,Неверен, крив и, видимо, не зряТаврён кровавым крапом Октября.

А виршеблуд, впорхнувши в мезонин,Выводит неверморы чёрной пастой,В то время как поэт и гражданинТоропится извлечь свой молоткастыйИз вышеименованных штанинИ принят на ура клыкастой кастой,Которой предлагает от затейИскать цивилизованных путей.

Увы, цивилизацию покаОпределяют шлюха и громила.Полишинель по факту сын полка,Его секрет от неприятья мыла.Стигматы не с небес, а с потолкаДоступнее, но верится уныло.И поневоле хочется туда,Где светлый праздник Страшного Суда…

Какой текущий выдался момент,Какое бесконечное мгновенье.Грядёт очередной экспериментПод знаком подневольного говенья.Болящий дух стал вовсе рудимент,Сердечный жест – фигура сокровенья.Зато предмет, которым нас гребут,Теперь национальный атрибут.

И всё-таки октябрь. Шуршит, летит,Бормочет, плещет, блещет, умирая,Клонит ко сну, вгоняет в аппетит.И мать Земля воистину сырая.В озябших небесах сквозной петитПоследней стаи. С чувством самурая,Закрасившего кровью свой позор,Смотрю вослед. И стекленеет взор.

20.10.93

«Новое поколение вымирает…»