1937. Большая чистка. НКВД против ЧК - Александр Папчинский

16 марта 1933 года в Минск поступило распоряжение из Центра о начале операции. Уже через четыре дня (20 марта 1933 года) Заковский рапортовал о вскрытии в республике контрреволюционных повстанческих и диверсионных организаций, непосредственно созданных и руководимых Польским Главным штабом, или «…связанных с ним находясь лишь в процессе собирания сил». Затем операция из пограничных районов перетекла в глубь Белоруссии. В кратчайший срок (не более недели) в марте 1933 года чекистами были ликвидированы «…резидентуры, переправы и многочисленная сеть ПГШ… в отдельных случаях сумевшая пробраться в кадровые части РККА, милицию, военные школы и оборонное строительство»[41].

Изучая особенности этой операции в Белоруссии, создается впечатление, что республика была просто нашпигована польскими шпионами. По данным ПП ОГПУ по Белоруссии диверсионно- повстанческие организации и шпионские резидентуры польской военной и политической разведок действовали практически во всех округах и районах республики. 2-й отдел (военная разведка) Польского Главного штаба имел свои агентурные структуры в большинстве белорусских городов — в Минске, Полоцке, Бобруйске, Гомеле, Борисове. Одновременно чекисты выявили множественные «…связи польских разведчиков, шпионов, диверсантов и вредителей, орудовавших в Белоруссии», со своими сторонниками в других городах СССР — в Ленинграде, Курске, Орле, Оренбурге, Бежецке, Днепропетровске, Киеве. Всего за мартовскую операцию 1933 года в Белоруссии было репрессировано 3492 человека, из которых 445 человек проходили по 13 контрреволюционным организациям, 203 человека — по 16 шпионским резиденту- рам и 2884 человека «…по признакам шпионажа и повстанчества»[42].

В действительности же большинство репрессированных в период весенней операции 1933 года в Белоруссии не были прича- стны к польским разведывательным службам. Многие из них просто не пользовались политическим доверием властей, а потому, по мнению чекистского руководства, в будущем могли «…смыкаться с иностранными разведками [и]…делать ставку на отрыв Белоруссии от Советской России». Эти обвинения автоматически переводили их в категорию «польских шпионов, вредителей и диверсантов». Эти события в основе своей явились лишь неадекватной реакцией советских органов госбезопасности на деятельность польских разведывательных служб[43]. Под предлогом борьбы с «польским шпионажем» в республике проводились крупномасштабные репрессии в отношении части мирного населения.

В Москве, получив отчет ПП ОГПУ по Белоруссии, полностью одобрили решительные действия Заковского. Заместитель председателя ОГПУ СССР Г.Е. Прокофьев в аналитической записке «О результатах очистки западной границы», адресованной Сталину, писал: «Операция… дезорганизовала деятельность противника на нашей территории. В связи с провалом разведывательной сети и разгромом диверсионно-повстанческих организаций Польский Главный штаб производит проверку деятельности своих разведывательных аппаратов… Произведенная ликвидация очагов диверсии, повстанчества и шпионажа несомненно оздоровила обстановку в пограничной полосе»[44].

Одновременно в 1933–1934 гг. «командой» Заковского были вскрыты контрреволюционные вредительские организации в Наркомате земледелия и Тракторном центре. Аресты в Минске сотрудников Наркомзема и Тракторцентра явились продолжением масштабной агентурно-операТивной разработки ЭКУ ОГПУ СССР под условным наименованием «Конденсатор». По результатам этой разработки аресту подверглось свыше 70 человек, главным образом «…выходцев из буржуазных и помещичьих классов…обвиненных в контрреволюционной вредительской работе в области сельского хозяйства». Аресты производились во многих городах СССР: в Москве, Киеве, Харькове, Ростове-на-Дону, Минске. В постановлении Коллегии ОГПУ от 11 марта 1933 года указывалось, что «…члены этой контрреволюционной вредительской группы участвовали в порче и уничтожении тракторов и сельхозмашин, в умышленном засорении полей, дезорганизации сева, уборки и обмолота…с целью подорвать материальное положение крестьянства и создать в стране голод»[45].

Еще одним громким делом, сфабрикованным Заковским стало дело так называемого «Белорусского национального центра» («БНЦ»), По версии, разработанной в ПП ОГПУ по БССР, эта организация была создана в сентябре 1932 г. проникшими в республику деятелями национально-освободительного движения в Западной Белоруссии С.А. Рак-Михайловским, П.В. Метлой, М.П. Бурсеви- чем, Ф.И. Волынцом и другими. Цели у «врагов народа» оказались глобальными: свержение в БССР советской власти путем вооруженного восстания при военной поддержке Польши и создание Белорусской буржуазно-демократической республики под протекторатом Польши. Ячейки «БНЦ» были обнаружены в республиканском Госплане, Академии наук, Наркомате просвещения, Союзе писателей и др. Следствие «раскрыло» 59 «повстанческих» ячеек, 19 диверсионных групп, 4 террористические группы, 20 шпионских ячеек и резидентур, молодежную организацию[46].

Столь активная, если не сказать рьяная деятельность Заковского на постах председателя ГПУ, а затем наркома внутренних дел БССР получила одобрение и поддержку, как со стороны руководства ОГПУ-НКВД, так и самого И. Сталина.

Однако в конце лета 1934 года в Ленинграде и Москве произошли события, которые в дальнейшем предопределили дальнейшую карьеру Заковского. В августе-сентябре 1934 года в Ленинграде работала комиссия НКВД СССР по проверке местных органов Наркомвнудела. Работой комиссии руководил начальник ЭКО ГУГБ НКВД Л.Г. Миронов.

Материалы проверки убедили руководство наркомата в том, что начальник УНКВД по Ленинградской области Ф.Д. Медведь абсолютно не способен руководить работой органов ГБ и милиции в «…новых условиях и обеспечить… резкий поворот в методах работы по управлению государственной безопасности». Были выявлены серьезные просчеты по ряду направлений агентурно-оператив- ной работы («…по деревне и…охране границ от финских и иных перебежчиков и шпионов…»)[47]. В совершенно неудовлетворительном состоянии оказалась и борьба местных чекистов с диверсиями и вредительством на промышленных предприятиях области.

Нарком внутренних дел Г.Г. Ягода доложил об итогах проверки И.В. Сталину. В своей записке он отметил: «…невозможным оставлять безнаказанным то положение, которое вскрыто проверкой… в Ленинграде», и предлагал убрать Медведя из Ленинграда. Снятие Медведя нарком желал сделать громогласным, должен был быть издан приказ с изложением причин отстранения от должности. Ягода обозначил и возможного чекиста, который (при согласии ЦК ВКП(б)) занял бы освободившейся пост. Таким чекистом был Л.М. Заковский. По словам наркома это сильный и способный оперативный работник, «…который сумеет поставить работу в Ленинграде на надлежащую высоту». Медведя же предполагалось отозвать в Москву и использовать в центральном аппарате Наркомвнудела, где «…посмотреть на работе, годен ли он еще для работы в НКВД или совсем выработался». Резюмировал свое письмо Сталину Ягода так: «Если Вы найдете мои предложения правильными, я их поставлю на разрешение. Очень прошу сообщить Ваше мнение»[48].

Согласование кадрового «пасьянса» (замена Медведя Заков- ским) несколько затянулось. Вероятные объяснения таковы: в Ленинграде долгое время не было первого лица, 1-й секретарь обкома ВКП(б) С.М. Киров до конца августа 1934 года отдыхал в Сочи, а затем в начале сентября убыл в служебную командировку в Казахстан. Возможно и то, что Киров как мог оттягивал замену Медведя. Прекрасные личные отношения, совместные поездки на охоту, любовь Мироныча к сыну Медведя Мише (Киров не имел своих детей), которого считали баловнем кировской семьи, страховали главного ленинградского чекиста от отставки вплоть до гибели Сергея Мироновича.

Убийство 1 декабря 1934 года С.М. Кирова не только взорвало политическую ситуацию в стране, но и окончательно утвердило в эпицентре начинающегося политического террора Заковского. Теперь он становился энергичным исполнителем и даже смелым новатором (вспомним его деятельность в Сибири и Белоруссии) массовых чекистских операций, и Ленинграду суждено было стать этакой «экспериментальной площадкой», где будут опробованы будущие методы 1937–1938 годов.

Под рукой у Заковского уже был вполне сложившийся, готовый к действию чекистский аппарат, проверенный в Сибири и Белоруссии, исполняющий любые гласные и негласные распоряжения своего шефа. При назначении Заковского в «город трех революций» в высших инстанциях, вероятно, учитывалось еще одно обстоятельство: на этом месте требовался чекист, который мог при случае меньше оглядываться в сторону Лубянки и Ягоды. И Леонид Михайлович оказался готов к такому повороту событий…