Седьмая Луна. Декамерон 2 - Андрей Коробов

него. Малой кровью.

— Довольно пустых разговоров! — Магистр выступил против того, кому был обязан своим тёмным даром. — Актей Ламбезис! Архонт, я обращаюсь к тебе!

Бог Смерти оскалился. Молчаливый по природе своей, говорил он нечасто. Потому и ненавидел, когда перебивают. Неназываемый поплыл за спину Киафа, взял его за плечи, уставившись на свой позор в лице Галактиона.

Изменник посмотрел на предводителя ауксилариев исподлобья.

— Ты ничего нового не скажешь мне, — уверенно бросил ему Актей и выплюнул с презрением: — Пешка!

Каждый в Ауксилии понимал, чем обернётся разговор. И всё же, никто не проронил ни слова, оттягивая неизбежное. Так спокойнее. Галактион об этом даже не задумывался, и превентор это знал.

Учитель всё также смотрел на архонта, как на простого смертного из плоти и крови. Пытался пробудить в нём то человеческое, что осталось.

Селевк не стал противиться, лишь мысленно настраивал себя на худший исход. Он отказывался верить, что Киаф, уже вкусивший божественной мощи, отречётся от своего предназначения. Безумцам не писан закон, общий для всех. К морали они глухи.

— В погоне за мощами Неназываемого ты потерял всё! — начал магистр строго, вставая боком.

Его пальцы ощупывали позвонки, являвшие собой древко секиры. Биомантий рвался из рук в бой.

— Кроме тебя и твоей сестры никого не осталось.

— Ошибаешься, магистр, — покачал головой Ламбезис.

Потеряв единицы, он приобрел сотни. Тысячи. А со временем число легко могло перерасти в миллионы. Войско, которое не победить. Войско, которое очистит от скверны весь прогнивший мир.

— Базилевс распорядился стереть Горидов с лица земли. Мы повиновались, как и всегда. Ты изгнан из Храма Бурь.

— Шайка прихлебателей, — высокомерно отозвался архонт.

Жрецы изнежены изобилием. Они погрязли во грехе. Наоборот, Актей был рад, что больше не имеет отношения к хиреющим потомкам «лучших среди магов».

— Больше ты не властвуешь над Рамхидой.

— Это пока.

Власть приобретается и теряется. Архонт — человек, от природы одарённый и заточивший свой ум в лучших мусейонах Деспотата. Он понимал это даже больше, чем многие базилевсы. Его новая вотчина — Саргузы и прилегающие территории. Придёт час триумфа, и весь обновлённый мир будет чествовать его как нового владыку. Светоча, показавшего новый путь обеим половинам Аштума.

Голос Галактиона становился всё злее, отдавая скрежетом стали.

— Твоя семья перебита. Ваши имена вычеркнуты из истории мира. Ты больше не муж своей жене, не отец своему сыну.

— Я был готов на эту жертву с самого начала!

Любовь для потомственного аристократа — пустой звук. Брак по расчёту с ней не имеет ничего общего. Его жена стала просто придатком к его семье. Выгодным приобретением, не более того. А ребёнок от этой женщины, по разумению Актея, — самый никчёмный способ оставить след в мире.

Он был нацелен его пошатнуть, перекроить, сделать по-настоящему слаженным. А семья, дети — удел тех, кто неспособен на большее. Тех, кто готов уйти в никуда тихо, отдав свою жизнь на заклание ради шансов потомков на лучшую долю. Ламбезис видел в наследниках не больше, чем прихоть. Ибо знал: он изменит саму Жизнь. Это главное.

Истинный катарсис для него лежал в совершенно иных плоскостях. Вот, что роднило изменника с мятежным Богом особенно. Вот, почему Пантеон и его последователи страстно желали его уничтожить.

— Фамильный склеп, где покоятся твои предки, разрушен до основания. Твоё имение обратилось в пыль. Виноградники сожжены. Твои богатства перешли в казну Империи. Твои рабы отпущены на волю. Твои воины легли костьми. А когда Иоланта испустит последний вздох, ты останешься один против всех.

— Наивный вырожденец, — глумливо бросил Актей Галактиону. — Мертвецам плевать, что после них происходит на бренной земле. Базилевс лишил меня мирских благ, но взамен я приобретаю власть над всем сущим. Разве ты этого не понял?

Лицо магистра окаменело. Предводитель ауксилариев вздохнул, сжал древко секиры до судорог в пальцах.

— Этому не бывать, — сказал Галактион, как отрезал. — В тебе не осталось ни капли благоразумия, Ламбезис. Тебе плевать на мир. Личные амбиции — всё, что тебя волнует.

— Ничтожество, — усмехнулся Киаф. — Ты дышишь воздухом Аштума столько лет, но до сих пор не заметил противоречий, которыми он полнится. Граст показал мне, где надломился мир, и я прозрел в один миг. Я наведу порядок. Настоящий.

Селевк осёкся. Его учили бояться даже помыслить об имени Прародителя. Когда он его услышал, то по мертвецки бледной коже его пошли мурашки. Будто у обыкновенного, полноценно живого человека.

— Ты перечеркнешь все эпохи! Бывшие и грядущие! — сорвался магистр.

— Говоришь о том, чего не знаешь, — заметил изменник. — Тебе это не дано. Тебе не дано понять, я нечто большее, чем сын своего отца. Больше, чем человек. Не просто правитель Рамхиды. Я новатор. Я освободитель. Я архитектор нового мира. Я — отражение Бога Смерти, что поднимает из земли саженцы слаженной жизни. Я задаю порядок.

— Нет! — возразил Галактион, закипая от гнева. — Ты всего лишь умалишенный дворяшка, дорвавшийся до всеобъемлющей силы Прародителя. Думаешь, что управляешь ей? Нет! Она управляет тобой! Потому что ты слаб, ты не больше, чем простодушный смертный, как все прочие! Удобный сосуд. Поэтому ты угроза…

— Я — спасение, — нагло поправил его Ламбезис.

— Ты слился с Неназываемым. Здесь твоя жизнь окончена. Мы отрежем тебя от Бога Смерти. От тебя ничего не останется. Ни в Аштуме, ни в Аиде, ни в Эребе. Нигде!

Фантом выплыл из-за спины архонта.

— Смелое заявление, — хмыкнул Актей. — Сыпь угрозами, сколько угодно…

Он осмотрел поочередно всех ауксилариев. Обошёл Галактиона стороной. Заострил внимание на Селевке, который выглядел более взвинчено, чем остальные. После этого улыбнулся лукаво и прояснил:

— Да только условия здесь выставляю я. Пора бы это понять.

Превентор убрал глаза в сторону, не выдержав тяжелого взгляда Ламбезиса. Тот зрел ему прямо в душу, тонко ощутив червоточины на её поверхности.

— У вас только два пути, Ауксилия. Вслушайтесь в то, что я говорю.

— Кем ты себя возомнил, гнусный… — начал было Галактион.

— Закрой. Рот. — Актей отчеканил эти два слова, разговаривая с ним, как с бесправным рабом.

Магистр подавился собственным языком, опешив от приказного тона Киафа.

Ауксиларии начали мерно приближаться к изменнику. За ними поспешал учитель.

— Подлый изменник, — прошипел Галактион, обхватив секиру поудобнее.

Селевк же стоял там, где и был. Просто наблюдал за развитием событий. Он всё это время молчал, не вмешиваясь. Вспоминал поединок, приключившийся между ним и архонтом. С тех пор схватка не покидала его мысли. Превентор выжил, но едва ли для реванша бок о бок с некромантами. Он тоже своего рода узрел истину. Истину, озвучить которую в Ауксилии значило лишиться