Экзистенциальная психология - Ролло Мэй

Такой взгляд противоречит тем тенденциям, которые экзистенциалисты, подобные Кьеркегору и Ницше, сделали своей сильнейшей и наиболее убежденной позицией. В свете такой ситуации, характеризуемой сломленной волей современного человека, становятся понятны экзистенциальные акценты Шопенгауэра с его миром как "волей и представлением", Бергсона с его "elan vital" (сила жизни), Уильяма Джеймса с его "волей к вере".

Протест экзистенциалистов был сильным, временами отчаянным (как у Ницше), временами благородным и очень смелым (как в движении сопротивления Камю и Сартра), даже если многим наблюдателям он казался неэффективным против надвигающейся лавы конформизма, коллективизма и роботизации человека. Основная декламация экзистенциалистов такова: независимо от того, насколько могущественные силы влияют на человеческое существование, человек способен узнать, что его жизнь детерминирована, и тем самым изменить свое отношение к собственной судьбе. Важно не упустить, что сила человека в способности занять определенную позицию, принять конкретное решение, не важно, каким бы незначительным оно ни было. Поэтому они придерживаются мнения, что человеческое существование состоит в конечном итоге из свободы. Хайдеггер идет еще дальше (в одном очаровательном эссе) – он определяет истину как свободу. Тиллих красиво выразил это следующим образом: "Человек по-настоящему становится человеком только в момент принятия решения".

Эта точка зрения тесным образом связана с психологией и психотерапией. В целом в нашей академической психологии имеет место тенденция принятия этой точки зрения, хотя отдельные психологи в своей работе предпочитают иметь дело лишь с тем, что поддается определению и может быть понято в детерминистских конструкциях. Такое ограничение восприятия, конечно, неизбежно ведет к попытке подстроить человека под тот образ, который мы видим.

В психоанализе и психотерапии эта проблема стоит еще острее, так что избегать ее далее невозможно, теория и процесс психоанализа и большинства других форм терапии играют на руку склонности пациента к пассивности. Как еще в 20-х годах заметили Отто Ранк и Вильгельм Райх, некоторые принципы психоанализа сами по себе подрывают его жизненность и не только обедняют реальность, с которой психоанализ связан, но и ослабляют возможность и желание пациента меняться. Во времена расцвета психоанализа, когда открытие "бессознательного" имело очевидно "шокирующее значение", эта проблема была не столь явной; в любом случае у истерических пациентов, ставших основным материалом для работ Фрейда на этапе формирования его идей, действительно существовала особая динамика, которую можно было определить как "подавляемое либидо", стремящееся к выражению. Но сейчас, когда большинство пациентов в той или иной форме оказываются "одержимыми", когда все знают об эдиповом комплексе, когда наши пациенты говорят о сексе так свободно, что это шокировало бы любого пациента Фрейда (а именно, разговор о сексе, вероятно, является легчайшим способом избежать реального принятия решения в любви и половых отношениях), проблема подрыва авторитета воли и принятия решения не может избегаться и далее. "Навязчивое действие", проблема, которая всегда оставалась непокоренной и неразрешенной в контексте классического психоанализа, на мой взгляд, тесно связана с дилеммой воли и принятия решения.

Другие формы психотерапии тоже не избежали дилеммы психоанализа; а именно того, что процесс психотерапии заключает в себе тенденции, которые позволяют пациенту уклониться от принятия решений. Само определение "пациент" предполагает это! И речь не только о тех элементах психотерапии, которые автоматически дают поддержку пациенту, но и о тенденции возлагать ответственность за возникающие у человека проблемы на кого или что угодно, только не на него самого[9]. Уверен, терапевты всех школ и направлений рано или поздно осознают, что пациент должен самостоятельно принимать некоторые решения, учиться брать на себя некоторую ответственность; но теория и техники большинства видов психотерапии построены на прямо противоположных предпосылках.

Экзистенциальный подход в психологии и психотерапии придерживается мнения, что мы не можем доверить волю и решения случаю, надеясь, что в конечном итоге с пациентом "что-то произойдет" и он вдруг станет принимать решения, или придет к самостоятельному принятию решений от скуки или от ощущения, что терапевт (как благосклонный родитель) одобрит его поведение, если он совершит такие и такие шаги. Экзистенциальный подход вернул волю и решение в центр картины. Совсем не в смысле "свободная воля против детерминизма" – эта идея умерла и похоронена. И не отрицая того, что Фрейд описал как бессознательный опыт. Эти детерминистские факторы, конечно, учитываются. Экзистенциалисты, которые много сделали в области познания "ограниченности" и ограничений человека, конечно же, знают об этом. Однако они придерживаются мнения, что, обнаруживая и изучая те силы, которые детерминируют его жизнь, пациент в той или иной мере обретает некую ориентацию и, таким образом, оказывается вовлеченным в некоторый выбор, неважно, каким незначительным бы ни казался этот выбор, испытывает некое чувство свободы, пусть даже еле уловимое. Экзистенциальная установка в психотерапии вовсе не "толкает" пациента к принятию решения; на самом деле я убежден, что, только осознав тот факт, что пациент обладает силой воли и способностью принимать решения, терапевт сможет избежать подталкивания пациента в каком-либо направлении. С этой точки зрения самосознание как таковое – сознавание личностью, того, что безбрежный, насыщенный, многообразный поток переживания – это его собственное переживание, – неизбежно несет в себе элемент решения.

Безусловно, мы применяем термины "воля" и "принятие решения" не только по отношению к исключительно жизненно важным решениям, эти слова имеют более широкое значение. И хотя сознавание включает в себя элементы принятия решения (например, акт выбора того, чем вы собираетесь заняться), мы не отождествляем эти понятия. Принятие решения содержит некоторые элементы, которые не только не детерминированы внешней ситуацией, но даже не представлены в ней; решение включает некий элемент скачка, фактор случайности, некое движение "я" в направлении, которое нельзя было предсказать. Зрелое человеческое бытие (то есть не являющееся жестко ограниченным и детерминированным невротическим компульсивным стереотипами) – это когда человек готов принять новое направление, новое "решение" в той новой точке, в которой он обнаруживает себя. "Новым положением", о котором я говорю, может быть также простая, незамысловатая и не потрясающая мир, как любая новая идея, которую я нахожу для себя забавной, или новое воспоминание, которое неожиданно возникает в случайной на вид цепочке свободных ассоциаций. Таким образом, я думаю, что процесс принятия решения, обсуждаемый нами, присутствует в любом акте сознания.

Заинтересованные студенты обнаружат много материала под рукой для изучения этой проблемы, несмотря на то, что сегодня его существует очень немного в специальной психологической литературе. Возможность для изучения и исследования покажется бесконечной и чарующей.

Другая тема, которой экзистенциальный подход дал новую основу, – это проблема эго. Я сказал "проблема" намеренно: эго заняло центральную позицию в психоаналитических и психологических обсуждениях в последнее время, и хотя интерес к нему отражает высоко позитивное развитие, я думаю, что этот термин вызывает больше проблем, чем решает. Это особенно важно обсудить, хотя бы вкратце, потому что многие психологи предполагают, что то, о чем говорит экзистенциальная психология, окружено психоаналитической эгопсихологией. Это ошибка.

Первоначально Фрейд описывал эго как слабое и пассивное, как монарха, не имеющего власти даже в собственном доме, притесняемое, с одной стороны, ид, а с другой – суперэго. Позднее он придал эго исполнительные функции и конкретно описал его как организующий центр личности[10]. Но все также он видел эго по существу слабым. Я думаю, что он был прав в том, что в силу того положения, которое эго занимает в структуре ид-эго-суперэго, оно в принципе должно оставаться несамостоятельным, даже в своей области, как будет отмечено дальше.

За последние несколько лет как отклик на потребность современного человека в самостоятельности и самобытности, ощущении себя собой в психоаналитическом движении появился значительный интерес к "эгопсихологии". В итоге эго были приписаны функции самостоятельности, ощущения самобытности, синтеза опыта и другие более или менее произвольно достигаемые функции, которые мы внезапно открыли у человека. Результатом ортодоксального аналитического движения явилось появление большого числа различных "эго". Карл Меннингер[11] говорил о "наблюдающем эго", "регрессивном эго", "реальном эго", "здоровом эго" и так далее. Коллега Фрейда, и мой друг, поздравил меня после выступления, в котором я оспаривал концепцию множества эго, заметив с очевидной иронией, что у меня хорошее "научное эго"! Некоторые психоаналитики говорят о "множестве эго в одной личности", не по отношению к невротичным личностям, а по отношению к так называемым "нормальным личностям". На мой взгляд, "множественное эго" – точное описание невротической личности.