Путешествие по карте языков мира - Алексей Леонтьев

Особенно различные, зачастую очень странные для русского языка значения могут выражаться в глаголе. Многообразны, например, формы вида. В языке коми один и тот же глагол «мун-ны» — «идти» может, получая разные суффиксы, приобретать значения «ходить много раз», «ходить по разным местам», «потихоньку идти» или даже «уйти, чтобы потом вернуться».

В грузинском языке есть специальная заставительная форма, причем она может быть двойной: «вацер-инэб-инэб-цэрилс» — «я заставлю его заставить еще кого-то писать письмо». В языке кечуа (Южная Америка) от одного-единственного глагола можно образовать несколько сот видовых форм!

В одном из папуасских языков Новой Гвинеи форма глагола вроде он ел имеет различные наклонения в зависимости от того, видел ли говорящий, как он ел, или не видел, но слышал, как он жевал, или не видел, но объедки налицо, или объедки были, но их убрали, или и объедков не было, но какие-то следы того, как он ел, остались (скажем, грязная посуда), или, наконец, говорящий просто убежден, что он не мог не есть…

О некоторых грамматических категориях стоит рассказать подробнее. Начнем с категории лица глагола.

Не следует думать, что эта категория была присуща глаголу с самого начала. Если сравнить самые различные, совсем не родственные друг другу языки, мы увидим, что в них личное окончание глагола возникло из слияния личного или притяжательного местоимения с причастием или существительным. Например, по-мордовски лицо глагола и принадлежность существительного до сих пор выражаются совершенно одинаковым окончанием: «кун-дай-т» — «ловил ты» и «вал-т» — «слово твое». На древнеегипетском языке ты ловишь тоже выражается как «ловля твоя». Чтобы сказать я ловлю по-арабски, нужно употребить форму типа «я ловец» или «я ловящий» и т. д.

Близость глагола к имени сказывается не только в этом исконном единстве окончаний. В некоторых современных языках, например чукотском, одни и те же слова могут и склоняться, как прилагательные, получая показатели падежей, и спрягаться, как глаголы, принимая показатели лица. Например, можно сказать «эвирь-ылъигын», что значит «я одежный» («я имею одежду»), «эвирь-ылъигыт» — «ты одежный» и т. д., но, будучи употреблено не в качестве сказуемого, а в роли определения, это же слово может склоняться: «аверъ-ылъепы» — «от одежного», «аверъ-ылъеты» — «к одежному».

Из сказанного выше видно, что категория лица глагола тесно связана с употреблением слова в предложении.

Характерно, что глагольные окончания лица обычно связаны с личными или притяжательными местоимениями только в 1-м и 2-м лице, т. е. в тех случаях, когда достаточно употребить это окончание, чтобы было понятно, что (или кто) действует. Но в 3-м лице этого уже недостаточно — действующее лицо может быть обозначено любым существительным. И вот оказывается, что в очень многих языках глагол в 3-м лице или совсем не имеет окончания, например в алеутском языке, многих африканских и т. д., или это окончание возникло сравнительно недавно, например в индоевропейских, тюркских, финно-угорских языках.

Мы в русском языке объединяем категорию лица с категорией числа глагола и говорим, например, о «2-м лице множественного числа». На самом деле это не совсем точно. Ведь мы — это не совсем я во множественном числе, а вы — не совсем ты во множественном числе. Это особенно ясно видно в индонезийском и некоторых других языках Африки и Кавказа, где встречаются два первых лица множественного числа: мы без тебя и мы вместе с тобой. Первая из этих форм называется исключающей (эксклюзивной), а вторая — включающей (инклюзивной). А если учесть, что есть языки, в которых кроме обычных двух чисел есть еще двойственное и тройственное, то число возможных лиц вырастает из 6 до 15! Именно 15 форм и встречается в языке жителей острова Абрим (Океания), где глагол спрягается следующим образом:

В некоторых языках в глаголе бывает выражено не только лицо и число субъекта — того, кто совершает действие, но и лицо и число субъекта — человека или предмета, над которым совершается действие. Например, в одном из папуасских языков существует целая коллекция глагольных суффиксов, которые позволяют обозначить, сколько человек действовало, сколько человек подвергалось этому действию и когда оно происходило: так, суффикс — амарумо прибавляется, когда много людей действовали на двоих в прошедшем времени, а суффикс — анабидурумо — когда на тех же двоих действуют трое людей в настоящем времени.

Лицо — это такая категория, в которой особенно сильно отражаются общественные отношения, социальный строй общества. Например, в языке индейцев племени блэкфут (Северная Америка), у которых сохранились остатки родового строя, существует специальное, 4-е лицо для обозначения члена чужого рода. А в Австралии, в языке аранта, еще сложнее. Чтобы описать систему лиц в этом, казалось бы, «первобытном» языке, нужно затратить несколько страниц. Мы ее описывать не будем, а приведем пример из русского языка, отдаленно напоминающий положение в языке аранта. Представьте себе, что 1-е лицо выражалось бы по-разному в следующих трех случаях: мы, сидящие за одной партой, идем; мы, одноклассники, идем; мы, учащиеся одной и той же школы, идем…

До сих пор мы сталкивались с языками, где лиц вполне достаточно и даже слишком много. А в корейском языке, например, разграничивается только 1-е лицо и лицо не 1-е, для обозначения которого существует специальный суффикс — си.

Теперь расскажем о падеже. Начнем с того, что эта категория, оказывается, очень тесно связана с переходностью или непереходностью глагола. Во многих языках, совершенно не связанных взаимным родством, все глаголы делятся на две группы: глаголы активного действия (переходные) и глаголы пассивного действия (непереходные). В зависимости от того, какой глагол употребляется, предложение строится по-разному. В случае непереходности оно такое же, как в русском языке, т. е. подлежащее стоит в именительном падеже. Например, по-чукотски: «клявол чейвыркын» — «человек ходит», «кора чейвыркын» — «олень ходит». Но если глагол переходный, то все меняется подлежащее ставится не в именительном, а в особом, так называемом эргативном падеже, обозначающем только действующее лицо. Что касается объекта действия, то для него употребляется не винительный, как в русском, а именительный падеж (впрочем, он часто совпадает с винительным по форме). Например, в том же чукотском языке: «клявол-я кора нмыркынен» — «человек (в эргативном падеже) оленя (олень — в именительном падеже) убивает». Такая конструкция, называемая эргативной, встречается во многих кавказских языках, баскском, палеоазиатских и многих языках Америки.

Некоторые следы такого эргативного или близкого к нему строя можно найти в индоевропейских языках. По мнению некоторых лингвистов, в индоевропейском праязыке все существительные делились на две группы — активные и пассивные. Первые могли быть подлежащими при переходных глаголах, вторые — нет. Показателем активности (эргативности) был — s в конце слов, а показателем пассивности — — m в конце слова. В дальнейшем показатель активности закрепился за именительным падежом подлежащего (ср. такие латинские и греческие слова, заимствованные русским языком, как казус, модус, космос), а показатель пассивности стал употребляться как показатель винительного падежа (ср., например, лат. terram — «землю») и как показатель среднего рода (ср., например, лат. templum— «храм»).

В русском языке, как вы знаете, шесть падежей. На наш взгляд, это немного. Но с точки зрения англичанина или француза падежей в русском языке многовато. Существуют, однако, языки, где число падежей перевалило далеко за дюжину. Это, например, языки Кавказа, такие как лакский, аварский, даргинский. Сколько в каждом из них падежей, определить нелегко, так как трудно разграничить падеж от простого сочетания существительного со специальным служебным словом, так называемым послелогом (предлогом, который ставится не перед словом, а после него). В некоторых языках падежей насчитывается 52! Заметно меньше их в финно-угорских языках. Например, в эстонском — «всего-навсего» 14.

Откуда же берется такое количество падежей? Мы рассмотрим язык, где падежей не так много, но все же порядочно, — чукотский (здесь их 9). Вот какие падежи в чукотском:

1. Именительный:

нилг-ын («ремень»), кэйн-ын («медведь»).

2. Творительный:

нилг-э («ремнем»), кэйн-эй («медведем»).

3. Местный:

нилг-ык («на ремне»), кэйн-ык («у медведя, на медведе»).

4. Отправительный:

нэлг-эпы («от ремня»), кэйн-эпы («от медведя»).

5. Направительный:

нэлг-эты («ремню»), кэйн-эта («к медведю, медведю»).

6. Определительный:

нилг-ыгйит, кэйн-ыгйит.