Торг с мертвецами, часть 2 (СИ) - Хай Алекс

Райнер Эккехард вышел из тени трона.

— Да, вождь!

Фастред заметил, что лицо короля вытянулось от удивления.

— Эккехард? Это ты?

— Да, ваше величество, — поклонился почётный пленник. — Мне нужно многое вам рассказать.

— А сейчас, — Магнус вскинул руки, отчего многочисленные браслеты на его руках весело зазвенели, — Пир и мир! Ну-ка, выкатывайтесь отсюда, добрые люди — бараны на вертелах сами себя не съедят.

Аристид не шелохнулся. Фастред заметил, что патрон едва шевелил губами, но уловил лишь одну фразу.

— Торг с мертвецами? — удивлённо переспросил он.

— У вагранийцев есть такое выражение, — пояснил Аристид. — Торг с мертвецами означает ситуацию, когда человек прилагает большие усилия, чтобы достичь чего-то, но старается напрасно.

— Я не понимаю...

— Эти северяне. Грызутся напрасно. Им не избежать божьей воли. Завтра они пройдут проводить свои языческие обряды на гору Фатир. Но, если я трактовал знаки верно, многие не вернутся.

Фастред встрепенулся.

— Знаки? Святой брат, леди Истерд раскладывала руны и тоже видела знаки. Говорила про опасность, землю и кровь. Или кровь из земли. Я не особенно слушал, но...

— О, так наша дева обладает даром провидения? — заинтересовался Аристид. — Интересно. Пойдёмте же пировать, друг мой. Путникам иногда можно нарушить пост.

Фастред остановился, не дав монаху увести себя.

— Мы должны предупредить вождей!

Аристид даже не обернулся.

— Нет.

— Но почему? Если многие не вернутся, то...

Монах устало вздохнул, повернулся к Фастреду и уставился тому прямо в глаза:

— Успокоитесь, брат Фастред. Хранитель милосерден, но порой даже он допускает жестокие события, ибо лишь познав жестокость мира, можно понять ценность божьей любви. Те, кто не вернутся, все равно не смогли бы принять нашего господа и реалий нового мира. — Он бережно взял руки Фастреда в свои и безмятежно улыбнулся. — Прошу, не смейте никому говорить о том, что сегодня узнали, иначе господь обрушит гнев и на вас.

1.4 Турфало

Вала трясло от волнения. При других обстоятельствах он наверняка свернул бы шею, рассматривая великолепное убранство дворца правителей Гацоны — позолоту и мрамор, статуи и вазы из цветного камня, невообразимой красоты витражи и картины придворных мастеров. Но сейчас, стоя в поклоне перед самими кронпринцем Умбердо и его супругой мог лишь робко глядеть под ноги.

Принцесса Рейнхильда наплевала на этикет и спустилась к Валу под суровые взгляды церемониймейстеров и озабоченные охи служанок: длинный шлейф слишком яркого для хайлигландской внешности платья едва не завернулся вокруг её ног, так что принцессе пришлось подхватить его руками и открыть взору окружающих щиколотки и бархатные башмаки. Судя по реакции придворных, жест сочли вульгарным, но хайлигландке до этого не было дела. Наоборот — Вал заметил, как её губы тронула лёгкая улыбка — казалось, Рейнхильде нравилось провоцировать местное общество. Когда она приблизилась, беглец склонился ещё ниже — так, что полы замызганной в дороге ливреи легли на жутко скользкий мраморный пол.

— Как тебя зовут, гонец? — по-хайлигландски спросила принцесса.

— Валериано, ваше... высочество?

Рейнхильда хмыкнула и подала ему руку, приглашая выпрямиться.

— В следующий раз, когда задумаешь прикинуться королевским гонцом, выучи титулы дворян, — подмигнув, шепнула она. — Это едва ли первое, чем учат слуг знати. Но ты ведь не стал бы лгать без веской причины, верно?

Вал кивнул:

— Я действительно из замка Эллисдора, хотя не гонец. У меня важные новости. Пришлось переодеться, чтобы добраться до Турфало побыстрее: королевским гонцам на постоялых дворах меняют лошадей, — шёпотом тараторил он. — Дело государственной важности, уверяю вас.

Рейнхильда резко посерьёзнела.

— Понятно. Здесь молчи и оставайся гонцом, кем бы ты ни был на самом деле. То, что ты сделал, считается серьёзным преступлением. Но если сведения и правда важные, я закрою на это глаза. Понял?

— Да, ваше высочество.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Ровный и хорошо поставленный голос принцессы успокаивал его, хотя Вал заметил, что при упоминании новостей из дома женщина внутренне напряглась. Но здесь, при дворе, видимо, появление эмоций считалось непозволительной слабостью.

— Любовь моя, я чувствую себя ущербным, когда ты говоришь на языке, которого я не знаю, — вмешался Умбердо. — Вы не могли бы перейти на имперское наречие?

— Я говорю по-гацонски, ваше высочество, — не растерялся Вал и снова поклонился до земли — понял, что в Гацоне было принято расшаркиваться перед сильными мира сего на каждом шагу. — Я прибыл с новостями из Эллисдора.

— Какими?

Вал глубоко вдохнул и выдохнул, призывая остатки самообладания.

— Город взят в осаду войсками мятежного герцога Ламонта Эккехарда, — отчеканил он, продолжая играть роль гонца, хотя при упоминании о последствиях осады ему едва не скрутило желудок. — Мятежник заручился поддержкой Эклузум, получил благословение на трон, провозгласил себя истинным королём Хайлигланда и осадил столицу. — Он склонил голову, стараясь не глядеть никому в глаза. — Я обращаюсь к вашему высочеству от имени эрцканцлера Альдора ден Граувера. Эллисдор просит военной помощи.

Вал искоса видел, как побледнела Рейнхильда, как спали краски и ее чуть тронутого золотом солнца лица.

— А что же король Грегор? — кронпринц подался вперёд, внимательно рассматривая гонца.

— Его величество сейчас в Рундкаре и не сможет прибыть быстро. Я обращаюсь к принцессе Рейнхильде с просьбой о помощи, ибо она — единственный Волдхард, кроме короля.

Умбердо снисходительно усмехнулся.

— Боюсь, моя супруга отныне принадлежит Дому Аро и в первую очередь заботится об интересах своей новой семьи, — возразил он. Рейнхильда открыла было рот, но он жестом велел ей замолчать. — Гацона обещала соблюдать нейтралитет в конфликте Хайлигланда и империи. Увы, мы ничем не сможем помочь.

— Но... — Вал почувствовал, как в горле встал ком. Резко стало душно и нечем дышать. Ноги и руки ослабели. Неужели...

— Не дерзите, юноша! Кто, во имя всего святого, учил вас манерам и допустил до королей? — возмутился кронпринц. — Гацона уже помогла вашей стране, рискуя навлечь на себя гнев империи и Эклузума. Мы поделились с вами зерном, когда вы умирали от голода. Затем ещё и ещё. Мы закрыли глаза на ваш союз с варварами. Мы даже не расторгли помолвку с сестрой еретика, хотя весь цивилизованный мир требовал этого! — он бросил свирепый взгляд на жену, и Вал с удивлением отметил, сколько ненависти было в её глазах. Глазах загнанной в угол волчицы. — Гацона не сможет помочь Хайлигланду в снятии осады с Эллисдора, это окончательный ответ. Отправить караван с провиантом — в наших силах. Но не войска.

Умбердо встал, расправил полы туники спустился к выходу:

— Аудиенция окончена, — бросил он из-за спины.

Едва за кронпринцем закрылись позолоченные двери, Рейнхильда вскочила с кресла.

— Оставьте нас. Немедленно! — приказала она слугам. — Ну, живо!

Придворные неохотно подчинились. Оставшись наедине с Валом, принцесса наконец дала волю чувствам — закрыла глаза, прислонилась спиной к отполированной колонне и сползла на пол — Валу даже пришлось её подхватить и усадить на скамью подле открытого окна.

— Кто ты на самом деле? — хрипло спросила женщина.

— Наёмник из Гивойской «Сотни», ваше высочество. Войско из вольного города Гивоя. Меня и правда зовут Валериано. Мы служим вашему брату и остались охранять город, когда его величество уехал в Рундкар. Мне удалось выбраться, когда началась осада. — Он рухнул на колени перед Рейнхильдой. — Молю, простите мой обман! Но простого наёмника к вам бы не пустили, а я должен был убедиться, что новости до вас дойдут.

— Ты молодец, Валериано. Я благодарна тебе. Скажи, а Альдор... Эрцканцлер там, в замке?

— Да, руководит обороной.

— Проклятье. — Рейнхильда достала из поясной сумки золотую монету и вручила Валу. — Вот тебе за труды. Я попробую уговорить супруга что-нибудь предпринять. Или разберусь с этим сама. По крайней мере, попытаюсь. Когда вернёшься в Эллисдор, передай эрцканцлеру мою клятву в вечной дружбе. Я всегда была Волдхардом и им останусь.