Война на Кавказе. Перелом. Мемуары командира артиллерийского дивизиона горных егерей. 1942–1943 - Адольф фон Эрнстхаузен

– На все батареи приказ: перенести огонь вперед! Цель – отступающая вражеская пехота!

Нужно было видеть, как вся толпа беспорядочно отступающих русских бросилась на землю. Почти сразу же среди них вспухли белые облачка разорвавшихся при рикошетах снарядов[3]. Затем все снова вскочили на ноги; но некоторые так и остались лежать. Наконец, все бегущие скрылись в отдаленном лесу.

Тем временем русские артиллеристы пришли в себя и открыли ответный огонь. Однако это был отнюдь не прицельный огонь по нашим позициям, но всего лишь лишенный какой-либо планомерности обстрел пространства. Основной огонь вражеской артиллерии был сосредоточен правее нас и ближе к Изюму. По всей видимости, сопротивление врага на том участке было более сильным. Оттуда же через краткие интервалы времени доносились свистящие звуки залповых ударов «сталинских орга́нов»[4].

Справа от нас по узкой лощине протекал приток Северского Донца. На другой его стороне местность поднималась, переходя в возвышающуюся над нами безлесную гряду. Случайно мой взгляд упал в ту сторону.

– Что за безумие!

Вся возвышенность кишела германскими солдатами, которые, не рассредоточиваясь по местности, двигались по дороге, которая вела к Северскому Донцу. В глаза бросались прежде всего запряженные лошадями повозки, следовавшие одна за другой на незначительном расстоянии. На это трудно было спокойно смотреть. Через несколько минут на них обрушился ожесточенный артиллерийский огонь русских орудий, причем снарядами крупного калибра. Многие повозки были тут же уничтожены попаданиями снарядов. Но следующие за ними возницы сразу сбрасывали их с дороги и следовали дальше, как будто ничего не произошло. В их движении не было ни малейшей задержки.

– Однако ну и нервы у этих ребят!

– Так точно, господин майор, – с гордостью произнес мой адъютант. – Ведь это все наша старая гвардия, прошедшая всю восточную кампанию. Они все считают, что двум смертям не бывать, а одной не миновать.

– Но вы только взгляните на это безумие!

На высоту поднялась новая рота, которая плотной маршевой колонной стала пересекать зону обстрела.

– Почему они не двигаются перебежками? Им что, не понятна ситуация? Да если бы я был русским артиллеристом… Да вы только посмотрите… Тяжелые батареи русских снова открыли огонь! Берут их в вилку!

В это мгновение рота резко остановилась. Никто не бросился на землю. Мне показалось, что все они замерли в предчувствии неизбежной катастрофы. Затем прямо в эту человеческую массу ударил и разорвался тяжелый снаряд, и только одновременно с его разрывом солдаты бросились на землю. Я направил туда свой дальномер. Целую минуту этот клубок человеческих тел оставался недвижим. Затем я различил слабые, осторожные движения рук и ног раненых. Вот несколько человек, пошатываясь, поднялись, к ним присоединилось еще несколько. Все они с трудом побрели назад. Кое-кто двигался на четвереньках. Легкораненые солдаты поддерживали своих тяжелораненых товарищей. Лишь небольшая кучка уцелевших, сбившись теперь вместе, двинулась снова вперед. Большая часть роты осталась лежать на земле. Я насчитал около тридцати убитых.

Боже всемогущий! Много чего ужасного мне довелось повидать в сражениях, но никогда не приходилось видеть столь страшных последствий одного-единственного выстрела. Одним снарядом уничтожена целая рота! Надо впредь избегать такого. Если так пойдет и дальше, то мы все сгинем, еще не добравшись до Кавказа!

– Внимание! – разнесся рык командира голосовой батареи. – Вражеский контрудар! Огонь прямо по пехоте, выходящей на просеку! Налево по батарее, выдвигающейся на опушку леса! Направо по двигающимся кавалеристам!

Теперь мне уже не приходилось лично отдавать команды. Каждая из батарей, расположенных в округе, имела множество целей на выбор. Снова содрогнулся воздух над нашими головами. По всей широкой просеке поднялись фонтаны взрывов. Из лесного массива за ней пополз белый дым. В паузах между разрывами снарядов был слышен непрерывный треск очередей немецких пулеметов. Русская артиллерия также ускорила темп своей стрельбы, однако никто из нас не обращал внимания на разрывавшиеся вокруг снаряды. Управление огнем было больше невозможно. Но мы, как зачарованные, наблюдали разворачивающееся перед нами зрелище.

Это была картина, которую мне часто доводилось видеть во время Первой мировой войны: провал вражеского контрудара, отраженного сосредоточенным огнем из всех орудий.

Дальний лес снова скрыл отступающую пехоту русских. На этот раз по пятам за ней следовали германские егерские роты.

В наступление!

От Северского Донца ко мне примчался один из посланных мной к месту переправы связных:

– Паромы для переброски артиллерии уже готовы.

Переправа через реку осуществлялась в дисциплинированном спокойствии, несмотря на прицельный огонь последней русской батареи. На противоположном берегу мы миновали вражеские позиции, которые выглядели так, словно их сдали почти без боя. Двигаясь дальше, мы то и дело натыкались на мертвых русских. Я обратил внимание на то, что нигде не видно погибших немцев.

– А это всегда так, – пояснил мой адъютант. – Мы сразу же складываем наших павших на специальный грузовик и хороним их при первой же возможности. Мертвых русских должны хоронить местные жители. Их всегда заставляют это делать. Но они почти всегда стараются увильнуть от этого. И потому там, где мы сами не примем меры, всегда поле боя неимоверно смердит – русские мертвые возносятся на небо.

И в самом деле это было так, в последующих боях я всегда обращал на это внимание. Но тела мертвых русских не только отравляли воздух, они лежали во всех ручьях и речушках, иногда даже в колодцах, отравляя воду и наряду с павшими и убитыми лошадьми образуя очаги эпидемий, что с учетом наших неслыханных потерь в боях во время Кавказской кампании еще больше увеличивало потери личного состава. Сейчас мы были еще здоровыми, наши подразделения и части – полностью укомплектованы. Спустя полгода от нас осталась лишь жалкая доля того состава частей Восточного фронта, который начинал летнее наступление, причем каждый третий уцелевший солдат нес в себе ту или другую болезнь, распространяя ее между своими товарищами, пока окончательно не выходил из строя. Отсюда легко понять, что мы никак не могли избежать этой антисанитарной обстановки. Мы просто были потерянным отрядом ландскнехтов, брошенным в бушующие волны человеческого океана Азии, которые при каждом ударе оставляли после себя гекатомбы трупов. (Преувеличение и в потерях, и в численности. В начале летнего наступления вермахта немцам и их союзникам противостояли на южном участке Восточного фронта примерно равные по личному составу и танкам советские силы, уступавшие, однако, немцам в авиации и артиллерии. – Ред.) И мы были обречены на то, чтобы погребать их.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});