Манипуляция продолжается. Стратегия разрухи - Сергей Кара-Мурза

В данный момент плевки в сторону «администрации» прекратились. Административная система стала бесконтрольной вплоть до самодурства – и ничего.

Глубокая деформация сознания произошла в связи с интенсивным использованием идеологами понятия экономическая свобода. Этому абстрактному и многозначному понятию придавали значение реальной сущности – и ради нее ломали устойчивые, необходимые для жизни установления и отношения.

Этот образ стал такой всемогущей сущностью, что нельзя было не только сказать что-то против него, но даже усомниться, задать вопрос. Это понятие стало наполняться не только разнородными, но прямо взаимоисключающими элементами. Идеологи избегали давать этому понятию связное определение, а люди и не спрашивали – хотя никакого молчаливого согласия относительно смысла этого слова в нашем обществе не было, а значит, его употребление как общеизвестного и однозначно понимаемого термина нарушало нормы рациональности.

И этим туманным понятием обозначалась «ключевая роль государства в экономике». Спросите человека на улице, в чем «ключевая роль государства в экономике». Почти каждый скажет: установление порядка и контроль за ним. Даже либералы любят повторять свой афоризм: «государство – ночной сторож». Да разве дело сторожа «защита свободы»? Совсем наоборот – защита порядка, ограничение свободы жуликов.

А если шире, то ключевая роль государства в экономике – так организовать производство и распределение материальных благ, чтобы была обеспечена безопасность страны, народа и личности, а также воспроизводство физически и духовно здорового населения. Ради этого государство обязано ограничивать «экономическую свободу» рамками общественного договора, выраженного в законах.

А вспомним, с какой страстью масса здравомыслящих людей уповала, как на манну небесную, на инвестиции в нашу экономику. Слова «инвестиции» и «инвестор» были наполнены магическим, спасительным смыслом. Эти надежды на инвестиции культивировались даже в отношении таких сфер, куда их не было никакой надежды заманить. В ЖКХ, например, реформаторы главные надежды возлагали на «частных инвесторов». Но всем было известно, что население не имеет финансовых возможностей заплатить за услуги ЖКХ такую цену, чтобы обеспечить инвесторам приемлемую для них прибыль. Какой же олигарх в здравом уме станет вкладывать сюда заработанные честным трудом миллиарды?

Важным объектом гипостазирования стало и понятие «частной инициативы». Как будто в ней кроется какая-то магическая сила, как у «невидимой руки рынка». Эта «рука» – постулат либеральной доктрины времен Адама Смита, который давно уже опровергнут историческим опытом. Мотором экономического роста, начиная с цивилизаций Тигра и Евфрата с их каналами и дамбами, являются большие организации людей, способные разрешать противоречия интересов, координировать усилия и мобилизовать ресурсы в масштабах, недоступных для частной инициативы. Наиболее высокие темпы и качество экономического роста были достигнуты в СССР в 30-е годы, во время Отечественной войны и в ходе восстановительной программы. Это – общепризнанный в мировой экономической науке факт.

Возьмем реальность наших дней – экономику США, светоч и маяк наших либеральных реформаторов. Из большого кризиса 30-х годов эта экономика вылезла благодаря вмешательству государства («Новый курс»), а главное, благодаря введению принципов административно-командной экономики времен войны. После окончания войны все были уверены, что США снова сползут в депрессию, если вернутся к примату частной инициативы.

Все большие достижения США – лазеры и транзисторы, компьютеры и Интернет – созданы благодаря научным и производственным возможностям государственного сектора экономики. Интернет в течение 30 лет разрабатывался и финансировался главным образом в госсекторе, в основном Пентагоном и Национальным научным фондом, и лишь затем был передан в частный сектор.

Другие примеры – экономический рост Японии, стран Юго-Восточной Азии, сегодня Китая. В этих случаях мотором была не «частная» инициатива, а большие государственные программы развития, в которых с высокой степенью координации соединялись предприятия разных типов и даже разные уклады.

Недавно в Японии опубликован многотомный обзор японской программы экономического развития начиная со Второй мировой войны. В нем говорится: «Япония отклонила неолиберальные доктрины своих американских советников, избрав вместо этого форму индустриальной политики, отводившую преобладающую роль государству».

Примерно то же самое пишет председатель Комитета экономических советников при Клинтоне лауреат Нобелевской премии Дж. Стиглиц об «уроках восточноазиатского чуда», где «правительство взяло на себя основную ответственность за осуществление экономического роста», отбросив «религию» рынка.

Склонность к гипостазированию нисколько не изжита. Нас эта опасность подстерегает постоянно. Используя понятие, обозначающее явление, мы часто забываем, что понятие – инструмент, отсекающий от реального содержания явления множество черт.

Некогерентность. Рациональному мышлению присуща связность, внутренняя непротиворечивость умозаключений. Утверждения, высказанные на языке несоизмеримых понятий и с провалами в логике, некогерентны (incoherent).

С 1990 г. меня неоднократно привлекали к экспертизе законопроектов. Ознакомление с ними нередко вызывало шок. Вот проект Закона о предпринимательстве (1990 г.). Он подготовлен научно-промышленной группой депутатов, стоят подписи академиков. И совершенно несовместимые с реальностью и друг с другом утверждения.

Вот одно из них: «В нашем обществе отсутствует инновационная активность!» Не может существовать такого общества! Инновационная активность – свойство каждого человека, его родовой признак. Человек, едва-едва выделившись из животного мира, стал изобретать и создавать новые вещи. Да и сами авторы законопроекта тут же утверждают, что советская экономика в основном работала на оборону, но всем известно, что в этой сфере инновационный потенциал «нашего общества» был безусловно исключительно высок. На создание и производство систем оружия работала практически вся советская экономика. Значит, она была высоко инновационной. Если сравнить ресурсы, которыми располагала инновационная система СССР и Запада, то есть, измерить показатель «инновационная активность на единицу затрат», то западная система и в подметки советской не годилась.

Вот другое утверждение: «Государство не должно юридически запрещать никаких форм собственности!» И это говорится после стольких веков борьбы за запрет рабства или крепостного права. Авторы законопроекта как будто с луны свалились.

Вот еще: «Государство должно воздействовать на хозяйственных субъектов только экономическими методами!» Разве не странно слышать такое от взрослых людей? Во всем мире «хозяйственные субъекты» часто оказываются в тюрьме, а у нас, значит, бей воров, наркодилеров и наемных убийц только рублем. Без государственного административного и правового регулирования рынок представляет собой саморазрушающуюся систему, это настолько очевидно, что стало аксиомой. Уже Гоббс, первый философ буржуазного общества, назвал свой главный трактат «Левиафан» – потому что только государство-левиафан с его карательной системой могло загнать «войну всех против всех» в рамки конкуренции.

Вот еще нелепое утверждение: «Основным критерием и мерой общественного признания общественной полезности деятельности является прибыль!» Если так, тогда да здравствует наркобизнес и продажа детских органов – норма прибыли у них наивысшая.

А. Ципко пишет о процессах в странах Восточной Европы после «бархатных» революций: «Все эти страны идут от коммунизма к неоконсерватизму, неолиберализму, минуя социал-демократию. Тут есть своя логика. Когда приходится начинать сначала, а иногда и с нуля, то, конечно же, лучше идти от более старых, проверенных веками ценностей и принципов» [22].

И это пишет советник вождей! Что значит, например, что Польша в 1989 г. «начала сначала, а то и с нуля»? И почему неолиберализм, возникший в 70-х годах ХХ века, «проверен веками»? Уж если «лучше идти от проверенных веками ценностей и принципов», то надо брать за образец первобытно-общинный строй, он проверен двумястами веков. Или на худой конец рабство – тоже десять веков его проверяли. Ведь капитализм – очень недавнее явление.

Кстати, вот к какому ценностному провалу приводит деградация рационального мышления. Профессор А. Ципко работал в институте идеологического профиля, был близок к секретарям ЦК КПСС и пытался убедить граждан, что «страны идут к неолиберализму, минуя социал-демократию» ради высоких ценностей. А ведь у него перед глазами был переход в Чили от социал-демократии Альенде к неолиберализму Пиночета. Механизм этого перехода был известен, в более мягкой форме он был реализован и в России – хотя, конечно, Горбачев – не Альенде.