Вчерашний скандал - Лоретта Чейз

Он провёл рукой по волосам, приводя их в такой дикий беспорядок, от которого женщины будут терять голову.

— Мне не следовало позволять им расстраивать меня, но я, кажется, так и не смог овладеть искусством игнорировать их.

— Что ты не смог проигнорировать на сей раз? — спросила девушка.

Перегрин пожал плечами.

— Их обычное безумие. Не буду утомлять тебя подробностями.

Как было известно Оливии, родители Лайла были крестом, который ему приходилось нести. Весь мир вращался вокруг них. Все остальные, включая их собственных детей, были всего лишь второстепенными актёрами в великой драме их жизни.

Прабабушка была единственной, кто мог без усилий привести их в чувство, поскольку она говорила и делала, что ей угодно. Все остальные оказывались слишком вежливыми, или слишком добрыми, или просто не считали, что игра стоит свеч. Даже приёмный отец Оливии не мог сделать больше, чем просто справляться с ними, и это было таким испытанием для его темперамента, что он так поступал так только в чрезвычайных обстоятельствах.

— Ты должен мне всё рассказать, — ответила она. — Я души не чаю в безумии лорда и леди Атертон. Они заставляют меня чувствовать себя абсолютно здравомыслящей, логичной и приятно скучной в сравнении с ними.

Он слегка улыбнулся, правым уголком рта.

Сердце Оливии дало резкий крен.

Она отодвинулась в сторону и беспечно опустилась в кресло у камина.

— Подходи, согрейся, — сказала она, указывая на противоположное кресло. — Расскажи мне, что родители хотят от тебя сейчас.

Лайл подошёл к камину, однако не сел. Он долго смотрел на огонь, потом мельком взглянул на неё прежде, чем вернуться к завораживающим языкам пламени.

— Речь идёт о развалинах замка, которым мы владеем, в десяти милях от Эдинбурга, — произнёс он.

— Очень странно, — сказала Оливия после того, как Лайл вкратце пересказал сцену со своими родителями. Он знал, что драматические детали она сможет восстановить сама. За последние девять лет Оливия провела с его отцом и матерью больше времени, чем он сам.

— Хотел бы я счесть это странным, — проговорил Перегрин. — Но для них это даже не забавно.

— Я имею в виду призраков, — объяснила она. — Странно, что рабочие сторонятся замка из-за привидений. Только подумай, сколько их живёт в лондонском Тауэре. Там есть палач, гоняющийся за графиней Солсбери вокруг плахи.

— Анна Болейн, несущая свою голову.

— Юные принцы, — добавила девушка. — Это лишь немногие, и только в одном здании. У нас призраки повсюду, и никто, кажется, не возражает. Странно, что шотландские чернорабочие могли испугаться. Я думала, им нравится общаться с духами.

— Я сказал родителям то же самое, но они отказываются понимать язык логики, — сознался Перегрин. — И это не имеет никакого отношения к замкам или привидениям. На самом деле это всё ради того, чтобы оставить меня дома.

— Но ты там с ума сойдёшь, — сказала Оливия.

Она всегда понимала его, с того дня, когда они встретились и он ей рассказал о своём намерении поехать в Египет. Она назвала это Благородным Призванием.

— Я бы так не возражал, — продолжил Лайл, — если бы они действительно нуждались здесь во мне. Я нужен моим братьям — им нужен хоть кто-то — но я в полной растерянности, что делать. Сомневаюсь, что родители будут скучать по ним, если я увезу их в Египет. Но они слишком маленькие. Дети из северного климата там не выживают.

Оливия слегка откинула голову назад, чтобы посмотреть на него. Когда взгляд этих огромных синих глаз обратился на Перегина, у него внутри что-то произошло, нечто сложное, затронувшее не только животные инстинкты и репродуктивные органы. Это что-то запрыгнуло ему в грудь и вызвало некоторую боль, словно лёгкие уколы.

Он посмотрел в сторону, снова на огонь.

— Что ты будешь делать? — спросила девушка.

— Ещё не решил, — отозвался он. — Так называемый кризис разразился за минуту до того, как мы выехали сюда сегодня вечером. У меня не было времени обдумать, как поступить. Не то чтобы я собирался делать что-то насчёт этой бессмыслицы с замком. Мне нужно подумать о моих братьях. Я проведу с ними как можно больше времени и тогда приму решение.

— Ты прав, — сказала Оливия. — Замок не стоит твоих переживаний. Пустая трата твоего времени. Если ты…

Она умолкла, поскольку дверь отворилась, и вошла леди Ратборн. С тёмными волосами и глазами, хоть и не такими синими, как у дочери, она была настоящей красавицей.

Лайл мог спокойно смотреть на неё, хотя и с любовью, но без замешательства чувств.

— Ради всего святого, Оливия, Бельдер повсюду разыскивает тебя, — произнесла леди Ратборн. — Ты должна была танцевать. Лайл, тебе следовало бы знать, что не стоит позволять Оливии заманивать тебя на встречу наедине.

— Мама, мы не виделись последние пять лет!

— Лайл может навестить тебя завтра, если только захочет проталкиваться сквозь толпы твоих обожателей, — ответила её сиятельство. — А сейчас другие юные леди требуют возможности потанцевать с ним. Он не твоя собственность, и твоё длительное отсутствие заставляет Бельдера нервничать. Пойдём, Лайл, я уверена, что ты не захочешь завершить этот бал дракой с одним из ревнивых поклонников Оливии. Эти бедные дурачки. Смешно даже сказать.

Они вышли из приёмной, и вскоре пути Лайла и Оливии разошлись. Она направилась к лорду Бельдеру и другим своим воздыхателям, а он к десяткам юных леди, которые были так мало схожи с Оливией, словно принадлежали к разным видовым группам.

Гораздо позже, во время танца с одной из них, Перегрин вспомнил, что увидел за секунду до того, как леди Ратборн вмешалась в разговор: блеск в неправдоподобно синих глазах Оливии, прежде чем их выражение стало отсутствующим. Он научился узнавать это выражение очень много лет назад.

Мыслительный процесс. Она думала.

И это, как могла бы всем рассказать её мать, всегда предвещало опасность.

Сомерсет-Хаус, Лондон Среда, 5 октября.

Это не было официальное заседание Общества Любителей Древностей. Во-первых, они обычно собирались по четвергам. Во-вторых, их встречи не начинались до ноября.

Однако граф Лайл приезжает в Лондон не каждый день, и он, скорее всего, уедет до ноября. Каждый учёный, интересующийся египетскими древностями, хотел послушать, что он расскажет, и мероприятие, хотя и было организовано в спешке, пользовалось популярностью.

Когда он приезжал в последний раз, то читал важный доклад, относящийся к именам египетских фараонов — несмотря на то, что Перегрину едва исполнилось восемнадцать лет. Технически говоря, расшифровка иероглифов была специальностью Дафны Карсингтон. Об этом знали все. Все знали, что она гениальна. Проблема заключалась в том, что Дафна — женщина. Её должен был представлять мужчина, иначе её открытия и теории подверглись бы безжалостным нападкам и издёвкам большого и шумного количества тех, кто боялся и ненавидел женщин, обладающих хоть каплей ума, не говоря уже об уме большем, чем у них самих.