Головокружение - Франк Тилье

– Это я и моя жена Эмили…

Я никогда не видел этих людей и не был с ними знаком. Фарид придвинулся еще ближе, но никакой реакции не выказал. Мишель указал пальцем на женщину:

– Она хотела сделать мне подарок ко дню рождения заранее. Вот всегда так, не могла дождаться. Подарила мне украшение: золотую букву «С» с двумя аметистами на концах. «С» – значит Седрик, так звали нашего единственного сына. Он… он умер три года назад. Проклятая болезнь…

Наступившее молчание больно ранило всех нас.

– Это украшение было сделано специально по ее заказу. И припоминаю… на обратной стороне был номер… очень мелкие цифры…

Сердце у меня забилось.

– Цифры? Ну-ка, ну-ка… Шесть цифр, как на замке ящика?

– Вполне возможно. Но не смогу сказать, что это были за цифры. Я тогда не придал этому значения.

Я стиснул зубы:

– Наверное, потому наш палач и забрал у вас часы.

Он поднял руки к маске:

– Это были не часы, а серьга.

Фарид снова заметался взад-вперед, что-то бормоча и время от времени пиная труп. А я разглядывал проклятущую маску Мишеля. Ушей не было видно за металлическим корпусом. Мишель повернулся к мертвецу и указал на него пальцем:

– Может, он использовал номер на серьге для кодового замка ящика. Наверное, следил за нами, за женой и за мной. Но я не понимаю, зачем ему это было надо, с какой стати он вовлек нас в свою игру. Не вижу в этом смысла.

Он схватил меня за воротник:

– Что он сделал с моей женой?

Потом сполз вниз, оперся руками о землю, посмотрел на третье фото, с открытым багажником, и повернулся к Фариду:

– Теперь ты говори, твоя очередь.

Фарид, словно защищаясь, захрустел пальцами:

– Ну да, знаю я этот пикап, и что с того? Это пикап моего брата, и он каждый месяц его разбивает в пух и прах. И пила тоже его, он ею пилит дрова. Мой брат живет в деревне. А эта штука в синей тряпке, наверное, какая-нибудь дичь, может, кабан. Мой брат охотник.

– На кабана не похоже, больше напоминает человеческое тело.

– Ты так говоришь, потому что тебе хочется, чтобы это обязательно было человеческое тело… Почему этот снимок предназначался мне, я понятия не имею. Ну, ты доволен? Добился чего-нибудь?

– Охотник, говоришь? – не унимался я. – А где он охотится? И на кого?

– Не знаю. Отстань.

– Врешь. Я ведь вижу, что врешь.

Фарид постучал по виску:

– А мне плевать, веришь ты мне или нет.

– Я заметил, с каким интересом ты осматривал труп, когда Мишель его притащил. Ты словно ожидал чего-нибудь подобного…

– А ты что, без интереса смотрел? Это ведь нормально… Или нет? Первое, что…

Тут вмешался поднявшийся с колен Мишель:

– Хватит! Вы же видите, что от ругани толку никакого! Если мы хотим отсюда выбраться, придется говорить правду. Неужели это так сложно?

– В таком случае давайте говорить правду, – сказал Фарид, сверля меня взглядом. – Похоже, тот, кто с нами проделал эту штуку, прекрасно знает всех троих. И судя по фотографиям, он напал и на членов наших семей: на моего брата, на твою дочь и на жену Мишеля… Ты альпинист, единственный из нас, кто знаком со всем этим барахлом, ну, с палатками и прочим… И мне вот кажется, что это ты во всем виноват. Может, ты причинил кому-нибудь зло? Ну, если начистоту, какая у тебя жизнь?

– Да ничего особенного в моей жизни нет. Уже восемнадцать лет я женат на Франсуазе. И все это время она работала в больнице в Аннеси. У меня спокойная, крепкая семья, вся жизнь как на ладони, и я никому не делал зла. Я и сам без конца себя спрашиваю: что за псих все это устроил? А ты как думаешь?

Мишель ушел, прижимая к себе фотографию. Его силуэт быстро исчез в темноте. Послышался звук рывком застегнутой молнии, а потом всхлипывания. Он плакал.

Фарид бросился за ним, но я его удержал за рукав куртки:

– Оставь его в покое. Я думаю, ему надо побыть одному.

Парень покрепче затянул завязки капюшона.

– Ты прав. И не только ему, все нам.

Мы помолчали.

– А ты не ошибся, я действительно не умею читать. У меня такая штука, называется алексия. Какая-то извилина в мозгу повернута не в ту сторону. У меня это врожденное. Все равно что иметь голубые глаза, будучи арабом. Ничего не поделаешь. Когда ты и так чужак, да еще имеешь такую хворь, трудно пристроиться в жизни, знаешь? Ну что, теперь доволен?

И он отошел туда, где начиналась его цепь. А я остался возле фонаря, освещавшего нашу неприветливую территорию. Я не знал, что с нами будет, не знал, до каких пределов нас доведут, но точно знал, что выживу. И буду жить столько, сколько позволит мой организм. Я найду того, кто угрожает нашим семьям и играет нашими жизнями. Я хочу понять.

Свернув в трубочку фото, я сунул его в карман и поискал глазами Пока. Так я и думал… Он кружил вокруг трупа, обнюхивая его. Я бросился к псу и схватил его за холку. Он рыкнул и принялся вырываться. У него и раньше бывали такие проявления агрессии. Крепко его удерживая, я посмотрел ему прямо в глаза. И Пок вдруг снова превратился в милого плюшевого мишку. Он ласково лизнул меня в лицо, и такая нежность была очень приятна.

Но я кое-что заметил в его взгляде. И от этого холодного блеска мне стало страшно.

Уходя, я в последний раз обернулся и с сомнением посмотрел на массу мертвой плоти. Сбросить труп в пропасть или закопать возле ледника? Или, как Фарид, бить его ногами за все ужасы, которые он заставляет нас пережить?

Пок явно не задавал себе лишних вопросов. Но я не сомневался, что через пару дней в нем проснутся охотничьи инстинкты и он начнет поедать труп.

11

Еще задолго до того, как в волчонке забрезжило сознание, он то и дело подползал к выходу из пещеры. Сестры и братья не отставали от него. И в эту пору их жизни никто из них не забирался в темные углы у задней стены. Свет привлекал их к себе, как будто они были растениями; химический процесс, называющийся жизнью, требовал света; свет был необходимым условием их существования, и крохотные щенячьи тельца тянулись к нему, точно усики виноградной лозы, не размышляя, повинуясь только инстинкту.[10]

Джек Лондон. Белый Клык (1906), одна из любимых книг Жонатана Тувье

Первый раз мне хотелось умереть, когда Макс Бек, мой лучший друг, сорвался и погиб в горах. Потом – два года назад, когда у Франсуазы обнаружилась лейкемия. Я считал, что, несмотря на то, чем она для меня была и сколько счастья мне принесла, жизнь моя все-таки являла собой череду катастроф. Джек Лондон утверждает, что самые прекрасные истории всегда начинаются с катастроф, но я глубоко убежден, что и самые скверные тоже.

На этот раз мы все попали в мастерски подстроенную катастрофу. Мы втроем расположились в палатке, среди скудного скарба, которым располагали. Два крупных апельсина переполнял сок, я был в этом уверен. Взяв один, я с видом ценителя погладил его. Меня так и подмывало нарисовать на нем глаза, нос и рот, чтобы он мне улыбался, вот только ручки не было.

В нашем логове все молчали и никто не испытывал желания заговорить. Ткань палатки колебалась, словно чьи-то невидимые руки гладили ее. Из-под маски Мишель наблюдал за шедшими по палатке волнами.

Снаружи, в темноте, запела пропасть. Она звучала, как церковный орган, и это было страшно. Ей подпевали наши пустые животы. Наверное, в эту минуту каждый осознал, что нас действительно могут не найти.

И тут в углу палатки я уловил какое-то движение. Заинтригованный, я улегся перпендикулярно своим компаньонам и соорудил заслон из стакана. В ловушку попался паук, настоящий паук, и я быстро накрыл его сверху. Он был черно-коричневый, с желтоватой полоской на брюшке и с изысканно тонкими лапками. Меня поразило, что здесь существует жизнь, кто-то выживает за счет невероятного феномена приспособляемости.

– Шикарная закуска, – вяло подал голос Фарид, который растянулся, опершись на локти.

– Это хороший знак. Может быть, есть и другая живность, где-то прячутся насекомые или кто покрупнее. Значит, будет у нас пропитание.

– Скажешь тоже. Тут нет ничего, кроме скал.

Я задвинул прозрачный стаканчик в угол.

– Во всяком случае, этот паучок существует. Я бы его назвал Желанный Гость. Когда мы отсюда выберемся, возьмем его с собой. Надо во что бы то ни стало сохранить ему жизнь, согласны? Он будет нашим талисманом. Пока он жив, живы и мы.

Я долго разглядывал паука. Мишель, Фарид, Пок, я и теперь еще Желанный Гость. Наше подземное семейство увеличилось, и мы все такие разные… Фарид, загадочный араб с глазами цвета океанской волны, Мишель, гигант с печальным сердцем, Желанный Гость, маленькое таинственное существо, старый битый Пок, ну и я до кучи…

Я сидел не шевелясь, отстранившись от всех. Мне доводилось бывать в местах самых негостеприимных, куда меня посылал «Внешний мир», в ситуациях, когда все происходит очень быстро. Я видел, как парни, здоровенные как быки, умирали от сильного кашля минут за пять. А другие бредили, истекали кровью, хлынувшей из носа, хотя за четверть часа до того спокойно и с наслаждением слушали радио, наконец поймав волну. Погибнуть может любой. Не важно когда, не важно как. Быстро или в долгих мучениях.