Пустое зеркало - Дж. Джонс

— Совершенно верно, — согласился Гросс.

— Думаю, активная защита для меня предпочтительнее.

— Кажется, герр Климт, вы знакомы с юриспруденцией. Знаете меня? А я не настолько глуп, чтобы надеяться на широкую известность.

— Я много читаю, — ответил Климт, чуть улыбнувшись.

— В том числе и Ломброзо.

Улыбка с лица Климта исчезла.

— Откуда вы знаете?

Гросс протянул ему набросок.

— Нашел в доме… вашей приятельницы, в книге «Гениальный человек».

Климт посмотрел на набросок, усмехнулся, затем смял его в шарик и бросил в кучу мусора.

— Вы считаете себя гениальным, герр Климт? — спросил Гросс.

— Признаюсь, иногда считаю. Но бывают времена, когда я ощущаю себя шарлатаном. Вам знакомо подобное чувство, доктор Гросс?

В ответ Гросс лишь загадочно улыбнулся.

Выйдя на улицу, Гросс покачал головой:

— Странный человек, не правда ли? Воображает себя гением, не считающимся с мнением общества, мечется по залу в несуразном восточном халате и в то же время заботится о чести своей жалкой возлюбленной. Как он стал вашим клиентом?

— Должен признаться, случайно, — ответил Вертен. — В молодости Климт имел обыкновение искать вдохновения в Триесте.

— Неужели ездил в Италию?

— Нет, гораздо ближе. В Вене есть такая улица, Триестер-штрассе. Все называют ее Триест. Там собирались ломовые извозчики. Так вот, когда Климта покидало вдохновение, он отправлялся на Триестер-штрассе и затевал драку с первым попавшимся возницей, который обижал своих лошадей. Утверждал, что потасовка высвобождает его жизненную энергию.

— И однажды его арестовали? — спросил Гросс.

Вертен кивнул:

— Да. За членовредительство. Сломал извозчику руку. Но я доказал, что это была самозащита. Противник бросился на него с ножом.

— Человек такой силы, наверное, легко сломает другому шею, — пробормотал Гросс. — Она треснет как грецкий орех.

Глава четвертая

Утром Вертен имел обыкновение записывать в дневник события вчерашнего дня. Сегодня его никто не потревожил, и он спокойно позавтракал кофе с рогаликом, а затем минут сорок спокойно поработал, получая от этого больше удовольствия, чем от своих литературных упражнений.

В дверь постучала фрау Блачки.

— Доктор Вертен, к вам пришли.

Он глянул на часы. Рано, даже для Гросса.

— Женщина, — добавила она с неодобрением. Если бы одобряла, то назвала бы посетительницу «дама».

Вертен понятия не имел, кто это мог быть.

— Проводите ее сюда, фрау Блачки.

Вошедшая через несколько секунд женщина вся светилась молодостью и красотой. Грациозная, с нежной, почти прозрачной, кожей, белой как алебастр. Уложенные в модную прическу волосы прикрывала сиреневая косынка.

Вертен сразу узнал ее по картинам Климта.

— Фрейлейн Флёге?

— Густава арестовали! — выпалила она вместо приветствия. — Пришли к нему в квартиру и забрали как обычного уголовника в присутствии матери и сестер. Я пришла к вам за помощью, адвокат Вертен.

Он встал, придвинул ей кресло:

— Прошу вас, садитесь. Думаю, мне удастся его вызволить. Но тут есть одна трудность.

— Вы имеете в виду его нежелание сослаться на алиби у фрейлейн Плётцль?

Вертену не удалось скрыть удивления.

Она улыбнулась:

— Да полно вам, герр адвокат. Любовные похождения Густава уже давно стали секретом Полишинеля.

— Но он это делает ради вас. Не хочет, чтобы вы страдали. — Вертен почувствовал облегчение, что можно говорить открыто.

— Густль прекрасно знает, что я знаю.

— Тогда в чем же дело, фрейлейн Флёге? Герра Климта обвиняют в убийстве. Его жизнь может зависеть от алиби.

— Но вы забыли о его матери, герр Вертен. Густль весьма далек от совершенства, хотя этого не осознает. По мне, так пусть делает что хочет, но мать… Неужели в полиции действительно верят, что он маньяк-убийца? Вряд ли. Поэтому мы решили отказаться от алиби.

— Мы?

— Да, мы. Это решение Густава. И я пришла просить, чтобы вы не пытались его отговаривать. Понимаете, его мать слабая женщина. С больным сердцем. Если начнется эта кутерьма с алиби и выплывет на свет фрейлейн Плётцль и ее сын… их сын, это непременно станет известно матери Густава. И… она может не выдержать. Вы меня поняли, адвокат Вертен?

— Глупцы, — произнес Гросс, усаживаясь в кресло напротив инспектора Майндля в его кабинете. — Вздумали подыгрывать прессе. У них что, есть против него какие-то улики?

— Думаю, нет, — ответил Майндль.

В последний раз, когда Вертен видел инспектора, тот показался ему выше ростом. Инспектор сидел за массивным столом вишневого дерева, примостившись в огромном кресле. Сзади на стене висел положенный в государственных учреждениях фотографический портрет императора. Бакенбарды, обычный сердитый взгляд. Рядом висел портрет меньшего размера, зато написанный маслом. Изображенный на нем представительный вельможа с копной седых волос и орденом на груди был узнаваем почти как сам император. Это был князь Грюненталь, «серый кардинал» при Франце Иосифе. Наличие портрета объясняло Вертену причину стремительного возвышения Майндля в Вене. Ему покровительствовал князь.

— Я потому и рад вашему визиту, что тут не исключена ошибка. — Майндль улыбнулся Гроссу. Вертена он не замечал.

Сегодня он на нашей стороне, подумал адвокат. Кто знает, что будет завтра?

Инспектор Майндль был розовощек, чисто выбрит и носил пенсне в черепаховой оправе с пружинным зажимом, недавно вошедшую в моду новинку.

— Я советовал не спешить с арестом. Но, как вам известно, доктор Гросс, в уголовной полиции не хватает людей, и она постоянно под прицелом прессы. Горожане требуют результатов. А ваш герр Климт внешне очень подходит на роль подозреваемого. Дурно воспитан, ведет богемный образ жизни, подстрекает художников вступать в его объединение. И вообще, мне кажется, все художники в той или иной степени неблагонадежны.

— Выходит, его преследуют за то, что он художник? — спросил Вертен. — Но это абсурд. Тем более что улик против него нет.

— Кое-какие есть, — ответил Майндль, по-прежнему глядя на Гросса. — Например, в его студии найдена подстилка с пятнами крови.

— Это еще не указывает на преступление, — заметил Гросс. — К тому же надо доказать, что это кровь человеческая.

— Климт заявил, что это кровь кота, — добавил Вертен. — Его кот накануне исчез, а потом явился сильно ободранный.

Майндль поджал губы.

— Тогда почему подстилку спрятали?

— Никто ее не прятал, — возразил Вертен, добившийся наконец полного внимания инспектора. — Она находилась в сумке с ветошью, которую Климт использует для вытирания кистей. И вы не думаете, что он уничтожил бы эту подстилку, если бы на ней действительно была кровь несчастной фрейлейн Ландтауэр?

— Совершенно верно, — согласился Гросс. — Скажу больше — наличие подстилки с пятнами крови как раз указывает на невиновность этого человека. Ему нечего скрывать.

— А может быть, он решил оставить подстилку как сувенир, напоминание о случившемся? — в свою очередь, возразил инспектор, улыбаясь тонкими, как у ящерицы, губами.

— Майндль, я полагаю, вы знакомы с моими работами о крови? — спросил Гросс. — Среди прочего там показано отличие венозной и артериальной. Они разбрызгиваются по-разному. Если бы Климт в своей студии вскрыл артерию девушки, даже мертвой, там остались бы отчетливые следы разбрызгивания. Большая часть находящейся в теле крови, а это пять литров, выплеснулась бы на стены и пол студии. Представляете, сколько времени нужно, чтобы все привести в порядок? Однако ваши люди не обнаружили никаких других следов крови, кроме как на подстилке.

Майндль кивнул.

— Я не говорю, что согласен с действиями уголовной полиции. Просто есть вопросы, которые требуют ответов.

— Мы можем представить труп животного, — сказал Вертен. Перед встречей с Майндлем он коротко переговорил с Климтом в его камере в окружной тюрьме. — Климт утверждает, что похоронил кота в саду, под абрикосовым деревом рядом со студией.

— Это ничего не доказывает! — резко бросил Майндль. — Мало ли на какие уловки пускается преступник.

— Но вы же сказали, что были против его ареста, — удивился Вертен.

— Я действительно против, пока не появятся еще улики. Тем более что художник был хорошо знаком с убитой и не может подтвердить свое алиби. Это довольно редкий случай.

— У него есть алиби, но он не желает на него ссылаться, — сказал Вертен.

— Это не имеет значения, — буркнул Майндль.

— Вы исходите из того, что у фрейлейн Ландтауэр, кроме герра Климта, никаких знакомых не было? — вмешался в разговор Гросс. — А с девушкой, которая делила с ней квартиру, беседовали?