Трое против Колдовского мира - Андре Нортон

— То смеем ли мы соваться туда — ты это хотел сказать? — перебил меня Кимок. — Но почему бы не допустить, что там теперь всё изменилось? Тысяча с лишним лет отделяет нас от того времени. И люди древней расы сейчас совсем не те, какими были когда-то. Всякое пламя рано или поздно гаснет… Я уверен, что колдуньи начнут охотиться за нами, как если бы мы были лазутчиками из Карстена или Ализона. Но никто не осмелится последовать за нами на восток.

— Мы и сами принадлежим к древней расе, хотя и наполовину, — заметил я. — Сможем ли мы перебороть то, что заложено и в нас?

— Этого мы не узнаем, пока не начнём действовать, — ответил он. — Во всяком случае, мы можем об этом думать и говорить, а они — нет. Меня поразило в Лормте то, что даже сам хранитель архива не имел понятия о рукописях, которые я у него попросил.

Кимок меня убедил. Каким бы отчаянным ни казался его план, другого не было. Но от Обители Мудрости нас отделяло много миль, и нам следовало, не теряя времени, отправляться в путь, о чём я ему и сказал.

— У меня есть пять лошадей торской породы, — ответил он. — Два коня здесь, трёх других я держу в тайном месте — они понадобятся нам под конец.

Он заметил моё удивление и рассмеялся.

— О да, мне это кое-чего стоило. Я покупал их по отдельности в течении всего года, чтобы не вызвать ни у кого любопытства.

— Но откуда ты знал, что они нам понадобятся, и притом в таком количестве?

— Я, конечно, не знал, как всё получится, но верил, что возможность побега нам рано или поздно подвернётся, и готовился к этому, — ответил он. — Однако ты прав, брат, нам следует поторопиться, пока бич Мудрейших не опустился на нас.

Лошадей торской породы выводили в краю вересковых пустошей, расположенных на границе Торовых Топей. Эти лошади отличались резвостью и выносливостью — свойствами, редко встречающимися в одном и том же животном. Они ценились очень высоко, и купить пять таких лошадей — большая удача; тем более, что большинство из них находилось на учёте у самого сенешаля. Внешне они ничего особенного собой не представляли: мышастой масти, с чёрными гривами и тусклой шерстью, которая никогда не блестела, как бы лошадь не холили. Зато по сообразительности, резвости и выносливости они не уступали никакой другой породе.

Оба коня уже были оседланы. Они нервно пританцовывали на привязи, когда мы к ним подошли. Видимо, и на них действовала гнетущая тишина вечера. Мы вывели их из стойла, однако, прежде чем вскочить в седло, провели через двор за ворота. Солнце село, и всё небо на западе было в багровых полосах.

Брат заранее разведал кратчайший путь, но в тот вечер даже наши торские кони едва передвигались — будто угодили в плавун и вязли в песке по колено. Тучи на горизонте сгустились, исчезли последние полосы заката.

Мрачный ландшафт насытился призрачным голубоватым светом. Как-то однажды мне довелось ехать по границе Торовых Топей, и за слоем тумана я видел мерцающие синие огни; это явление не было редким в тех местах. Такие же огни вспыхивали теперь вокруг нас, они были всюду — на деревьях, на кустах. Раньше такого здесь никто не примечал.

С конями началось твориться что-то неладное: они храпели, становились на дыбы.

— Хватит их погонять, иначе они взбесятся! — крикнул я Кимоку.

Последнюю полумилю я пытался сдерживать коней, воздействуя на них силой воли; и всё-таки вскоре они перестали подчиняться мне. Мы спрыгнули с коней, я встал между ними и, положив руки им на холки, попытался мысленно успокоить, не давая им сорваться с места. Кимок присоединился к моим мысленным усилиям, и кони присмирели.

Успокаивая коней, я перестал замечать, что творится вокруг, и поэтому был напуган неожиданной вспышкой в небе, сопровождённой глухим рокотом, непохожим на гром и исходившим словно из-под земли, которая начала содрогаться у нас под ногами. Кони испуганно заржали, но остались стоять на месте. Они прижались ко мне боками, и я обхватил их за шеи, словно они были мне спасительным якорем в этом обезумевшем мире.

Тусклые огни, мерцавшие здесь и там, взметнулись вверх языками пламени. Снова небо озарила вспышка, и земля содрогнулась. На какой-то миг наступила тишина, а затем началось нечто невообразимое.

Земля заходила ходуном, как будто под её поверхностью перекатывались гигантские волны — в сторону южных гор. Поднялся ураганный ветер с дождём. Он гнул деревья и ломал ветви, он не давал дышать, от него мутился рассудок. Этой буре невозможно было противостоять, оставалось только надеяться, что она когда-то кончится.

И уж если здесь это буйство стихий чуть не свело нас с ума, то в горах они разбушевались с ещё большей силой. Той ночью волнение земной тверди раскачивало горы, и то, что раньше было горой, проваливалось вниз и становилось ущельем, а то, что было ущельем вздымалось горой. Естественный барьер, созданный природой между Эсткарпом и Карстеном, ломался, разрывался, комкался — силой, разбуженной и направленной человеческой волей.

Взявшись за руки и слившись мысленно, мы с Кимоком по-прежнему составляли словно бы одно целое. Казалось, пришёл конец света. Мы перестали видеть и слышать; осталась лишь способность осязать, и мы старались сохранить её, чтобы не утратить ощущения самих себя.

Но рано или поздно всё заканчивается. Кончилась и эта неописуемая буря. Над нами ещё висели тяжёлые плотные тучи, но сквозь них начал просачиваться серый утренний свет. А мы так и стояли на дороге — Кимок, я и кони — будто окаменевшие. Земля больше не содрогалась под ногами, и к нам возвращалась ясность сознания.

К нашему удивлению, буря оставила не так уж много следов вокруг — там и сям виднелись сломанные ветки деревьев да лужи на дороге. Почти одновременно повернувшись, мы посмотрели на юг. В той стороне небо до сих пор было сплошь затянуто чёрными тучами, и в них время от времени вспыхивали молнии.

— Что там… — начал было Кимок, но затем отвернулся и замолчал.

Нам стало ясно, что Совет Владычиц воспользовался Силой так, как ею прежде в Эсткарпе не пользовались. Я не сомневался, что нападение Пагара сорвано: его войско, находящееся в горах, несомненно попало в эту невероятную катастрофу.

Я разгладил спутанную, мокрую гриву своего коня, и он захрапел, затоптался на месте, словно пробудившись от дурного сна. Садясь в седло, я не переставал удивляться тому, что мы остались живы.

— Настал наш час! — мысленно произнёс Кимок.

Мы оба ощутили необходимость бессловесного общения, ибо казалось, что мысли, высказанные вслух, могут разбудить ещё не иссякшие колдовские силы. Мы тронули коней, и на этот раз они резво взяли с места в галоп. Начало светать, птичий щебет нарушил тишину. Гнетущее чувство ушло, и, освободившись от него, мы мчались по дороге во весь опор, стараясь выиграть время.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});