Моя любимая дура - Андрей Дышев

Беда вот в чем, подумал я, когда уже был готов сесть за руль своей машины. Мертвец не сможет затормозить, когда мне надо будет остановиться. Как мне сейчас не хватало друга! Верного, надежного друга, который бы без лишних вопросов примчался сюда и, не паникуя, не восклицая, не ахая, помог бы мне скинуть с себя эту жуткую проблему. Таким другом до недавнего времени была Ирина. Теперь ее нет. «Не звони мне больше!» Может, позвонить Никулину?

Я опять забрался в салон «девятки», не без отвращения отодвинул в сторону безжизненную руку водителя и слегка затянул стояночный тормоз. Конечно, колодки будут нагреваться, скрежетать, зато, если не разгонять машину сильно, она при необходимости остановится почти что сразу.

Наконец я в своей машине. Захлопнул дверь, поднял все стекла. Как здесь хорошо! Все привычно, знакомо, как в доме. Но чувство безопасности обманчиво. За мной, в одной связке, такая тележка, какую врагу не пожелаешь. Мотор натужно загудел, автомобиль дрогнул, но не сдвинулся с места. Только не это! Неужели я слишком затянул ручник? Неужели моя дорогая, родная машина со своей сотней «лошадок» не может сдвинуть с места проклятую «девятку»?.. Я надавил на газ сильнее. Мотор завыл, выхлопной дым заклубился вокруг туманом. «Давай, давай!» – подзадоривали проезжающие мимо водители…

Наконец «Опель» тронулся с места. Поехали. Я с облегчением вздохнул и взглянул в зеркало заднего вида. Черный катафалк, эта моргающая аварийными огнями труповозка, следовал за мной. На черепашьей скорости мы пересекли перекресток. Я ехал по темной улице, стараясь придерживаться ее середины. Здесь мало фонарей. Темнота, как было уже много раз, опять стала моим союзником. Разве это нормально? Человек должен стремиться к свету, к солнцу, которому обязано все живое на земле, но я до сих пор оставался жив лишь благодаря мраку.

«Девятка» постепенно сдвигалась влево. Она была вроде детской игрушки, пущенной ребенком по доске: доедет до конца или свалится на середине? Я не знал, куда волоку свой страшный прицеп, но почему-то желал оттащить его как можно дальше от рокового перекрестка, в самую глухую часть города, где никто нас не увидит и две машины на сцепке ни у кого не вызовут подозрений… Мы двигались с черепашьей скоростью. Редкие прохожие не обращали на нас внимания. Никому не было никакого дела до двух машин с включенными аварийными огнями, но меня терзало такое чувство, будто люди догадываются о том, что я волочу за собой. По-моему, эта молодая парочка слишком пристально смотрит на «девятку». А парень, кажется, показывает на нее рукой… Может быть, я плохо закрыл дверь? Или машинально опустил стекло и они увидели сидящий за рулем окровавленный труп?

Я продолжал ехать с навязчивым желанием проверить, хорошо ли заперта дверь у «девятки». Я уже не мог думать ни о чем другом, кроме как о незапертой двери. А вдруг она распахнется и труп вывалится на мостовую? Нет, нет, такого быть не может! Я отчетливо помнил, как захлопнул – до привычного щелчка – дверь. Да еще заблокировал ее кнопкой…

«Девятку» все сильнее уводило в сторону. Ее можно было тащить за собой до тех пор, пока колеса не притрутся к бордюру. Где это произойдет, там я ее и брошу. Еще метров пятьсот, не больше… Быстрее бы освободиться от этого ужасного груза, очиститься от него, забыть его! Хорошая улица, почти совсем нет фонарей. Люди ищут здесь уединения, чтобы посидеть под кипарисами, насладиться головокружительным запахом ночных фиалок. А я волоку сюда жестяной гроб. Я намереваюсь подложить влюбленным, романтикам и любителям укромных уголков омерзительную свинью. Простите меня, люди, но что я могу поделать?.. Еще немного, еще пару сотен метров…

И тут откуда-то из темноты прямо под колеса моей машины быстрым шагом вышел милиционер. Я увидел, что это милиционер, лишь только благодаря скудному свету, падающему из окон первого этажа жилого дома. Он взмахнул разукрашенной под зебру палочкой, приказывая мне остановиться. Я замер. Вот и все, приехали… Сам не помню, как надавил на тормоз, и даже не посмотрел, сколько еще проехала по инерции «девятка». Что же мне ему сказать? Сейчас он проверит у меня документы, затем неторопливо, вразвалочку направится ко второй машине. Остановится у водительской двери, нахмурит брови – с чего это вдруг водитель так медлит, не демонстрирует представителю власти своего уважения? Потом постучит палочкой по стеклу. «Он что там, уснул?» – с кривой улыбкой спросит меня милиционер, даже не догадываясь о том, насколько близок к истине. И что мне на это ответить? Что нашел на обочине машину с трупом и решил доставить ее в отделение милиции? Бред! Или сыграть удивление, мол, хрен его знает, почему за рулем сидит труп? Двадцать минут назад сидел живой человек. Просил подвезти до автосервиса. И я повез. А то, что он уже труп, для меня самого невиданная новость… О господи, да что бы я ни сказал милиционеру, все это будет чудовищная ахинея, лопотание психически ненормального человека, дебила.

Я с трудом нащупал кнопку, опускающую стекло. Милиционер приближался, как палач, готовый затянуть на моей шее виселичную петлю. Надо взять себя в руки. Ведь я невиновен, невиновен! И буду с остервенением доказывать это, сколько бы времени, сил и здоровья на это ни понадобилось!.. Он приблизился. Не разглядеть выражения его лица в сумерках. Нет, не станет он спрашивать у меня документы. Он уже все знает. Операция «Перехват» или какой-нибудь там «Бросок кобры». Сейчас он попросит вытянуть руки и защелкнет на запястьях наручники.

– Фары, – сказал милиционер.

– Что? – Я не понял, о чем он, и подумал, что ослышался.

– Фары включать надо, когда буксируешь автомобиль! – громче потребовал он. – Подзабыл ведь правила, дружочек, а обязан знать их назубок. Ибо кровью они писаны, понял? Человеческой кровью!

И он сразу забыл обо мне. Повернулся ко мне спиной, снял с головы шлем, промокнул платком лоб и не торопясь пошел в темноту.

Я не мог поверить, что мое стремительное падение в бездну внезапно прекратилось и я будто обрел крылья… Что он сказал про человеческую кровь? Он заметил на «девятке» кровь?

Я сильно ткнул пальцем в клавишу, врубающую свет фар. Для надежности выключил и тотчас включил снова. Горит, светит, лупит так, что из темноты выперли стоящие на обочине дороги кусты и деревья, мелкий мусор, пластиковые бутылки и даже чьи-то оголенные ноги в зарослях самшита. Фу-ты ну-ты! Нельзя же прокалываться на таких мелочах! В самом деле, что ли, подучить правила? Взялся за рычаг и заметил, что рука дрожит.

Через двести метров дорога закончилась тупиком. Темный, мрачный тупик, заставленный мусорными баками. Лучшего места не придумаешь! Ах, думал я, выходя из машины и торопливо сматывая буксировочный трос, что со мной сотворила судьба-злодейка! Я, словно крыса, с упоением воспринимаю этот вонючий темный тупик. Мне здесь комфортно и спокойно. Здесь я чувствую себя в безопасности. Нервы отдыхают. Родней дома стала эта клоака.

Скованными движениями я открыл заднюю дверцу «девятки». Мертвый водитель пребывал в той же позе, только голова чуть завалилась вбок, и его нос уткнулся в вентиляционную решетку панели. Я принялся протирать платком все, к чему мог прикоснуться, – ручки дверей, бардачок, руль и даже стекла. Невольно я помогал убийце замести следы и тем самым усложнял работу криминалистов. Уму непостижимо – я делал благое дело какому-то негодяю, мокрушнику! Как порой жизнь выворачивает извечные понятия наизнанку… Под ногой я почувствовал какой-то маленький, перекатывающийся предмет, вроде крупной горошины. Наклонился, поднял гильзу от пистолета. Такой раньше я никогда не видел. Совсем крохотная, по высоте не больше сантиметра. Я хотел было протереть ее и положить на коврик, на естественное место, но неосознанное побуждение заставило меня сунуть ее себе в карман. Может быть, я расхотел выпускать из рук эту тоненькую ниточку, связывающую меня и убийцу?

Я оставил «девятку» в том же состоянии, в каком она была, когда первый раз забрался в салон. Не забыл оставить в гнезде ключи зажигания и чуть приоткрыть заднюю дверцу. Теперь уголовному розыску придется поломать голову… Хотя еще неизвестно, кому больше придется ломать голову – милиции или мне.

Возвращался домой я по самым узким и темным улочкам, причем кружил по ним по нескольку раз, проверяя, нет ли за мной «хвоста». С каждой минутой я все дальше и дальше удалялся от черной машины, в которой, прижавшись лицом к рулю, сидел мертвец. Но даже тогда, когда я оказался дома, запер дверь на все замки и накатил стакан теплой водки, облегчения не наступило.

Глава 5

МОЛЧИТЕ, БАРАНЫ!

Сомнамбулистическое состояние, в котором я провел остаток ночи, трудно было назвать сном. Я не мог сказать точно, как поздно перестал думать о «девятке» и убитом водителе и в котором часу утра снова начал перетирать в уме эту тему. Мысль моя работала почти беспрерывно. Когда моим размышлениям стали мешать вопли кошек, доносящиеся через распахнутую настежь балконную дверь, я понял, что наступило утро и бесполезно изображать спящего.