Учёные сказки - Феликс Кривин

— Ну, мало ли от кого?.. Хотя бы от него, — я пока зал на Мальчика-с-пальчика.

Она засмеялась.

— А если царевич все-таки не придет?

— Это царевич-то?

И до чего же она уверена, что все случится именно так, как она придумала!

— Ну так вот, — говорю я. — Царевич здесь ни при чем. Стрелу запустил этот мальчишка, он хотел над тобой подшутить.

— Конечно, так я вам и поверила! — Словно боясь, что у нее отнимут стрелу, Царевна Лягушка спрятала ее за пазуху: — Я пойду. Мне еще по физике учить — про волшебную лампу Аладдина…

Я пытаюсь ее удержать:

— Но если ты мне не веришь, пусть он сам тебе под твердит.

Мальчик молчит. Он не поднимает глаз от тетрадки. А она, Царевна, смотрит на него, и при этом глаза ее, два зеленых островка, расширяются, расширяются (так бывает во время отлива) — и вдруг (так бывает во время прилива) их начинает заливать водой.

— Что ты? Из-за чего? Неужели тебе не лучше знать правду?

Тонут зеленые островки. Теперь это даже не островки, это корабли, которые потерпели крушение.

Мальчик-с-пальчик еще ниже опустил голову. Он говорит:

— Если б мой отец не был таким слабохарактерным!

Подумать только — и это он говорит об отце!

— Ты не прав, — я взял его за плечо, — твой отец со всем не слабохарактерный. Я его знаю с тех пор, когда он был еще Змеем Горынычем.

— Кем был? — Мальчик-с-пальчик как-то странно за дрожал под моей рукой.

— Змеем Горынычем. Ого, как все тряслись перед ним! Чуть что — и нет человека.

— Это неправда, — говорит Мальчик-с-пальчик. — Это вы все выдумываете.

— Милый Мальчик, я ничего не выдумываю. Можешь сам спросить у отца.

1 волк + 7 козлят = 1 волк.

Семеро козлят расплываются, их уже почти невозможно прочесть.

1 волк + (что-то расплывчатое) = 1 волк.

Я стою и думаю, куда девались козлята. Только что они были, и вот от них только мокрое место.

Да, именно мокрое, соображаю я. Это оттого, что Мальчик плачет.

Боже мой, сколько всюду воды!

— Кап, кап, кап… — Это Мальчик-с-пальчик.

— Кап, кап, кап… — Это Царевна Лягушка.

— Кап, кап, кап… — Это дождь стучит за окном.

Ну что ты скажешь? Не успеешь человеку раскрыть глаза, как из них тотчас льются слезы…

6. Конек-горбунок

Дорога сбежала в долину и пошла не спеша: задерживаясь на поворотах, обходя стороною холмы и подолгу застаиваясь на раздорожьях. Иногда от нее отделялась тропинка, уводившая неизвестно куда, лишь бы не идти в общем потоке. Было жалко смотреть, как она, такая беспомощная, пытается пробиться, проложить собственный путь, стать тоже куда-то ведущей дорогой. Но куда? Для того чтоб это узнать, надо было довериться ей, а она не вызывала доверия…

Еще одна тропинка ныряет в кусты, и оттуда доносится слабый шорох. Мы прислушиваемся, раздвигаем кусты, и вот — он стоит перед нами.

Судя по горбу, это здешний верблюд, но судя по ушам, это здешний заяц. Правда, хвост и копыта наводят на мысль, что это скорее конь, а еще скорее — конек, учитывая размеры.

— Сейчас, — говорит конек, — сейчас я ее разбужу.

— Кого это?

— Спящую красавицу.

…Простой деревянный терем. Простая железная кровать. Когда-то она была крашена в какой-то цвет, но со временем краска облупилась, — очевидно, красавица спит уже очень давно. Ножки кровати разъехались в разные стороны, а спинки подались вперед, как всякие спинки под грузом.

Мне хочется говорить о красавице, а я говорю о кровати, потому что не могу найти подходящих слов. Передо мной такая красавица, и спит она на кровати, на простой железной кровати… И я опять не могу найти подходящих слов.

— Сейчас, — говорит конек, — сейчас мы ее разбудим.

Такая красавица, что даже жалко будить.

— Может, не стоит будить? Пускай себе отдыхает…

— Отдыхает! — так и взвился конек. — Это же бессовестно спать, когда вокруг такое творится!

Он стал объяснять, что творится вокруг. Я, наверно, слышал о бременских музыкантах? Ну так вот. Выгнали бременские музыканты разбойников и стали жить в их доме. Живут, поживают, добра наживают (именно так!). Осел воду возит, петух на воротах кукарекает, собака дом сторожит, а кот по кладовкам шныряет, хозяйство учитывает.

Шнырял кот, шнырял и вышнырял сапоги. Натянул их, усы подкрутил, стал командовать: «Ты, осел, дом сторожи, тебе это больше подходит. Ты, петух, воду носи. А ты, собака, давай кукарекай!»

Делать нечего — надо слушаться: все-таки кот в сапогах!

Носит петух воду в клюве по капельке, а собака визжит, скулит — учится кукарекать.

«Что-то они у меня невеселые, — тревожится кот. — Не иначе — сапогам завидуют. У петуха вон и шпоры есть, а сапог нету…»

Позвал кот осла. «Что-то наш петух мне не нравится. Пойди, стукни его копытом».

Дальше живут уже без петуха. Осел дом сторожит, а собака за себя кукарекает да еще за петуха воду носит.

«Чем она недовольна?» — удивляется кот. «Пойди, — говорит ослу, — ударь собаку копытом!»

Дальше живут уже без собаки. Осел воду возит. Осел дом сторожит. А в свободное время осел кукарекает.

— Разве ж это справедливо? — спрашивает конек.

— Ну, если такой осел…

Дело не в осле, говорит конек. Я, наверно, слышал о Храбром портном? Ну так вот. После того, как он там победил, все успокоились, стали жить-поживать (жить-поживать!). Только сам портной не может никак успокоиться: у него все подвиги в голове.

И вот приходит к королю самый маленький писаришка, без имени и отчества, и говорит: «Допустите меня до него, ваше величество. Он у меня успокоится».

Не поверил король: «Да ты прочитал, что у него на поясе сказано? Ведь он, когда злой бывает, семерых убивает!»

Писаришка только хихикнул в рукав: «Ничего, ваше величество, вы только меня до него допустите!»

«Шут с тобой, — отмахнулся король. — Иди, допускаю».

Вызывает писаришка Храброго портного. Сам сидит, глаза в стол прячет, а портной стоит перед ним, с ноги на ногу переминается. Выждал писаришка несколько минут, а потом говорит: «Так-так…»

Портной переминулся с ноги на ногу. «Что — так? Говорите прямо!»

И тогда писаришка поднял на него глаза. Голубые глаза с небольшой поволокой. «Так… — опять помолчал. — Так-так…»

Внутри у портного стало чего-то холодно. «Я вас не понимаю… В каком смысле — так?»

Писаришка поднялся во весь свой маленький рост. «Значит, так? Что ж, так и запишем!»

Тут не выдержал Храбрый портной: «Не записывайте! — просит. — Только не записывайте!»

Сидит за столом писаришка, маленький писаришка, без имени и отчества, а перед ним стоит Храбрый портной. Смирный такой, мухи не обидит…

— Разве ж это справедливо? — спрашивает конек.

— Ну, если он такой храбрый…

Дело не в храбрости, говорит конек. Я, наверно, слышал про Красную Шапочку? Ну так вот, после того, как волк ее съел, все стали жить, поживать и добра наживать. А волк нацепил на себя красную шапочку, и никто не мог догадаться, что он волк.

И вот выходит он к людям из леса и говорит:

«Граждане, — говорит он и поправляет на голове красную шапочку, — что это у нас происходит—так это же прямо беда! Где наши бравые музыканты? Их нет. Где наши храбрые портные? Их нет. А тут еще один, не помню по фамилии, девочку сожрал. Правильно я говорю, бабушка?»

Из толпы вытолкнули заплаканную бабушку.

«Правильно, сынок, правильно! Коли хочешь, я тебе и фамилию назову!»

«Фамилию?» — «Фамилию, сынок!» — «Фамилию?!» — «Фамилию, голубчик!»

«Ну, ладно, давай фамилию», — говорит волк, снимая красную шапочку.

— Вы понимаете, в каком смысле он снял эту шапочку? — объяснил мне конек. — В том смысле, что теперь ему стесняться нечего… Вот какие дела… — Он помолчал. — А эта красавица спит и ничего не подозревает.

— Но разве ж она может, помочь? Разве ж от нее за висит?

— Ну, знаете! — вздыбился конек. — Если все будут так рассуждать… От одного не зависит, от другого не зависит, а от кого зависит? От серого волка?

Сколько на свете сказок, и в каждой какие-то свои неприятности.

— Ты погоди, не горячись…

— Да, я горячусь! — сказал конек. — Я горячусь и буду горячиться, пока не разбужу эту Спящую красавицу и всех остальных, которые спят!

— А почему всех должен разбудить именно ты?

Оказывается, это очень важный вопрос — кто разбудит. Потому что если красавицу разбудят разбойники, то она тоже станет разбойником, а если так — лучше ей никогда не просыпаться. Между прочим, эти братья-разбойники давно замышляют ее разбудить, а это такие братья… У них на каждого по четыре ружья.

— Когда хочешь кого-нибудь разбудить, главное — изолировать братьев-разбойников! — говорит конек-горбунок.