Скверная жизнь дракона. Книга пятая - Александр Костенко

Других заслуг больше нет?

— Я заслужил свои регалии по праву, а у тебя даже малейшего достижения в жизни нет.

— У всех благородных в голове вместо мозгов дерьмо, или только ты забыл про тварь на арене?

— Ты…

— Успокойтесь, оба, — Хубар шагнул вперёд, встав между нами. — Нет нужды сквернословить, вы же на землях вашей будущей альма-матер. Успокойтесь, есть другие способы выяснить, на чьей стороне правда. Вы же в кровь впитали понятие о чести.

Последнюю фразу церковник сказал, смотря на благородного. Тот прищурился, но спустя секунду что-то осознал и поспешил придать себе вид, что он здесь единственный такой неповторимый мамин пирожочек.

— Ты прав, я поддался на грязную провокацию.

— Рад, что вы привержены благородным поступкам. Кстати, Ликус, — Хубар развернулся, посмотрел мне в глаза и показал на второго парня, с веснушками на носу и лице. — Эта правда, что ты угрожал расправой одному из учеников академии?

— Он обещал вступить в сговор со своим наставником, сделать меня рабом и отвести в порченое место, чтобы меня там твари сожрали! — веснушчатый парень тараторил и жестикулировал так обильно, что походил на жужжащий вентилятор.

Я в сердцах выматерился на этого бесноватого. Мало того, что всё время собачонкой гавкал на меня, так теперь и вовсе решил подставить. Вот только он просчитался и замахнулся не на того.

— Ликус, ты же должен понимать, что совершил непростительный поступок!

— Хм, да? — я едва не усмехнулся. — Что ж, надеюсь, у него есть доказательства, что к тому моменту я успел познакомиться с наставником и у нас был составлен этот «план». Иначе всё это не больше, чем клевета и очернение невиновного разумного.

— Мне об этом не известно, — Хубар поднял правую руку так, что я видел внутреннюю сторону ладони. Клятвенный жест, коим пользуются многие разумные.

— Но тебе должно быть известно, что мне запрещено иметь помощников, и личных исполнителей то же.

— И об этом мне не известно.

— Не ты ли присутствовал при обсуждении всех деталей моего обучения? — Хубар только хотел возразить, что ничего подобного тогда не решалось, но я заговорил быстрее. — Задолго до того, как я вошёл в кабинет архимагистора.

Зрачки церковника расширились от удивления, но сразу же сузились и взгляд его голубых глаз наполнился хищной злобой. Он медленно прошёлся взглядом по моей шее, груди, перешёл на правую сторону тела и вскоре остановился на двух книгах в моей руке.

— Возможно, в тот момент я отвлёкся на церковные дела. Но я рад, что ты смог найти общий язык со своим наставником, — голос церковника высох от эмоций.

— Благодаря твоим стараниям, Хубар, взамен личных помощников я получил самого скупого на слова наставника. Моё длительно ожидание этих книг в библиотеке тоже твоих рук дело?

— Нет, но я рад, что в свой первый день ты смог многое получить от академии, — в словах церковника звучала невысказанная насмешка над моими сегодняшними страданиями. Правда, вымышленными, но я и так чуть не подставил под удар Раскаю с Густахом. Я ещё не получил от них всё, что мне нужно.

— Первый день в академии ещё не закончился, — я устало вздохнул, вспомнив о предстоящем разговоре.

— Ты прав, нам ещё предстоит увидиться сегодня.

— В церкви?

Хубар кивнул.

— Мне опять кристалл трогать?

— Таковы правила процедуры дознания для всех вошедших в церковь ксатов.

— Кстати, а если Носок, — я небрежно показал на веснушчатого парня, — придёт вместе с нами и повторит свои обвинения про наставника и прочую белиберду, то кристалл так же останется бесцветным?

Я не отводил взгляд от Хубара, но и бокового зрения хватило заметить внезапно появившееся белое пятно. Притом это пятно дрожало и пыталось нечленораздельно мычать.

— В этом нет нужды, — церковник ухмыльнулся. — В тот день разговаривали не ученики академии, а всего лишь два разумных. Вас двоих не за что упрекать.

— Тогда до вечера, Хубар, — я чуть отошёл в сторону, показательно уступая дорогу, и рукой показал на входные ворота.

— До вечера, Ликус, — церковник наигранно услужливо кивнул и зашагал вперёд. Одновременно с ним пошло зазнавшееся благородное животное по имени Касуй, кинув на меня презрительный взгляд. Третий же разумный на одеревеневших от страха ногах поспешил вслед за ними, а веснушки на его лице полностью растворились в бледном цвете.

Я посмотрел на три удалявшиеся спины и чуть не плюнул им вслед. Мало мне услышанного от Густаха и Раскаи, предстоящего тяжёлого разговора с приятелями и неизбежного общения с церковником — так ещё эти трое подлянку некую готовят. Я более чем уверен, что они хотели использовать обиду Носка, иначе бы Хубар не затронул эту тему — но это явно неосновная их идея. Ставлю хвост на отсечение, они замышляют что-то крайне опасное. И мне очень хочется быть к этому готовым.

К бараку я дошёл без приключений и эксцессов, если не считать косые взгляды учеников и детей, чей труд в академии вовсю используется на простых работах. Первые смотрели на меня с едва скрываемым презрением, и чем старше год обучения, тем больше презрения во взгляде. Вторые же меня вовсе боялись и не только старательно обходили стороной, но даже забегали за угол зданий и ждали, когда я пройду мимо.

Во входной части барака было неестественно многолюдно. Толпа учеников столпилась у левой стены, перекрикиваясь и обсуждая какие-то листки. Они появились недавно: стена пустовала перед нашим уходом в церковь. Расписание вывесили, не иначе. Мне хотелось удовлетворить своё любопытство и наконец узнать, смогу ли я в ближайшие дни помыться — но ещё больше мне хотелось не рисковать своей психикой, влезая в этот сгрудившийся клубок орущих тел.

Вот только я и так столкнулся с двумя неприятными вещами. Первой, как и на улице, оказались искоса брошенные взгляды, а второй — отсутствие дополнительной пары рук. Во входной части барака всегда следовало снять плащ и ботинки, чтобы не заносить в помещения уличную грязь. Но как это сделать, если в одной руке посох, а в другой две книги и класть их на пол не желательно?

— Стой, — я заметил движение рядом с собой и моментально среагировал, вытянув руку с книгами и чуть повысив голос.

Маленькая девочка с кожаным ошейником спешила к выходу. Академия полнится подобными ей беспризорными детьми. В каждом бараке дети работают до совершеннолетия на мелких подсобных работах, и не только. Если верить словам приятелей, то брошенных родителями детей обычно опекает церковь — но в Настрайске она крохотная, так что стекаются такие дети со всей округи именно в академию. Здесь на них цепляют ошейник, они становятся невольниками и исполняют подённую работу каждый день, пока однажды им в руки не положат небольшой мешочек с деньгами, снимут ошейник и отправят на все четыре стороны. Вроде бы такая судьба намного лучше, чем сдохнуть от голода и холода в тёмной подворотне или в руки к маньяку угодить — но я не могу принять, что детей так используют.

Одна из таких девочек, лет восьми на вид и с широким шрамом на правой части лба, как раз спешила на улицу и старалась незаметно проскочить мимо толпы. Я её заметил, остановил, и она впала в ступор, словно увидев бабайку из кошмарных снов. Округлив глаза как мышь перед мясорубкой, она только и смогла, что отступить на шаг и приоткрыть рот.

— Пожалуйста, не ешьте меня, — пролепетала девчонка, а в уголках её глаз заблестели слёзы.

— Чего? — у меня невольно прищурился правый глаз. Неужели я настолько страшный? — Не пугайся, ничего я делать не буду. Вот, подержи немножко, пожалуйста.

Я протянул девчонке книги, но та поняла меня не сразу. Пришлось повторить просьбу, и только тогда она медленно вытянула руки и неуверенно схватила книги. Да так и встала, держа их на весу.

Хотелось посмеяться над довольно комичной ситуацией, но как-то печально осознать себя в качестве бабайки. Я натянул на лицо маску безразличия и постарался как можно быстрее раздеться, иначе эта толпа разумных разойдётся и оккупирует единственную лестницу на верхние этажи.

Быстро закинув плащ на предплечье, а сапоги сжав в кулаке вместе с посохом — я взял обратно книги. Но девочка не опустила освободившиеся руки, а так и продолжала их протягивать, испуганно глядя на меня. Я опустил взгляд на крохотные ладошки, будто протянутые в поисках милостыни. Потом посмотрел на детское личико. Вновь на протянутые ладошки, вновь на личико. И невольно прыснул, заткнув книги под левое плечо. Я потянулся к поясу, его верхнюю складку вполне по силам отогнуть одной рукой, а под ней лежит десяток золотых монет. Хорошая привычка, на крайний случай хранить немного денег в поясе. Сейчас она пригодилась, но вложенный в крохотную ладошку золотой кругляш не растормошил девочку. Она лишь