Вороний парламент - Джек Кертис

Герни и Рейчел вернулись к себе в номер и пошарили в холодильнике в поисках бренди, потом, несмотря на холод, вышли на крошечное крыльцо, отделявшее их от соседей и глядевшее прямо на океан. До этого они сидели в баре за столиком у окна и смотрели, как заходит солнце. На горизонте горела кроваво-красная полоска, казавшаяся краем моря. Облака, похожие на страусиные перья, были окрашены в тот же цвет, розовато-лиловый тон неба переходил в чистый аквамарин, хрупкий и распадающийся на самые необыкновенные оттенки.

– Здесь до банальности красиво, правда? – заметила Рейчел. Она стояла, облокотившись на перила, и смотрела на мерцающую лунную дорожку на воде.

– Хочется чего-то необычного, – задумчиво произнесла она, – какого-нибудь маленького открытия, которое приплывет к нам на гребне волн, внезапного озарения или познания мистической связи между человеком, музыкой офер и счетом из универмага «Блуминдейл».

Герни не отвечал. Он подошел к ней сзади, опустил ее бикини и легонько провел пальцами между ее ног. Она захихикала и, зашаркав ногами, раздвинула их. Он взял ее за бедра и скользнул в ее плоть, глядя поверх ее спины на пустоту океана и лунный след на его поверхности. Движения его были медленными, ленивыми, почти рассеянными, словно он раскачивал на качелях ребенка. Она то бормотала что-то бессвязное, то мяукала от удовольствия. Постепенно дыхание ее участилось, и она, делая ягодицами легкие круговые движения, стала подталкивать его в бедра. Потом еще ниже опустила бикини и прильнула к перилам, почти распластавшись на них.

Она стонала, лепетала что-то, но шум океана заглушал ее голос. Он видел, как в главном здании отеля зажегся свет и за шторами замелькали тени. Все время шумевший генератор вдруг затих.

* * *

Мальчик ощутил темноту, потом свет, затем снова темноту. Свет был белым и ярким, почти слепящим. Все предметы мальчик воспринимал так, словно смотрел через фотообъектив «рыбий глаз» на залитое солнцем озеро.

Он знал, что лежит. И хотя не чувствовал холода, его укрыли одеялом. Возможно, он что-то говорил, но смысла слов уловить не мог.

Путешествие было коротким. Осталось ощущение, что его все время тормошили и подбрасывали. Был какой-то дом, он то возникал в памяти, то исчезал, как маленькие мифы детства. Тела своего он не чувствовал – руки и ноги были такими чужими, что о них даже не стоило думать, а голова – как воздушный шар, наполненный гелием и раскачивавшийся на веревочке от малейшего дуновения.

По лбу, казалось, ни на минуту не стихая барабанил какой-то вибрирующий звук. В нескольких футах от него смеялся, выглядывая в окно, человек. Потом, на секунду задумавшись, он взял сигарету. В комнате был еще один человек. Он чиркнул спичкой и с шумом выпустил дым. Они что-то говорили о нем, задавали ему какие-то вопросы. Но в ответ мальчик лишь отрицательно качал головой. У него отключилось сознание. Единственное, что он способен был воспринимать, – это звуки. Ему вдруг послышалась музыка, и один аккорд, заглушавший все остальные, застрял в голове. Но вскоре он перестал различать и звуки. Они словно опутали его: возможно, он уснул.

Глава 5

Снег исчез почти бесследно. На улицы высыпали торговки наркотиками, смешавшись с толпой последних покупателей, нагруженных всякими дорогими пустяками, необходимыми лишь в рождественскую ночь. Герни давно понял, что Нью-Йорк воссоздает себя только днем. Каждое утро его жители вспоминали свои роли и авторские ремарки. Некоторые из них, отчаянные импровизаторы, предвкушали успех своего представления.

Когда он брал ключи у портье, тот передал ему записку, лежавшую вот уже полчаса, и он сразу же пошел в отель «Плаза». Кэролайн в номере не оказалось, и он остался ждать ее в холле. Он знал, что еще ничего не потеряно – по крайней мере она была жива-здорова. Через десять минут Кэролайн появилась, волоча по полу свою огромную сумку и озираясь по сторонам. При виде Герни с лица ее исчезло выражение гнева и возмущения, какое бывает у человека, обнаружившего измену, а заодно и преступника. Она прошла мимо него к лифтам.

Герни последовал за ней и встал у нее за спиной, пока она смотрела, как на табло загораются номера этажей. Ее густые светлые волосы лежали на воротнике норкового манто и рассыпались по плечам, стоило ей повернуть голову, чтобы удостовериться, что он здесь. Они молча ехали в лифте, и попутчики их то и дело менялись от этажа к этажу. Герни шел за ней по коридору, потом терпеливо ждал, пока она возилась с сумкой и ключами, и наконец вошел в комнату. Кэролайн поставила сумку на стол у окна, положила на нее руки, словно хотела прикрыть покупки, и так и осталась там стоять.

– Я звонила на Лонг-Айленд, мне сказали, что вы выехали. – Она была взволнованна, но не сердита, однако решила разыграть гнев.

– Когда вы звонили, я был в пути, – ответил он. – Мне необходимо было туда съездить. Извините.

Голова ее опустилась, руки беспомощно повисли вдоль туловища. Сумка накренилась набок, и из нее вывалилось несколько свертков.

– Видите ли...

Она отодвинула свертки, освобождая место для целой кипы каких-то кульков и разноцветных пакетов. Затем, перевернув сумку вверх дном, вывалила из нее все содержимое.

– Видите ли, я была у вас в отеле, там сказали, что вы только что ушли. Я знала, что вы едете сюда, на Пятую авеню. Я...

Кэролайн как-то растерянно указала рукой на покупки. Потом робко, как-то по-детски сбросила шубу, которую Герни взял у нее, попросила налить ей виски. Она боялась заговорить о том, ради чего Герни вошел в ее жизнь. Надо потянуть еще минуту-другую, по крайней мере выпить немного.

Взяв у Герни стакан с виски, она, прежде чем сделать глоток, сказала:

– Часа полтора назад один из них позвонил. Сказал, что позвонит позднее – может быть, ночью или утром, в общем, скоро. Спросил о вас и был очень раздражен.

– Это все?

– Да, все.

– Никаких указаний, никаких угроз?

– Разговор продолжался всего... двадцать-тридцать секунд.

– Что именно он спросил обо мне?

Кэролайн прижала стакан к щеке, будто хотела ее остудить. Герни заметил, что выглядит она еще хуже: этот новый контакт с похитителями тяжело дался ей.

– Он спросил: «Кто такой этот Герни? Что он здесь делает?» Что-то в этом роде.

– А вы что ответили?

Кэролайн прикусила губу. Телефонный звонок так много для нее значил, что от волнения она упустила из сказанного больше половины. Но надежды ее не сбылись – не было ни обещаний, ни обсуждения цены, никаких указаний. Целыми днями она металась по своему номеру, двигаясь в сложном рисунке, похожем на пентаграмму, между теми точками в комнатах, где стояли телефонные аппараты. Телефон постоянно был в поле зрения. Звонки портье, горничной и даже Чезаре вызывали у нее головокружение.

Она ждала только один звонок. Она так его желала, что, когда, наконец, это случилось, силы почти оставили ее, а сам разговор привел ее в еще большее отчаяние. Он был беспощадно кратким и ничего не решил. Ее чувства, до крайности обостренные, заслонили все остальное.

– Сейчас вспомню. Кажется, я сказала ему: «Это мой друг». Да, как будто бы так. Тогда он ответил: «Берегитесь» – и назвал меня по фамилии мужа. «Берегитесь, ложь дорого вам обойдется». И положил трубку. Кажется, это все.

Кэролайн в сомнении покачала головой и отвернулась к окну, пытаясь подавить слезы.

– Ну что ж, подождем, – сказал Герни. – Я останусь здесь вместе с вами.

Она кивнула и улыбнулась, обрадованная его решением.

– Извините, хотите выпить?

Он попросил виски с содовой. Кэролайн метнулась к подносу, принесла ему стакан, после чего снова занялась своими покупками, тщательно укладывая их в сумку. Ее лихорадочные движения выдавали сильное напряжение. Наконец она все упаковала и отнесла сумку в спальню. Потом вернулась, взяла стакан с виски, включила телевизор и села на диван, но не рядом с Герни, а на противоположном конце.

Сидя в разных углах, они смотрели какое-то рождественское шоу. Пять женщин и один мужчина, видимо «звезда», такими приторными голосами распевали рождественские гимны, что они звучали почти кощунственно. В красных мини-платьях с капюшонами, отороченными мехом, длинноногие женщины улыбались и пританцовывали, стоя за спиной солиста, проникновенно исполнявшего «Ночь молчит...», словно это была какая-то народная баллада. Воздев руки к небесам и закатив глаза, он выводил свои бархатные трели. Белая крахмальная манишка резко контрастировала со смуглой кожей его лица, казалось насквозь пропитанной загаром.

Герни заметил, что Кэролайн хотела создать в своем номере домашний уют, но эти попытки ничего, кроме грусти, в ней не вызывали. Сбросив туфли и поджав под себя ноги, она бросила острый взгляд на Герни. На протяжении часа, пока они сидели у телевизора, она то и дело принималась тихонько плакать, опустив голову и прикрыв лицо рукой.