Уолбэнгер (ЛП) - Элис Клейтон

Я не выдержала и рассказала им о ночных шалостях Саймона, после того, как осознала, что пока я не поделюсь всеми грязными подробностями, они мне взаимностью не ответят. Они цеплялись за каждое слово, словно толстые дети за еду на «шведском столе». Я рассказала им о леди, с которыми он занимался такой сладкой любовью, а они заполнили несколько пробелов в моих знаниях.

Саймон был фотографом-фрилансером, путешествующим по миру. Они предположили, что сейчас он находится в командировке, что объясняло мой качественный сон. Саймон работал над проектами для канала «Discovery», Общества Кусто, «National Geographic» — для всех шишек. Он награждался за свои работы и несколько лет назад даже провел некоторое время, снимая на войне в Ираке. Он всегда оставлял здесь свою машину, когда путешествовал: старый, видавший виды, черный «Range Rover Discovery», такой, какой вы скорее обнаружите в африканской саванне. На таких люди ездили, пока их не прибрали к рукам яппи.

Между тем, что сказали мне Юэн и Антонио, машиной, работой и международным домом оргазмов по другую сторону моей стены, я начинала складывать вместе кусочки профиля этого мужчины, которого мне еще только предстояло увидеть. И я бы солгала, сказав, что день за днем все больше не заинтересовывалась им.

Позже одним вечером, после того, как я отвезла несколько образцов плитки Николсонам, я решила пройтись до дома. Туман рассеялся, открыв вид на город, и вечерок был подходящим для прогулки. Завернув за угол, я заметила, что «Range Rover» исчез со своего обычного места за домом. Что означало, что на нем куда-то уехали.

Саймон вернулся в Сан-Франциско.

***

Хотя я и готовила себя к очередному раунду стенодолбления, несколько следующих дней не были богаты на события. Я работала, прогуливалась, Клайвила [ имеется в виду, вела себя, как домашний питомец — бездельничала. прим ред. ]. Я гуляла со своими девочками, я готовила прекрасный хлеб с цуккини в своем теперь уже хорошо разработанном миксере и проводила время за исследованием мест для отпуска.

Каждый год я брала неделю отпуска и отдыхала где-нибудь абсолютно одна. В каком-то волнующем месте и никогда не возвращалась туда дважды. Один год я провела неделю в походе в Йосемитском парке. Следующий год я проводила за спуском по канату над тропическим лесом в эколодже на Коста-Рике. Еще один год занималась подводным плаванием с аквалангом у побережья Белиза. А этот год... Я не была уверена, куда хочу поехать. С нынешней экономической ситуацией поездка в Европу становилась чрезмерно дорогой, так что она отпадала. Я обдумывала вариант поездки в Перу, потому что всегда хотела увидеть Мачу-Пикчу. У меня еще было порядком времени, но частенько половина веселья проходила за выбором того места, в котором я хочу провести отпуск.

А еще я проводила неумеренное количество времени около своего дверного глазка. Да, это правда. Когда бы я ни услышала звук закрываемой двери, я фактически бежала к своей. Клайв поглядывал на меня с ухмылкой. Он отлично понимал, что у меня на уме. Однако, почему он меня осуждает, я никогда не узнаю, потому что он навострял уши каждый раз, когда слышал шумы с лестницы. Он все еще тосковал по своей Муркиной.

Как ни странно, но я все еще не увидела Саймона. Однажды я подоспела к своему глазку и увидела его, входящего в свою квартиру, но все, что я заметила, — черная футболка и беспорядочно торчащие темные волосы. И даже они могли быть темно-русыми — сложно сказать из-за приглушенного света в коридоре. Для лучшей слежки мне нужно более яркое освещение.

В другой раз я увидела, как «Range Rover» отъезжает от обочины в тот момент, когда вывернула из-за угла по пути с работы домой. Он бы проехал прямо мимо меня! И точнехонько, когда я почти уже впервые на него взглянула, на самом деле увидела мужчину, стоящего за мифом, я споткнулась и села на задницу прямо на тротуаре. К счастью, Юэн меня заметил и помог мне, моему ушибленному эго и отбитому заду подняться с асфальта и зайти внутрь за антисептиком и виски.

Но по ночам все было тихо. Я знала, что Саймон дома, и подчас его даже слышала: ножка стула скрипнула по полу, тихий смешок или два. Но никакого гарема и, как следствие, никакого стенодолбления.

Но как бы то ни было, большую часть ночей мы спали вместе. У него играли Дюк Эллингтон и Глен Миллер, а я лежала в своей постели, бесстыдно слушая. Раньше мой дедушка по вечерам проигрывал старые записи, так что щелканье и потрескивание иголки на виниловой пластинке было успокаивающим, и я засыпала, а Клайв сворачивался клубочком у меня под боком. Скажу это Саймону: у него хороший музыкальный вкус.

Но все эти тишина и спокойствие были слишком хороши, чтобы продолжаться, и все полетело к чертям несколько ночей спустя.

Сначала меня развлекли еще одним раундом со Шлепком. Она в очередной раз была очень плохой девочкой и определенно заслуживала звучного отшлепывания, которое и получила, — отшлепывание, которое продолжалось в течение получаса и закончилось криками: «Вот оно! Прямо здесь. Боже, да, прямо здесь!» — прежде чем начали содрогаться настоящие стены. Я всю ночь пролежала без сна, закатывая глаза и все больше и больше расстраиваясь.

На следующее утро, со своего поста у дверного глазка, я увидела, как Шлепок уходит, и впервые хорошенько ее рассмотрела. У нее было розовое и сияющее личико, а сама она была приятной, немного полноватой девушкой с пышными бедрами и серьезным таким бампером. Она была низкой — очень низкой — и немного пухлой. Ей пришлось встать на цыпочки, когда она целовала Саймона на прощание, и я снова упустила возможность его увидеть, потому что смотрела, как она уходит. Я подивилась его вкусу в женщинах. Она была абсолютной противоположностью тому, что я увидела у Муркиной, которая выглядела, как модель.

Предвидя, что скоро на горизонте появится Муркина, следующим вечером я дала Клайву целый пакетик кошачьей мяты и полную миску тунца. Я надеялась, что он так обдолбается, что отключится раньше, чем начнутся какие-то реальные действия. Но угощение возымело обратный эффект. Мой мальчик был готов веселиться на всю катушку, когда около 1:15 ночи из-за стены донеслись первые визги Муркиной.

Если бы Клайв мог нацепить мини-смокинг, он обязательно бы это сделал.

Он носился по комнате, туда-обратно вышагивая перед стеной, держась хладнокровно. Однако, когда Муркина начала мяукать, он не смог сдержаться. Клайв снова бросился на стену. Он прыгнул с тумбочки на комод, а с него на полку, скидывая подушки и даже лампу, чтобы приблизиться к своей возлюбленной. Когда он сообразил, что никогда не сможет подкопаться под штукатурку, то начал петь ей серенады в странном стиле кошачьего Барри Уайта, его вой по интенсивности совпадал с ее.