Корабль Иштар - Абрахам Грэйс Меррит

глубиной в шесть тысяч лет между ее жизнью и его. Цепляясь за него, она хотела увериться в себе. Она ухватилась за последнее оружие женщины – первичное назначение женщины – уверенность в своей женственности, в том, что ее желают.

Нет, поцелуи, обжигавшие его губы, должны были убедить не его – ее самое.

Но ему было все равно. Она была в его объятиях. Он отвечал поцелуем на поцелуй.

Она оттолкнула его, вскочила на ноги.

– Значит, я женщина? – торжествующе спросила она. – Женщина – и живая?

– Женщина! – хрипло ответил он, все его тело дрожало. – Живая! Господи, да!

Она закрыла глаза; глубоко вздохнула.

– Это правда, – воскликнула она, – и это единственная правда из всего сказанного тобою. Нет, теперь молчи, – остановила она его. – Если я женщина и жива, отсюда следует, что все сказанное тобою – ложь. Я не могу быть живой, если с того момента, как я вступила на этот корабль, прошло шесть тысяч лет и Вавилон превратился в пыль. Ты лживая собака! – закричала она и украшенной кольцами рукой ударила Кентона по губам.

Кольца глубоко поранили его. Кентон упал, ошеломленный и болью, и неожиданным изменением ее поведения, а она раскрыла внутреннюю дверь.

– Луарда! Атнал! Все!! – гневно призывала она. – Быстро! Свяжите эту собаку! Свяжите его, но не убивайте!

Из каюты вырвались семь девушек-воинов, в коротких юбках, обнаженные по пояс, в руках они держали легкие копья. Они набросились на него. И в то же время Шарейн вырвала у него из руки меч Набу.

И вот юные ароматные тела окружили его кольцом женской плоти, мягкой, но неразрывной, как сталь. На голову ему набросили синий плащ, обернули вокруг шеи. Кентон очнулся от оцепенения – очнулся с гневным криком. Высвободился, сорвал плащ, прыгнул к Шарейн. Но гибкие тела двигались быстрее, девушки заслонили Шарейн от него. Они кололи его копьями, как матадор колет нападающего быка. Назад и назад теснили они его, рвали одежду, там и тут показалась кровь.

И сквозь эту пытку он слышал ее хохот.

– Лжец! – насмехалась она. – Лжец, трус и глупец! Орудие Нергала, посланное сюда с лживой весть, чтобы поколебать мое мужество! Назад к Нергалу вернешься ты с другой вестью!

Девушки, опустив копья, как одна, бросились вперед. Они вцепились в него, обхватили руками и ногами, увлекли вниз. Выкрикивая проклятия, молотя кулаками, пинаясь – больше не думая, что перед ним женщины, – Кентон боролся с ними. Ногой он зацепился за перемычку двери розовой каюты. И упал, таща за собой этих диких кошек. Продолжая драться, они выкатились за дверь.

Сзади послышался крик, предупреждение Шарейн – какой-то резкий приказ. Державшие его руки и ноги разжались, девушки отступили.

Всхлипывая от гнева, Кентон вскочил на ноги. И увидел, что находится совсем рядом с чертой, разделяющей белую и черную палубы. Он подумал, что именно поэтому Шарейн отозвала своих фурий: они подкатились слишком близко к загадочной преграде.

Снова он услышал ее смех. Она стояла на галерее с маленькими цветущими деревьями, голуби вились над нею. В руках ее был меч Набу; она насмешливо подняла его.

– Эй, лживый посланец! – насмехалась Шарейн. – Эй, собака, побитая женщинами! Иди, возьми свой меч!

– Иду, черт тебя побери! – крикнул он и прыгнул вперед.

Корабль покачнулся. Потеряв равновесие, Кентон откинулся назад и перекатился через линию, разделяющую белую и черную палубы. Перекатился – невредимый!

Что-то в глубине его сознания отметило этот факт, отметило его чрезвычайную важность. Как бы велика ни была власть барьера, на Кентона она не распространялась. Он приготовился прыгнуть назад на белую палубу.

– Остановите его! – послышался голос Кланета.

И посредине прыжка его схватили за плечо и повернули длинные мускулистые пальцы. Он смотрел в лицо барабанщика. Когти барабанщика подняли его и, как щенка, швырнули назад.

Тяжело дыша, как рассерженный щенок, Кентон с трудом удержался на ногах. Вокруг него смыкалось кольцо людей в черной одежде, с смертельно-бледными, невыразительными лицами, с сжатыми кулаками. За этим кольцом стоял воин с красной бородой и бледными агатовыми глазами; а рядом с ним Черный жрец.

Но Кентон не обратил на них внимания. Он ринулся вперед. Черные одеяния сомкнулись над ним, охватили его, прижали к палубе.

Корабль снова качнулся, на этот раз сильнее. Кентон, сбитый с ног, скользнул в сторону. Его накрыло волной. Руки, державшие его, разжались. Другая волна подняла его и захлестнула с головой. Он погрузился глубоко; отчаянно устремился к поверхности; протер глаза и поискал корабль.

Ревел ветер. Подгоняемый ветром, корабль быстро удалялся – он был уже в ста ярдах. Кентон закричал и поплыл к нему. Парус спустили, весла ожили, стремясь удержать корабль против ветра. Но корабль продолжал удаляться все быстрее и быстрее.

Он затерялся в серебристом тумане.

Кентон перестал бороться; плыл, затерянный в неведомом мире.

Его ударило волной; он вынырнул, захлебываясь водой. Морская пена хлестала его. Он услышал гром прибоя, свист волн, разбиваемых скалами. Его подхватила другая волна. Удерживаясь на ее вершине, он увидел прямо перед собой желтый утес, поднимающийся из груды огромных камней, на которые с ревом накатывались волны, брызгая фонтанами пены.

Огромная волна подняла его и бросила на желтый столб.

Толчок оказался не сильнее, чем прикосновение к паутине. Несколько мгновений ему казалось, что он несется сквозь мягкую густую тьму. И с ним несется рев ураганов. Неожиданно движение прекратилось, шум ураганов стих.

Он лежал навзничь, пальцы его сжимали какую-то жесткую ткань, которая упрямо рвалась из рук. Он перекатился, вытянул руки, одна из них коснулась холодного полированного дерева. Он сел…

Он снова был в своей комнате!

Кентон с трудом встал и, ошеломленный, стоял, покачиваясь. Что это за темное пятно у его ног? Вода – вода, капающая с него, странного цвета – чуть красноватая.

Он понял, что вся его одежда промокла. Лизнул губы – соленые. Одежда его изорвана, с нее каплет соленая вода.

А из десятка ран течет кровь и смешивается с водой.

Он, спотыкаясь, двинулся к игрушечному кораблю. На черной палубе несколько кукол, наклонясь через борт, смотрят в воду.

На галерее над розовой каютой крошечная фигурка…

Шарейн!

Он коснулся ее – алмазно твердая, алмазно холодная, игрушка!

И все же – Шарейн!

Его сотрясла вернувшаяся волна безумного гнева. Слыша ее смех, Кентон бранился, искал, чем бы ударить по кораблю, разбить его на куски. Никогда больше Шарейн не будет смеяться над ним!

Он схватил за ножку тяжелый стул, поднял его над головой и на мгновение задержал, прежде чем обрушить на корабль…

И вдруг ощутил на