По секрету всему свету - Пол Андерсон

— Тогда… забудем о нем, и он уберется восвояси?

— Боюсь, что нет, — она выглядела обеспокоенной. — Они ведь не дураки, эти ханские служаки. Это их обычный поисковый прием. Они кружат над одной и той же территорией до наступления ночи. Затем, если мы решим ехать дальше, придется включить нагреватели варяков, чтобы не замерзнуть. И тогда мы будем выглядеть в их инфракрасных видоискателях словно пламя горящего стога сена.

Флэндри потер свой гладкий подбородок Мало того, что алтайская одежда была смехотворно короткой для него, да еще борода не росла из-за того снадобья, которое дернуло же его принять. Благодари теперь богов элегантности! Ему очень хотелось закурить.

— Так что же нам делать? — спросил он. Буртай пожала плечами:

— Пока оставаться здесь. У нас есть спальные мешки с отличной теплоизоляцией. Мы не замерзнем, если залезем вдвоем в один из них. Но если ночью температура упадет сильно ниже нуля, наше собственное дыхание и инфракрасное излучение тел выдадут нас.

— Как далеко отсюда твои друзья? Буртай потерла свои миндалевидные глаза.

— Не могу сказать точно. Они перемещаются вдоль Хребта но самому краю Кара-Гоби. В это время года они спускаются в южные районы, так что мы находимся не слишком далеко от той или другой орды. Но в степи небольших расстояний не бывает. — Помедлив, она добавила: — Даже если мы доживем до утра, то не сможем больше ехать. Энергетические накопители варяков истощены до предела. Нам придется идти пешком.

Флэндри окинул взглядом машины, грязные и разбитые до неузнаваемости.

«Удивительно выносливые механизмы, — подумал он рассеянно. — В основном кустарной работы с использованием ручных инструментов, изготовленные с тщательностью, возможной только в обществе с некоммерческой экономикой. Кстати, коротковолновые передатчики… Не стоит сожалеть. При первой же попытке связаться с Тебтенгри этот летающий ящик там, наверху, бросится вниз, словно ястреб».

Он расслабился и лег на спину. Земля оказалась весьма холодной. Через минуту Буртай последовала его примеру и прильнула к нему с детской доверчивостью.

— Если нас поймают, что ж, такова пространственно-временная структура, — сказала она с фатальным спокойствием. — Но что ты намерен делать, орлук, если нам удастся добраться до моих друзей?

— Прежде всего я должен послать сигнал Терре. Не спрашивай меня как.

— А если ты не вернешься, твои друзья прилетят сюда, чтобы отомстить?

— Нет. Хану достаточно сказать бетельгейзианам, что я погиб в результате несчастного случая во время мятежа, или что-нибудь в этом роде, и я буду кремирован со всеми почестями. Обожженный бластером труп приблизительно моего роста вполне сойдет для такого представления. Ведь для существа нечеловеческой расы все мы на одно лицо. Когда известие попадет в мою организацию, естественно, возникнут некоторые подозрения. Но из-за занятости повседневной работой одних подозрений окажется недостаточно, чтобы предпринять какие-то действия. В лучшем случае сюда направят еще одного агента. Но на этот раз хан успеет подготовиться и одурачит его: замаскирует новые военные объекты и установки, позволит нашему человеку встретиться только с верными ему людьми, покажет только то, что посчитает нужным показать, и так далее. Как может один человек противостоять целой планете?

— Но ведь ты сумел уже что-то сделать.

— Я же говорил тебе, что застал Олега врасплох.

— Ты должен что-то придумать, — спокойно продолжала настаивать Буртай. — Разве нельзя, например, переправить контрабандой письмо с помощью бетельгейзиан? Мы можем заслать наших агентов в Улан-Балай.

— Я думаю, такая мысль уже пришла в голову хана. Он сможет поставить дело так, чтобы никто, кроме верных ему людей, не вступал в контакт с бетельгейзианами, а все экспортные материалы подвергались тщательному досмотру.

— Тогда напиши письмо на своем языке.

— Он прочитает его сам, если уж никто другой не сможет.

— О нет. — Буртай приподнялась, опираясь на локоть. — На Алтае никто, кроме тебя, не знает англик. Так, кажется, он называется? Кто-то из бетельгейзиан, возможно, знает, но у нас не было необходимости изучать его. Олег читает только на алтайском и основном бетелыейзианском языках. Я знаю. Как-то ночью он сам сказал мне об этом. — О событиях прошедшего года она говорила абсолютно невозмутимо. Видимо, в этом обществе быть рабыней в гареме не считалось бесчестьем — издержки войны и не более того.

— Да что там, — продолжал Флэндри, — хотел бы я посмотреть, как это люди Олега пропустят письмо на незнакомом алфавите. Пока они не получат меня живым или мертвым, они даже близко не подпустят к любому космическому кораблю или пассажиру ничего вызывающего хоть малейшее подозрение.

Буртай села. Неожиданно ее глаза наполнились слезами.

— Но ты не можешь быть таким беспомощным! — вскричала она. — Ведь ты же с Терры!

Ему не хотелось разочаровывать ее, и он сказал:

— Ладно, мы еще что-нибудь придумаем. — Он торопливо сорвал стебелек травы, разгрыз его и перевел разговор в другое русло: — Вкус этой травы очень напоминает мне вкус травы дома. Просто удивительное сходство.

— О, так эта трава терранского происхождения. — Отчаяние Буртай мгновенно сменилось изумлением, что ему неизвестны такие прописные истины. — Первые колонисты нашли здесь фактически пустыню со скудной растительностью, в основном ядовитой для человека. Все другие местные формы жизни из-за отсутствия воды отступили в арктическую и антарктическую зоны. Наши предки привезли с собой семена растений и небольших животных. С помощью генетических исследований и селекции им удалось создать виды растений и животных с подходящими для местных условий свойствами и устойчивой наследственностью. В конце концов почти вся экология экваториальной части Алтая стала походить на терранскую.

Флэндри еще раз убедился, что Буртай, несмотря на кочевой образ жизни, обладала некоторым запасом знаний и культуры. Да-а, интересно будет посмотреть на эту цивилизацию на колесах… если он останется в живых, конечно… что весьма сомнительно. Он очень устал и не мог сосредоточиться. Его мысли произвольно блуждали в попытке связать все, что он увидел за последние дни, с хорошо известными ему фактами.

Судя по всему, Красна была старой звездой, относящейся приблизительно к середине второй звездной популяции. Внутри-галактический дрейф вынес звезду из ядра Галактики в один из ее рукавов. Поэтому Красна и ее планеты содержали мало тяжелых элементов, которые образуются внутри звезд, возникающих при взрывах новой или сверхновой звезды, и накапливаются при их последующей эволюции. С массой меньшей, чем у Солнца, Красна почти все время своего существования оставалась красным карликом.

В течение первого миллиарда лет температурные условия на поверхности Алтая и Терры почта не отличались благодаря внутренним источникам тепла. В этот период в мелководных морях планеты развились протоплазменные формы жизни и, возможно, примитивные наземные организмы. Но планета остывала, истощились радиоактивные источники энергии. Остался лишь скудный поток тепла от тусклой Красны, и Алтай начал замерзать. Процесс остывания протекал настолько медленно, что некоторые формы жизни успевали приспособиться к новым условиям. Прошло много миллионов лет, и Алтай от полюса до полюса покрыла сплошная корка льда. Старый, старый мир. Настолько старый, что одна из лун, двигаясь по спирали, подошла к планете так близко, что распалась на бесчисленное множество осколков и образовала кольца. Настолько старый, что Красна уже завершила первую стадию сжигания водорода и перешла к следующей. Теперь она с каждым миллионом лет будет становиться все горячее и ярче. Вода в морях и океанах Алтая растает, а потом и закипит, когда Красна станет новой. Наконец, на завершающей стадии своей жизни, Красна превратится в белого карлика и начнет угасать, погружаться в вечную темноту.

Но пока этот процесс только начался. Только в тропическом поясе планеты температура поднялась до уровня, пригодного для жизни людей. Большая часть растаявшей воды ушла к полюсам в виде снега, оставив равнины сухими, а скудная растительность вынуждена адаптироваться… или исчезнуть, уступив место под солнцем зеленой траве…

Мысль Флэндри перескочила к отдаленному будущему его планеты и замерла. Леденящий вечерний бриз вернул его к действительности. Он почувствовал, что его тело окоченело, и со стоном принял сидячее положение. А ведь солнце еще не село. Что же будет ночью? Буртай сидела с отрешенным видом. Флэндри позавидовал ей. Нет, это не для него: подвергаться риску замерзнуть насмерть, идти по иссушенной равнине сотни километров, идти, несмотря на усиливающийся осенний холод, час за часом, день за днем.